Хрустальная колыбельная - Мидзуна Кувабара
— Сперва расслабься и очисти разум. Теперь скрести ноги вот так, — Кокуре показал позу лотоса, и Такая сел так же. — Хорошо. Мы приступим к одному из методов Канхо[22] — методу очищения сознания от отвлеченного путем подсчета вдохов. Это называется Сюсокюкан[23] Он не только позволит тебе сконцентрироваться, но и подготовит к общению с твоей вселенной. Для этого тебе нужно считать от одного до десяти, по счету на каждый вдох. Когда досчитаешь, начинай сначала. Теперь, — Кокуре показал развернутый свиток, — необходимо представлять в воображении символы Аун[24]: на выдохе — а[25], на вдохе — ун[26]. А именно вот эти.
В свитке значились огромные (A) и (УН) — символы из санскрита.
— Аун произносится как «а» и «н». Звук «а» получается, когда ты открываешь рот, «ун» — когда закрываешь; символы эти, по своему существу, охватывают все существующее от начала до конца… другими словами, они выражают все. Рты стражей Нио[27] у ворот нашего храма устроены именно в форме «а» и «ун».
— Яяяяясно…
— Когда дышишь, рисуй эти символы в воображении. Одновременно выбрасывай из головы праздные мысли и приводи сознание в равновесие. Когда сможешь это сделать, перейдешь на второй уровень, — палец Кокуре скользнул по символу «а». — Следующий этап — Адзикан[28], вид медитации. Вписываешь «а» в круг полной луны и чувствуешь себя одним целым с Даиничи Нераи… это один из самых эффективных способов, представленных в Сутре Махаваирокана[29].
— Одним целым с Даиничи Нераи?
— Даиничи Нераи — Будда в начале космоса, а знак «а» его символизирует. При виде этого символа ты видишь начало космоса… и основы собственного микрокосма. Он на самом деле обладает силой уравновесить ток крови в каждой части тела… позволяет тебе осознать течение объединенных способностей и разума, когда они сливаются воедино, — Кокуре чуть улыбнулся. — Повторяй, пока не сможешь контролировать этот ток по желанию. Высвобождение твоих сил тоже от этого зависит.
Такая наполовину верил, наполовину сомневался, но…
Кокуре выпрямился:
— Хорошо. Теперь концентрируйся. Начни со счета дыхания. Представь «а» и «ун». Хорошо? Пожалуйста, зажмурься.
Такая восстановил в памяти символы санскрита и, как ему велели, закрыл глаза.
— Расслабься. Дыши естественно. На выдохе представляй «а». На вдохе — «ун». Считай вдохи… верно, просто пусть все будет естественно…
Вдыхая и выдыхая, Такая рисовал в воображении «аун».
«A»…
«УН»…
— Просто воображать их недостаточно. Ты должен рассмотреть. «Дыхание»… другими словами, «аун». Разгляди их в воображении.
Три…
Четыре…
Кокуре молча наблюдал за Такаей; нелегко было войти в это состояние с первого раза.
И конечно, Такая делал не в точности то, что ему сказали. Ему приходилось держать в голове образы, поэтому дыхание и медитация не были одновременными; да и плечи скорее напряглись еще сильнее, нежели расслабились. Кроме того, ему было трудно сосредоточиться, ощущая на себе взгляд Кокуре.
«Какого черта я должен это делать?» — думал он раздраженно, однако, под взглядом Кокуре он не мог просто остановиться. Такая даже и не хотел серьезно стараться… но, пока другого выбора не оставалось, продолжал с кашей в голове считать.
И потом…
Минут через двадцать что-то начало меняться.
Сам Такая не ощущал ничего. Нет… он в самом деле начал входить в медитативное состояние, но не замечал этого.
С каждым повтором цикла счета его дыхание и представление вправду соединялись и гладко текли вместе даже прежде, чем он успевал их проконтролировать.
Вероятно, сейчас сознание Такаи было полностью обращено внутрь… та постоянная напряженная бдительность по отношению к внешнему миру исчезла.
«Поразительно… — Кокуре в восхищении сильно втянул воздух. — Какая чудесная концентрация».
В пространстве вокруг Такаи не было ни единого следа беспокойства.
Его беспокойство растворилось, как только он погрузился в медитацию.
Кокуре задумчиво прищелкнул языком. То, что Такая достиг успехов за такое короткое время, медитируя впервые… его таланты действительно выходили за грань обычного.
«Есиаки и в самом деле поручил мне адски способного юношу».
Может, и чтобы высвободить его силу, понадобится меньше времени, чем ожидалось?
И пока Кокуре размышлял…
Плечи Такаи слабо дернулись. А потом его ритм внезапно сбился.
Дыхание Такаи и воображение «аун» стали напряженнее. Он немедленно попытался расслабиться, но очевидно больше не мог войти в медитативное состояние, однажды потревоженное.
Кокуре заинтригованно посмотрел на Такаю:
— Молодой монах?
Услышав голос Кокуре, Такая наконец открыл глаза и глубоко вздохнул.
— Что-то не так?
— А… нет, — Такая выглядел слегка взволнованным. — Просто вот только что… что-то…
— Что-то? Что именно?
Такая замолк. Он не мог выразить это словами. Нет, хоть он и не мог ничего вспомнить, кроме образа, но почувствовал в себе нечто, мешающее войти в глубокий транс.
Или точнее было бы сказать, что нечто вытолкнуло его из глубин подсознания?
Такая никак не мог представить, что, возможно, дело было во внушении Кагеторы — его другой личности: эта стена, которая выросла из руин сознания Кагеторы, чтобы запечатать его память, препятствовала проникновению извне и откликалась в Такае головной болью.
— Попробуем еще раз?
— А? Ну, ладно…
Такая отважно попытался снова, но на этот раз все не пошло так гладко. Сколько бы он не считал вдохи, отвлекался прежде, чем успевал взять себя в руки.
Кокуре уже ушел из главного храма, а Такая продолжал считать.
Но текли минуты, а он все никак не мог сосредоточиться.
— Сэндай? — за день до отъезда Такая посвятил в свои планы младшую сестру Мию; та вытаращила глаза. — Братец, ты собираешься в Сэндай?
— Ага… — виновато отозвался Такая. — С парой друзей… наверное, куда-нибудь в Мияги[30].
— Хмм, неожиданно, правда? — выражение ее лица стало странным, но спустя момент Мия безоблачно заулыбалась: — Может, ты увидишь маму, а? Если увидишь, скажешь, что у нас все хорошо?
— О… да, — понурившись, Такая кивнул.
Такая вышел из главного здания в сад и посмотрел в чистое голубое небо Сэндая.
Он все еще думал о улыбке Мии.
«Это ведь уже неважно, так?»
Образы прошлого промелькнули у него в голове.
Случилось это пять лет назад. Каждый день в семье бушевала буря: безумный от выпитого отец; мать, которая отчаянно силилась успокоить его. Драки и жестокость. Казалось, Такая тогда каждый день видел, как мать рыдает у себя в комнате.
Мама ушла от них только с маленькой сумкой. Она оглядывалась бессчетное количество раз, и на лице ее были как облегчение — что она смогла убежать от всего этого — так и глубокая вина перед покинутыми детьми. В это время
