Янтарный звездопад - Мидзуна Кувабара
Из ее тела вырвался синий сгусток света. Наоэ встретил его барьером. Перед глазами полыхнуло: гошинхеки Наоэ разбил ненпу Охигаси.
— Нахал!
Ее стреловидная ненпа устремилась в Наоэ и рассыпалась перед ним всполохом искр. Наоэ сжал зубы, вскинул кулак.
— Ааа!
— Мама! — Кодзиро, готового было броситься к матери, швырнуло на пол. — Ай!
Земля содрогалась. С ужасным треском посыпалась вниз черепица.
— !
Наоэ поспешно выставил гошинхеки — защитить Кодзиро. А Охигаси явно не собиралась позволить ему легко отделаться. Прямо в Наоэ полетел шар силы.
— Аааа!
Удар сбил его с ног.
— Мама, пожалуйста, остановись! — выкрикнул Кодзиро.
— Иди сюда, Кодзиро! Я положу этому конец!
— Мама!
Пока Наоэ, постанывая, поднимался, Кодзиро встал перед ним и раскинул руки. На лице Охигаси загорелась ярость.
— Кодзиро, что ты делаешь?!
— Не трогай его, мама!
— Ты… ты предаешь собственную мать?!
— Мама, вспомни, прошу! — молил Кодзиро. — Не заставляй меня больше сражаться! Это все, чего я желаю!
— Как ты можешь так говорить? Да ты трус, Кодзиро!
— Я не хочу править страной! Ничего мне не надо, коли это значит биться с братом!
— !
Охигаси напряглась. Кодзиро продолжал отчаянно говорить:
— Почему мы должны это делать? Почему мы должны сражаться против моего брата? Почему мы должны убить Датэ?!
— Кодзиро!
— Ты так хочешь управлять страной? Однако ж это не причина тому, чтобы остаться здесь, вместо того, чтобы навечно успокоиться!
— …
— В тебе живет ненависть? Ты осталась, чтобы отомстить моему брату? Почему мы должны биться с ним до смерти? Разве брат мой и я не оба сыновья тебе?
— Тихо, Кодзиро! — оборвала Охигаси. — Я не хотела видеть Бонтэна будущим главой Датэ… ради семьи! Бонтэнмару не пригоден был стать генералом! Дзикумару, ты подходил гораздо больше…
— Неправда! Это мой брат сделал клан чудесным владением в шестьсот двадцать тысяч коку! Это мой брат…
— Кодзиро! Масамунэ погубил тебя! Погубил! Своими руками предал мечу собственного брата!
— Я не чувствую ненависти к нему! Тут нет его вины, у него не было выбора!
— Ты не понимаешь, Кодзиро!
Плечи Кодзиро в удивлении дрогнули, Охигаси тихо продолжала:
— Не понимаешь сердца матери, чьего ребенка убили… Не понимаешь. Как я страдала. Ты не знаешь, каково той, у которой украли жизнь сына…
— Мама…
— Я ненавижу Масамунэ за его деяние. Хоть я и мать ему также, как и тебе, это не искупает его греха — убийства тебя.
Кодзиро до крови прикусил губу и проговорил:
— Но кто подтолкнул его? Кто принудил его к этому? Разве… то была не твоя вина, мама!
Охигаси беззвучно ахнула, как от удара.
— Ты говоришь… говоришь, что твоя мать во всем повинна?
— Да, говорю! Если бы ты не предпочитала меня ему, ничего бы не случилось! Он мстил за твою любовь! — из глаз Кодзиро брызнули слезы. — Мама, почему ты не любила нас поровну? Разве ты не понимала, как он был одинок? Он же твой сын, так почему ты не любила его?
— … — Ты винишь… меня… в той трагедии? — пробормотала Охигаси. — Почему я не любила Бонтэна… Говоришь, это наказание…
— …
— Почему я… не любила его?
— … Мам.
— Почему мама не любила Бонтэна?
Озадаченный, Кодзиро пристально на нее смотрел.
По ее щекам катились крупные слезы.
— Нет и не было такого дня, когда мама не думала бы о Бонтэне…
— Мама, — прошептал Кодзиро.
