Юрий Брайдер - Особый отдел
— Тебе, Пётр Фомич, пора бы о вечном подумать, а ты всё о девицах, эротике да оргазмах, — упрекнул Кондакова Цимбаларь. — До добра это не доведёт.
— Рано ты меня, Сашок, со счетов сбрасываешь, — гордо ответил ветеран карающих органов. — Если я покинул ристалище большого секса, это ещё не значит, что я не могу дать кому-нибудь добрый совет.
На том они и расстались.
Кладбища, особенно православные, всегда производили на Цимбаларя двойственное впечатление.
С одной стороны, сама атмосфера погоста, где нашли свой вечный приют и те, кто ещё совсем недавно полагал себя солью земли, и те, кто считался её сором, навевала мысль о бренности всех человеческих потуг и помыслов. Хотелось прилечь где-нибудь в сторонке, между многопудовым мраморным надгробием и деревянным покосившимся крестом, отбросить все будничные заботы и отдаться созерцанию бездонного неба, одинаково равнодушного и к роду людскому, и к тем неизвестным пока существам, которые обязательно сменят нас на этой забытой богом планете.
С другой стороны, вид великого множества каменных, бронзовых, цементных и фанерных монументов порождал острое осознание сиюминутности бытия и побуждал к деятельности, способной оставить в памяти потомков хоть какой-нибудь след — сына, фруктовый сад, прекрасное здание, сожжённый храм, людскую молву, баснословные долги, научное открытие, спортивное достижение, жуткое преступление, афоризм, рецепт изысканного блюда или строчку в Книге рекордов Гиннесса.
И поскольку эти противоречивые чувства всегда вступали между собой в конфликт, Цимбаларю не оставалось ничего другого, как напиваться вдребезги после каждого посещения кладбища. Свет в такие ночи он не гасил, дабы, проснувшись некстати, не ощутить себя заживо погребённым.
Со времён его последнего визита сюда кладбище разрослось чуть ли не вдвое, и даже сейчас, праздничным вечером, невдалеке урчал экскаватор, заготавливая впрок могильные ямы. Похороны, назначенные на сегодня, уже завершились, о чём свидетельствовали выстроившиеся в ряд груды свежих венков.
Людочка появилась почти одновременно с Цимбаларем, только с противоположной стороны — наверное, приехала на маршрутке из другого района. Если она и изменилась внешне, то исключительно в лучшую сторону, и её воистину ангельская красота странным образом гармонировала с этим скорбным местом.
Случись их встреча где-нибудь в парке или ресторане, со стороны Цимбаларя немедленно началась бы типичная мужская агрессия: сомнительные комплименты, дружеские объятия, бесцеремонное похлопывание по разным частям тела — но здесь даже невинное рукопожатие казалось чуть ли не святотатством, а заранее приготовленные восторженные слова просто застряли в горле. Да, Кондаков грешил против истины, расписывая кладбища как арену незабываемых любовных утех.
Сдержанно поздоровавшись, они остановились возле неброской, но, по здешним меркам, вполне приличной могилы. Людочка положила на гранитную плиту букет тюльпанов, а Цимбаларь — несколько сигарет.
— Разве Донцов курил? — удивилась она.
— Курил, пока не заболел. Когда кровь горлом идёт, особо не покуришь.
— Как всё здесь чисто, прибрано… Песочек свежий, оградка покрашена. Кто-то за могилой ухаживает. А ведь у него, кажется, ни жены, ни родственников не было. Только не говори, что это сослуживцы постарались.
— Зачем зря стараться, если и так всё в порядке, — буркнул Цимбаларь. — Есть слушок, что он сам за своей могилкой присматривает.
— Ты что, шутишь?
— Какие тут могут быть шутки… — Цимбаларь зябко передёрнул плечами. — Очень уж странной смертью он умер. На теле ни единой царапинки. Да и организм, как сказал эксперт, мог бы ещё с год исправно функционировать… В темную историю мы тогда ввязались. Всю её подоплеку только один Донцов и знал.
— Ты имеешь в виду дело, связанное с клиникой профессора Котяры?
— Естественно… Как вспомню, до сих пор мороз по коже. Что-то мы такое затронули, чего людям касаться не положено.
— Подожди, но ведь его тело здесь лежит. Я сама на похоронах присутствовала, только в сторонке стояла.
— Тело лежит, — согласился Цимбаларь. — А душа неизвестно куда подалась.
— Душа всегда покидает мёртвое тело.
— И заодно, заметь, и наш мир. А душа Донцова осталась где-то среди нас. В этом даже марксист Кондаков не сомневается. Он тогда сам едва разума не лишился.
— Кондаков-то ладно. Он за свою жизнь, наверное, семь раз веру менял. Но неужели ты сам в подобную мистику веришь?
