Янтарный звездопад - Мидзуна Кувабара
На Чиаки и Аяко обрушился удивительный своей мощью удар.
— Аааааа!
Их сбило с ног и кубарем проволокло по земле. Путы с Есиасу спали.
— Кк… какого!
В поле зрения приподнявшегося со стоном Чиаки мелькнула фигура в белом. Встала перед ними и посмотрела с холодной улыбкой:
— Пожалуй, теперь вашим противником стану я.
— ! — и у Чиаки и Аяко от удивления перехватило дыхание: — Косака!
Красивый юноша очаровательно улыбнулся — Косака Дандзеноске Масанобу стоял перед ними, словно горячей дымкой, окутанный мерцающей энергией.
* * *
— Оставь меня, — попросил Такая, и Юзуру оставалось только подчиниться.
Он было решил, что Такая в депрессии, но не тот это был случай.
Такая выдвинул первой целью пробуждение сил Кагеторы и даже сейчас все еще пытался сделать это с помощью техники медитации, перенятой у Кокуре. При хорошей концентрации все должно было получиться. А при посторонних в комнате он бы отвлекался.
Ничего из этого он не объяснял, но Юзуру понял и без слов. Он безропотно послушался и вышел, но так и не смог оставить Такаю и куда-нибудь пойти. Поэтому, обхватив колени руками, уселся тут же перед дверью.
«Уэсуги Кагетора…»
Они сказали, что таково настоящее имя Такаи. Чиаки рассказал. У Юзуру не выходило все вот так вот просто принять, а кто-нибудь другой просто посмеялся бы над подобной чепухой. Но Юзуру видел эти силы собственными глазами и, вспоминая прошедшие события, находил все больше соответствий с рассказом Чиаки.
«Почему…»
В одиночестве сидя перед дверью, Юзуру вернулся мыслями к лучшему другу.
«Ну почему это должно было произойти с Такаей?»
Юзуру еще не поставили в известность насчет того, что о нем сказал Косака. И хотя он до конца не понял, зачем Чиаки взял у него клятву о содействии, только был благодарен, что может оставаться с другом.
Уэсуги Кагетора, позабывший все. Пускай Такая — это он, но…
«Я твой друг, Такая, — будто в молитве, Юзуру опустил ресницы. — Это ведь нормально, что я с тобой, да?»
Внезапно раздались чьи-то шаги — Юзуру удивленно вздернул голову. Около лифта, похоже, только-только выйдя из него, стоял высокий мужчина в черном костюме. И Юзуру знал его лицо.
— Наоэ-сан!
— Юзуру-сан… Откуда вы здесь?
Юзуру вскочил и вцепился в изумленного Наоэ:
— Как здорово, что с вами все хорошо! Мы все так беспокоились!
— Это Чиаки Сюхэй вас привез?
— Ага, мы приехали сюда вчера вечером. Но…
Наоэ натолкнулся взглядом на дверь:
— О Кокуре-сан я наслышан. А Такая-сан как? Он здесь?
— Да, но…
Увидев несчастные глаза понурившегося Юзуру, Наоэ мягко попросил:
— Не могли бы вы рассказать в деталях о том, что происходит в Сэндае?
— Ладно, — кивнул Юзуру и рассказал все, о чем знал.
Выслушав его, Наоэ нахмурился и прищелкнул языком:
— Кажется, я отстал от жизни. Не думал, что сила кинрин но хо уже так проявила себя…
— Чиаки и Аяко-сан отправились к развалинам. Сказали, что будут изгонять того, кто наложил заклятие…
— Ясно. С этим разобрались, Юзуру-сан, а вы сами как? Мы ведь сейчас в гипнотическом барьере.
— Ну, — Юзуру засучил левый рукав куртки, и под ним обнаружился браслет, который Наоэ когда-то дал защитой от духа Сингена. — Мне его Чиаки дал. Сказал, что пока он на мне, заклятие Могами не подействует. Так что я нормально и физически, и психически.
Этот браслет подходил Юзуру: с ним было очень спокойно.
«А Кагетора-сама…»
Наоэ снова перевел взгляд на закрытую дверь.
— Такая медитирует, — подсказал Юзуру. — Он всерьез собрался вернуть силы.
Наоэ вздрогнул:
— М-медитирует?
Юзуру кивнул, и Наоэ пронзило нехорошее предчувствие. Медиация позволяет углубиться в самые дальние уголки себя, к той, истинной личности.
Разжав вспотевший кулак, Наоэ повернул ручку и неслышно вошел в комнату. В центре традиционного японского помещения на десять татами сидел Такая в позе лотоса. Ему уже не было дела ни до постороннего присутствия, ни до звуков: он погрузился в глубокий транс. По ровному напряжению, окутавшему его, можно было предположить, насколько Такая ушел в себя.
Все же медитация никак не походила на спокойную: с начала ее минуло уже два часа, но глубочайшие слои подсознания упорно выталкивали Такаю. Вот она, стена самовнушения, которой окружил себя Кагетора. Стена настолько твердая, что не позволяла Такае сделать к личности Кагеторы ни единого шага. Но на этот раз он не собирался сдаваться без боя и продолжал жестокое сражение с самим собой. Если он не сокрушит стену, то не приблизится к Кагеторе, не сможет постичь его силы. Инстинктивно Такая это понимал, потому и собрал все возможности духа на штурм.
Наоэ словно парализовало.
«… Кагетора-сама…»
На лице Такаи еле заметно читалась мука — ничего, кроме боли. Он боролся сам с собой. Нерушимая стена, которую воздвиг Кагетора, сильнейший из Якш, — ее не так просто разрушить. Однако иного выбора у Такаи не было.
В душу немедленно пополз страх, и Наоэ затрясло. Такая вот-вот вспомнит, вот-вот снова превратится в Кагетору, вот-вот вернет воспоминания трагического прошлого.
Стена почти поддалась.
Тебя одного я никогда не прощу…
Кровь отхлынула от лица Наоэ.
Никогда не прощу, до конца веч!
— Кагетора-сама! — выкрикнул Наоэ, отгоняя прошлое.
Юзуру дернулся от неожиданности.
Наоэ бросился к Такае, ухватил его за плечи и начал отчаянно трясти:
— Кагетора-сама! Пожалуйста, прекратите! Пожалуйста, не надо, Кагетора-сама!
— Наоэ-сан! Что с вами?! Наоэ-сан!
— Кагетора-сама! Кагетора-сама!
Наконец Такая поднял веки и встретился с Наоэ, который неистово кричал и тряс его, глазами. Он посмотрел слегка затуманенным взглядом и невнятно выговорил:
— … Наоэ…
— Кагетора-сама…
У Наоэ словно гора с плеч свалилась, а Такая распахнул глаза во всю ширь:
— Наоэ… ты?
— Кагетора-сама…
— Почему, Наоэ?! Скажи, а! Почему Кагетора запечатал память?! Что это за стена?! — Такая сорвался на крик и вцепился в пиджак Наоэ. — Я не могу прорваться… Никак не могу разбить ее! Я не могу пробиться дальше! Почему, почему у меня не выходит?! Почему память запечатана так крепко?!
— Кагетора-сама…
— Что ты сделал Кагеторе?!
— !
Слова Такаи пронзили Наоэ душу и отняли дар речи. Прямой взгляд его требовал ответа.
В этот момент Наоэ снова осознал, как глубоко погряз в грехах. Такае — Кагеторе, который мог бы жить счастливо без памяти, снова пришлось поднять те полные боли воспоминания. И на этот раз, еще хуже, чем раньше…
И на чьей же совести она — боль Кагеторы. Нет, просто