Возвышение. Земли Ордена - Михаил Павлович Игнатов

— Надо же. Клинок Мщения, у которого не было ни супруги, ни детей, принимает сторону отца, но стороне супруга не даёт права ненависти и злости?

— Почему не даю? Даю. И даже восхищён, что кто-то ненавидит Эрзум сильней, чем я сам. Но спросить-то я могу?

— Можешь, если доплатишь за вопрос, — снова журчание и недовольный голос Пересмешника. — Ещё. Краёв не видишь?

— Тебе до краёв нальёшь, так расплескаешь.

— Не на твой же халат, Аранви. До дна!

— Вот — дно, доволен?

— Так-то ты правильно говоришь, тем более я в то время и стражником уже не был, стал вольным наёмником, не сильно чистым на руку. Да вот только кое в чём ошибаешься. Драгоценный цветок клана, — даже качаясь на волнах силы и стихии я ощущал в голосе Пересмешника странное сплетение нежности и ненависти. — Кого так называют? Любимых дочерей и внучек главы, старейшин и прочих сильнейших людей клана.

— Именно. Тех, с чьей помощью и чьим талантом, отданным мужу и новой семье, будут заключены новые союзы или упрочнены старые. Драгоценные цветки, что дороже любых духовных камней и целых Шахт, цветы, один из которых ты увёл.

— Вот только Юран не была драгоценным цветком клана.

— Хм, так чей тогда она была дочерью?

— Я не знаю, Аранви.

— Кх-м! Вы ни разу не говорили об этом?

— Она не знала отца! Драгоценный цветок клана? Драгоценные цветы клана не прячут в глухомани и не доверяют их охрану наёмникам, чьё главное достоинство — умение держать язык за зубами.

— Тебе прямо сейчас придумать пару объяснений, когда так поступают даже в самых сильных фракциях?

— А ещё драгоценных дочерей клана учат множеству вещей, чтобы они достойно оттенили будущего мужа.

— Вот сейчас не понял.

— Наливай, — потребовал Пересмешник. — Что тут понимать? Всё, что было у Юран это красота, невероятная доброта и Возвышение. Когда мы встретились, она не умела даже читать. Я! Я научил её читать.

— Не драгоценный цветок, а дочь одного из недругов, взятая в заложницы?

— Все твои мысли не в ту сторону, старый дурак.

— Так не темни, укажи, в какую сторону думать, такой же старый дурак.

— У неё было шесть сестёр.

В наступившей тишине я едва не заснул, наполняемый волнами силы и стихии, но голос Аранви снова зазвучал, вырывая меня из полудрёмы.

— Точно, ты ведь уже говорил про сестёр. Но… шесть? Мало кто из идущих к Небу может похвастаться большой плодовитостью. Шесть сестёр? И какое у них было Возвышение?

— Как рассказывала Юран, ничуть не хуже, чем у неё, а она, когда мы встретились, была пиковым Предводителем Воинов, который ничего не умел, кроме как медитировать и не знал ни единой техники, даже Покрова.

— Семь девушек, которых не учили даже читать, а лишь всю жизнь заставляли возвышаться⁈

— Я гляжу, ты даже протрезвел, Аранви?

— Ублюдки, неужели гниль проникла в клан Эрзум так сильно? Неужели один из сильнейших кланов Империи втайне использует уловки сектантов?

— Клан Эрзум должен быть стёрт с лица земли! — с ненавистью процедил Пересмешник, а через миг сдавлено и изумлённо воскликнул. — Старший!

— Старший, — повторил Аранви.

— А теперь разъясните для духа, который четыре сотни лет сидит без новостей. О чём это вы тут толкуете? Что за уловки сектантов?

— Старший, — осторожно произнёс Аранви. — Я и Травер подозреваем один из кланов в использовании уловок секты Амок.

— Выращивание детей своей родословной для создания из них пилюль? — прорычал дух Изард, а затем рявкнул. — Хватит разлёживаться!

Меня вышибло из убаюкивающих волн, снесло на берег моря, протащило по гальке, обдирая кожу и отбивая бока, а затем вышвырнуло под яркое сияние потолка этажа Здоровья. Я щурясь и моргая, со всхлипом втянул в себя воздух и приподнялся на локтях, обнаружив себя посреди круга медитаций, того, что между трав стихии воды.

— Нас ждут дела, — только что рядом со мной никого не было, а теперь появился Изард, вздёрнувший меня на ноги едва ли не за шкирку.

Я, ничего не понимающий, ещё буквально десяток вдохов назад лишь вошедший в зал лечения, тот, для кого обступившая темнота вдруг сменилась ярким днём, духом и замершим в пяти шагах от меня Седым с Пересмешником, только и сумел, что изумлённо моргнуть и спросить:

— Какие дела?

— Мои! — прорычал дух Изард и всё вокруг залило ярким светом.

Когда он так же быстро, как и появился, исчез, я обнаружил, что вокруг уже не площадка этажа Здоровья, а огромный, мрачный, пустой зал, размеры которого не давало оценить едва тлеющее освещение.

Стоило моим ногам коснуться полированного камня, как внутри него родилось мерцающее сияние, словно лунный свет замер в его глубинах. Дымка темноты, в которой терялись далёкие стены, начала стремительно отступать, исчезая в золотистом свете, который стал литься отовсюду и ниоткуда одновременно, словно сам воздух начал светиться.

Я осторожно сделал первый вдох этого странного воздуха. Он оказался сухим и прохладным, совсем не таким, как воздух этажа Павильона Здоровья, да и силы Неба в нём было явно меньше.

Сияние разогнало тьму, позволив осмотреться без помех. Если не считать сияющего воздуха и мерцающего пола — обычный этаж города. Без стен, перегородок, поместий и прочего. Огромное пустое, кажущееся бесконечным пространство полированного камня под ногами.

Даже Седого и Пересмешника нет. Только я и дух Изард. Стоим, скорее всего, ровно посередине этажа, если меня не обманывает зрение. Я вскинул голову. Ну и потолки здесь. Древние здесь что, на мечах летали? Во всяком случае, это точно не тот этаж, где я шёл через туман под давлением силы. Там не светился пол.

Дух Изард окинул меня взглядом, в котором ещё тлела злость и ярость.

— Оправься, — буквально выплюнул он из себя приказ. — Глядеть тошно на твой помятый вид.

Я задрал подбородок и процедил ответ:

— Разве в этом есть моя вина? Сколько дней я пролежал на лечении?

— Два.

— И у тебя не нашлось двадцати лишних вдохов, чтобы дать мне прийти в себя?

— А то, что ты почти тысячу этих своих вдохов