— Тут не захочешь, а поверишь… Только давай не будем об этом. Договорились?
— Легко сказать, не будем… — Людочка глаз не отводила от могилы. — Ты меня просто ошарашил. Выходит, Донцов обманул судьбу?
— Выходит. Когда мы нашли труп, лицо у него было счастливое. Так с улыбкой и в гроб лёг… Ну ладно, рассказывай, что у тебя за проблемы.
— Если бы у меня одной. — Она уселась на лавочку, устроенную возле ограды, и знаком предложила Цимбаларю сделать то же самое. — Свои проблемы я стараюсь решать сама, что, между прочим, является неотъемлемым признаком воспитанного человека… Боюсь, мое невольное открытие может стать проблемой для очень и очень многих.
Людочка извлекла из ридикюля большой плотный конверт, в каких обычно рассылаются сообщения, не предназначенные для посторонних глаз. Один такой когда-то съел легендарный Бумбараш.
— Не из нашей ли канцелярии? — поинтересовался Цимбаларь.
— Ага. Когда уходила, взяла пачку на память, — призналась Людочка.
Она держала конверт так, словно колебалась: а стоит ли открывать очередной ящик Пандоры? Однако уже порядком заинтригованный Цимбаларь поспешил прийти к ней на помощь:
— Что там, фальшивые доллары? Ты рассказывай, не стесняйся.
— Я когда в экспертно-криминалистический центр попала, сначала в баллистической лаборатории работала, — так она начала своё повествование, судя по всему, долгое. — Там интересно было, только в ушах под вечер звенело. Стрелять научилась отменно, причём из всех видов оружия. Ну а потом не сошлась кое с кем характером. Перебросили меня на дактилоскопию. Там я горюшка хлебнула. Сотрудников по пальцам можно пересчитать, компьютеры допотопные, а дактилокарт приходит по нескольку тысяч в день. Со всей страны. И каждый зачуханный опер требует дать результат побыстрее. Это хуже, чем бисером по шелку вышивать. Ума не надо, только терпение и усидчивость. Сравнивай петельку с петелькой, завиток с завитком, одинарную спираль со спиралью-улиткой…
— Да знаю я эту кухню, — Цимбаларь начал проявлять признаки нетерпения. — Ты ближе, это самое, к телу… — он хотел поощрительно похлопать Людочку по бедру, но, встретившись с её негодующим взглядом, сразу убрал руку.
— Начинается? — зловеще поинтересовалась она.
— Да брось ты… — Цимбаларь заёрзал на скамейке. — Я просто так. Без задней мысли… Ты продолжай, продолжай.
— Словом, имею уже два выговора. А на днях поступает ко мне дактилокарта неопознанного трупа. Вот…
Она достала из конверта казённый бланк, верхнюю часть которого занимал угольно-черный отпечаток чьей-то широкой ладони, а ниже, словно кляксы, красовались все пять пальцев, каждый в отдельности.
— Отменно сделано, — похвалил Цимбаларь. — Чётко.
— Самые лучшие отпечатки получаются при дактилоскопировании трупов, — пояснила Людочка. — Публика, сам понимаешь, покладистая. Особенно если перед этим для удобства перерезать сухожилия рук. Конечно, с мумифицированными трупами и утопленниками посложнее… Короче, я быстренько определила тип папиллярных линий каждого пальца и составила дактилоскопическую формулу. Вот она в уголке проставлена. После этого давай искать в картотеке аналогичные отпечатки. Проверяя обвиняемых, задержанных, осуждённых, бродяг, попрошаек, психбольныхи всякие другие учётные категории, включая следы рук неизвестных преступников, изъятые с места происшествия. Работа, как всегда, хлопотливая. Спустя час нахожу дактилокарту со схожей формулой. Но это само по себе ещё ничего не значит. Надо все пальчики поочерёдно сравнить. На фамилию фигуранта я сначала внимания не обратила. Мне до неё дела нет. А потом, когда всё тютелька в тютельку сошлось, глянула мельком. Глянула и обомлела.
Людочка извлекла из конверта второй бланк аналогичного вида, только слегка посеревший от времени. Пришел черед обомлеть Цимбаларю.
— Ого! — он еле сдержался, чтобы не ввернуть солёное словцо, которое всегда болталось у него на языке, как у других — сопля под носом.
— Вот тебе и «ого», — многозначительно произнесла Людочка. — Я после такого открытия ночь не спала.
— А это не однофамилец? — Цимбаларь рассматривал вторую дактилокарту так, словно это был пропуск в рай или, наоборот, направление в ад.
— Похоже, что нет. Всё сходится. Имя, отчество, год рождения… Прежнее место работы. Даже тогдашний адрес. Я через Интернет проверила.
