Лиза Генри - Темное пространство

Я покачнулся, перед глазами поплыло. Дерьмо. Откуда взялось это ощущение? Я попытался открыть рот, чтобы сказать Доку, что, наверное, все-таки болен, но не смог выдавить ни слова.

Док положил руку мне на плечо и усадил на койку.

— Приляг, Гаррет.

Я слишком устал и у меня слишком кружилась голова, чтобы спорить, поэтому я молча забрался в койку. Раштон сплел свои пальцы с моими, и я почувствовал это снова: стыд и что-то еще. Что-то новое. Мой мозг не узнал это чувство, а вот яйца — напротив. Твою мать. Похоть.

Кардиомонитор запищал еще быстрее.

Мы лежали плечом к плечу, бедром к бедру, и разделяли нас только моя форма и его одеяло. Мы держались за руки, и я уговаривал себя, что все как раньше, в душе. Просто странный коктейль из гормонов и химических веществ, текущий в крови. Чисто физическая реакция. Она ничего не значит.

Но почему я это чувствую?

Я закрыл глаза и попытался представить, как унизительно было бы возбудиться в комнате, полной офицеров.

— Все в порядке, — прошептал Раштон, но это был не шепот. Я слышал его в своей голове.

Мои глаза распахнулись; выгнув шею, я поглядел на него.

— Все в порядке.

Он даже не смотрел на меня. Он разговаривал с коммандером Леонски. А я так устал, что не мог разобрать слова за тихим, ровным звуком его голоса. Я не мог больше держать глаза открытыми.

— Все в порядке, Гаррет. Мне просто нужно ненадолго взять у тебя силы.

«Мать честная, — подумал я, отключаясь, — да он гребаный вампир».

Глава пять

— Объясняйте, — прорычал Док.

Я не открывал глаз и пытался не слушать.

— На самом деле я не знаю, сэр. — Голос Раштона звучал напряженно. — Это резервная система. Этого не должно было произойти.

— Почему Гаррет?

— Потому что он до меня дотронулся.

Твою мать. Я все еще дотрагивался до него, все еще тесно прижимался и жалел, что проснулся. И теперь лежал, притворяясь спящим, когда Раштону прекрасно известно, что я не сплю, а Док наверняка догадывается.

Если бы я не держал его за руку, пока он валялся в отключке, он, скорее всего, был бы сейчас мертв. Может, мне даже этого хотелось. Это не остановило бы Безликих, но по крайней мере я бы об этом не знал.

Гребаные Безликие. Раз уж они не поленились научить Раштона своему языку, то можно было бы хотя бы приделать на капсулу табличку: «НЕ РАЗРЕЗАТЬ» или «ДЛЯ НАЧАЛА СПУСКА ЖИДКОСТИ НАЖАТЬ СЮДА». Мы же вскрыли эту штуковину, как ребенок разрывает подарочную упаковку, разрушив капсулу и чуть не уничтожив Раштона.

— Это как-нибудь сказывается на нем? — спросил Док.

— Не знаю. — Раштон говорил едва слышно. — Не думаю.

После того как ушли офицеры, я действительно заснул. И мне снились странные сны, в которых вспыхивали какие-то огни, слышалось странное шипение, словно пар под давлением. Несколько раз я пытался вырваться из сна, но все время проигрывал. Чем больше я спал, тем дольше Раштон бодрствовал. В какой-то момент я даже испугался, что, чем сильнее станет он, тем больше ослабею я сам — неужели этот процесс высосет из меня все силы? — но к концу дня все пришло в норму. Теперь я просто чувствовал себя чуть более усталым, чем обычно, и словно в похмелье, хотя Раштон казался гораздо сильнее.

При мысли о похмелье мне захотелось выпить. Интересно, как там Хупер со своим новым перегонным аппаратом, который он прятал в кладовке у Трубы-7. Мы, конечно, не должны были пить, но, твою мать, много ли других развлечений на Защитнике-3? Играть мы тоже не должны были, но нам это не мешало. Хупер все еще торчал мне пачку курева за проигрыш в покер.

Причем ставки мы делали не только в карты. Мы ставили на то, в каком порядке будут прибывать говнолеты. Спорили, кто быстрее взберется на альпинистскую стену. Спорили, будет ли новенький в первую ночь распускать нюни. Спорили, нагнут ли его в душе и расскажет ли он об этом.

Мне повезло. Со мной это случилось только раз, и инстинкт подсказал мне держать язык за зубами. Если по каждому поводу плакаться своему куратору, уважения от других не дождешься, а вот когда ты отвязываешь у парня страховку, пока тот карабкается на стену, и он падает… в общем, он понимает, что сделал, чтобы это заслужить, и тоже молчит. Я все еще помню выражение лица Уэйда, когда он увидел, что я сижу на стене прямо у крепления его страховки. Я дал ему забраться повыше, так что, когда он потерял точку опоры и сорвался, то пролетел тридцать футов, прежде чем плюхнуться на маты.