— Да, это правда. Ты верно сказал, я не боготворила Бонтэна, как тебя. Но Кодзиро…
— …
— В глубине материнского сердца столько слов, которые легко не скажешь посторонним!
Наоэ смотрел на нее, не отрываясь. Лунный свет скользил по залитому слезами лицу Охигаси и придавал ее острому взгляду почти божественное сияние. Жесткое, строгое лицо. Но это лишь больше подчеркивало живущую в ней любовь… лицо матери…
«Бодхисаттва…»
Мокрое от слез лицо обратилось к ним.
— Кодзиро, ты должен принять правление. Я отдаю страну, которую не смог получить Масамунэ тебе, которого он погубил, — вокруг ее тела занимался бледный рассеянный свет. — И я никому не дозволю вмешаться! Никому!
— !
— Мама!
Охигаси, взвыв, изо всех силы швырнула в Наоэ ненпу.
Гошинхеки Наоэ блокировало ненпу прямо перед ними, полетели со свистом, раздирающим барабанные перепонки, искры.
— Ааа!
Наоэ рассекал свет руками.
— Ааа!
Охигаси отшатнулась, прижимая руку ко лбу.
— Бай! — выкрикнул Наоэ.
— Наоэ-удзи!
Тело Охигаси было сковано. Кодзиро попытался остановить его, но Наоэ, не обращая на него внимания, свел ладони в ритуальном жесте.
— Ноумакусаманда боданан баисирамандая соака!
— Перестаньте! Пожалуйста, не надо, Наоэ-удзи! — Кодзиро повис на нем.
— О великий Бисямонтэн! — Наоэ стряхнул юношу прочь. — Даруй мне силу Твою, дабы истребить зло!
Из его кулаков вырвался ослепительно белый шар.
— Ты! — сдавленным от ненависти голосом взвизгнула Охигаси. — Будь… ты… проклят!
— Не надо, Наоэ-удзи!
Он не мог позволить себе быть снисходительным.
— Тебуку!
Вспышка. Неистовая мощь тебуку вырвала Охигаси из занимаемого ею тела, и все утонуло в этой бешеной силе. Охигаси издала дикий вопль. Свет оборотился ветром и унес ее дух вон.
В пронзительно чистой белизне Кодзиро простонал:
— Мама!
Кррак. Масамунэ внимательно разглядывал осколки чашки, которая вывалилась у него из рук. Его жена Мэгохимэ посмотрела на него с удивлением:
— Доно?
Масамунэ поднял глаза к луне, медленно плывущей в небесах Сэндая. Ему показалось, что кто-то позвал его по детскому имени.
«Мама?»
Свет угасал. На сад поместья Уэсима, где покоилось женское тело, вновь опустилась тишина. Рядом лежали останки онре Могами: тебуку Наоэ изгнало и их. Кодзиро молча глотал слезы.
— Кодзиро-доно…
Юноша даже не шевельнулся. Наоэ окликнул еще раз, потянулся положить руку ему на плечо.
Кодзиро яростно отбросил его ладонь и повернулся, в его глазах полыхала ненависть.
— Кодзиро-доно, поедем со мной в Сэндай, к твоему брату.
— …
— Кодзиро-доно.
Кодзиро опустил взгляд. Его плечи вздрагивали. От гнева?
Наоэ подождал немного и развернулся, собираясь уходить. Лишь тогда Кодзиро заговорил:
— Наоэ-удзи.
— Да?
— Кинрин хо могут противостоять Гозанзэ Мео хо[8] и Дайтоку Мео хо[9], — сказал юноша, продолжая стоять к нему спиной. — Вы победите, если ударите ими двоими сразу.
— Гозанзэ[10] и Дайтоку[11] одновременно…
— Я просил вас передать моему брату. Сказать ему о маме и мне…
Наоэ кивнул:
— Обещаю.
Юношу бил озноб. Он опустился на колени перед телом женщины, бывшей сосудом для его матери. Наоэ поглядел на него через плечо и покинул сад.
Близился рассвет. Наоэ хмурился на светлеющее небо, на его лицо вернулась суровость.
«Кагетора-сама..!»
Глава 3: Город, застигнутый бурей
Свинцовые тучи зависли