«Мелкий засранец!» — орал мне Уэйд, когда его уносили в медотсек. Несколько его дружков после меня за это хорошенько отделали, но оно все равно того стоило. Не я ведь теперь хромаю.

Я подумал об этом, и Раштон сжал мои пальцы.

— Все хорошо, — услышал я в своей голове.

Мои глаза распахнулись.

Черт. Раштон это слышал? То есть эта фигня действует в обе стороны? Или это просто эхо того, о чем он успел подумать, прежде чем я уснул, или Раштон и сейчас у меня в голове, больной извращенец, копается в том, что ублюдок Уэйд сделал со мной тогда в душевой? Потому что я больше не сопливый подросток, и мне не хотелось, чтобы он меня таковым считал. Это было три года назад, и я с тех пор изменился. И отомстил.

Я отодвинулся от него насколько возможно, пока не наткнулся на поручни койки. Впрочем, она была слишком узкой, так что мы все еще соприкасались.

— Я принесу поесть, — сказал Док, его лицо за стеклом шлема казалось размытым.

— Да, Док! Да здравствует медпаек! — Я попытался изобразить привычный энтузиазм, но ничего не вышло.

Как и у Дока со смешком.

Еда на Защитнике-3 была дерьмовая, правда в медотсеке чуточку лучше, чем в казармах. Овощи здесь были тушеные, а не консервированные, а мясо не разваливалось как мокрая губка, когда ты протыкал его вилкой. Еда была одной из причин, по которой я так часто торчал в медотсеке. Порой мне доставалось то, что не доели пациенты.

Раштон скосил на меня глаза. Я что, выдал в себе помойщика? Именно так мы дома называли ибисов, которые рылись в мусорных ямах: помойщики. Иногда подобные мысли вызывали у меня улыбку. Не сегодня. Сегодня мысль о доме меня не успокаивала. Сегодня она засасывала, словно черная дыра.

Несколько минут спустя вернулся Док с двумя подносами. Он подтащил поближе стул и стал смотреть, как мы едим.

— В твоей крови все еще ничего нет, Брэйди, — сообщил он мне. — Если к утру ничто не изменится, ты свободен. Ну, насколько можно быть свободным в данных обстоятельствах.

Меня накрыло облегчение. В смысле нас. Иисусе, да я из-за этого чуть не опрокинул свой обед.

— Док, я не понимаю, что происходит. Это так странно.

Я боялся, что он сочтет меня психом. Ради бога, я же слышал голос Раштона в своей голове!

Что еще он может подумать?

Док положил руку в перчатке на мое плечо.

— Что именно?

Я посмотрел на Раштона. Он снова выглядел усталым. Я видел это в тенях под зелеными глазами и ощущал сам.

Я наколол фасолину. Она была какая-то скользкая.

— Док, я чувствую то же, что и он. Я слышу его в своей голове.

Я попытался сдержать дрожь в голосе, но не смог.

Глаза Дока за пластиковым стеклом расширились.

Только не пугайтесь, Док. Если вы испугаетесь, то и я тоже, и где мы оба тогда окажемся?

Раштон подвинулся, и меня будто защекотало током, когда тыльная сторона его ладони задела мое запястье.

— Это временно, — сказал он. — Это двусторонняя связь. Моя система жизнедеятельности опирается на его. Плохо то, что это вызывает ответную реакцию в виде электрических импульсов и биохимии.

Я вскинул брови. Только и всего? Электроимпульсы и биохимия меня не волновали. Только гребаная телепатия.

Раштон поглядел на меня. Уголки его губ приподнялись в лукавой улыбке.

Я нахмурился. Ничего. Утешительного.

— Гаррет нужен вам, чтобы жить, — подвел итог Док. — Так ведь?

Раштон кивнул:

— Да, сэр.

— И это временно? — спросил тот, прищурив глаза.

— Полагаю, сэр.

— Отлично, — кивнул Док, стиснув мое плечо, словно я был пациентом. — Потому что этот парень будет моим лучшим медиком, так ведь, Гаррет?

— Да, Док, — заверил я.

Нет, Док. Безликие всех нас прикончат.

— Вот и хорошо, — сказал тот. Если бы у меня оставались хоть какие-то волосы, он бы их растрепал. А так — просто несколько раз провел ладонью в перчатке по короткому ежику. Дети Дока давно выросли, но это не мешало ему обращаться со мной как с ними. А мне — втайне наслаждаться этим.

Но не сегодня.

Раштон посмотрел на меня.

— Я не смогу все это съесть. Хочешь?

Может, эта его улыбка должна была меня успокоить?

Может, он все-таки не еще один офицер-мудак?

Жаль только, что гребаный предатель.

Улыбка дрогнула и потускнела, а потом пропала вовсе, будто ее и не было.