Раб и меч - Сэм Альфсен
– Нет, учитель.
– Тогда скажи, можно ли победить голыми руками, если на тебя напали с мечом?
– Нет, учитель, но…
– Никаких но. До тех пор, пока ты испытываешь сожаление, защищая свой дом, ты будешь проигрывать. Нельзя победить, не взяв в руки оружие.
– Но, учитель Минхэ, неужели вы никогда не испытывали сожалений? Неужели вас не мучило чувство вины за то, что вы лишили кого-то жизни?
Нуске не нужно было ждать ответа, он прочёл его в ледяном блеске глаз учителя.
– Я хладнокровно убивал и убью сотни и тысячи людей, не испытав никаких сожалений. От рождения и до сих пор я принимаю правду этого мира: побеждает и выживает сильнейший. Всех остальных ждёт бездна отчаяния. Если ты не способен сражаться за свою жизнь, если не желаешь поднять меч, когда на тебя направлено оружие, ты не заслуживаешь жизни.
– Но, учитель…
Минхэ нахмурился и раздражённо махнул широким рукавом:
– Возьми оружие в руки, Нуска. Если надо, то зубами выгрызай куски плоти врагов, чтобы выжить и победить. Если ты не согласен, то уходи. Сиди в городе и жди вестей с фронта. Я был и буду против твоего назначения генералом. Ты не готов.
– Но ведь многие испытывают… сострадание к своим врагам. Они ведь – люди. Почему люди вообще должны убивать людей…
Минхэ вновь раздражённо замахал рукавом, затыкая ученика. Он даже поднялся и стал расхаживать по поляне.
– Просто уходи. Ты не заслужил этого поста. Ты не заслужил даже звания обычного солдата. Такие люди, как ты и эрд, не должны иметь никакого отношения к войне.
Нуска вздрогнул при упоминании Сина. Он задумчиво уставился на учителя и спросил:
– Син тоже не подходит для войны?
– Так и есть. Ему бы всю жизнь сидеть в какой-то обители да переписывать старые тексты… Я был в ужасе, когда его не только сделали эрдом, но ещё и верховным главнокомандующим в Бессонной войне. Он совершает бесконечное количество ошибок из жалости не только к противнику, но и к своим подданным. Мы могли бы давно завершить войну, если бы напали на Дарвель сами, но он отказывался. Что изменилось сейчас… я не знаю. Он всегда был против того, чтобы развязывать войну. Ему было достаточно в одиночку отбивать нападения на границе. Он был готов посвятить этому жизнь, о чём из раза в раз сообщал на военных собраниях.
Минхэ вздохнул и снова сел. Пытаясь привести разбушевавшиеся чувства, он сложил руки на коленях.
– Учитель, знаете ли вы содержание предсказания, которое Син получил в Хаване? – вкрадчиво поинтересовался Нуска.
Минхэ некоторое время молчал, нахмурившись, а затем его глаза распахнулись. Он будто бы что-то понял, но вслух сказал только:
– Вот оно что.
– Что?! – с готовностью спросил Нуска.
– Вот в чём причина смены стратегии. Но ведь Син никогда не верил в предсказания. Видимо, то, о чём ему поведали, было известно только ему одному. Но… это может быть и ловушкой.
Нуска вздрогнул. На этот раз он поднялся и стал расхаживать из стороны в сторону.
– Учитель, вы хотите сказать, что страшное предсказание могло быть подделкой?
– Оно… слишком сильно изменило нашу стратегию. Будто бы тот, кто рассказал его, ждал именно этого. Видимо, в предсказании содержались подробности грядущей войны. И настолько точные, что убедили самого эрда пойти в наступление. Нуска, я правда не знаю, что было в том предсказании, но… боюсь, что наше поспешное наступление на Дарвель – ошибка. Кто ещё слышал это предсказание?
– Кажется, Вильна… но мне она ничего не сказала.
Минхэ вдруг усмехнулся и тоже поднялся на ноги. Отряхнув белоснежные одежды от прилипших травинок и пыли, он коротко ответил:
– Естественно. Она давно выступала за то, чтобы мы напали сами. Ей хочется, чтобы это произошло. Она жаждет крови и свершений.
– Минхэ, но разве вы минуту назад не говорили мне о том, что я должен кровожадно кромсать врагов направо и налево? Чем же вам не угодила Вильна? – почти что обиженным тоном уточнил Нуска и даже развёл руками.
Минхэ вдруг мягко улыбнулся и, вновь сощурившись, заметил:
– Есть война, Нуска, а есть безмозглая бойня. Вот и думай, почему я поддерживаю одно, но выступаю против другого. Мы идём к Вильне. Прямо сейчас.
Учитель тут же развернулся и побрёл в сторону города. А Нуска долго шёл за ним, вылупив глаза, и думал.
«Он что… только что обозвал вторую помощницу безмозглой? Я не ослышался?»
Пока они шли, Минхэ продолжал наставлять ученика:
– Я думаю, тебе стоит взять меч в этот поход. Ты ведь хранишь то оружие, что я дал тебе?
– Да. Оно не раз спасало меня, – сказал Нуска.
Минхэ на секунду остановился, смерил ученика взглядом и покачал головой:
– Как в тебе уживаются такая жажда жизни и жалость к другим? Я не могу этого понять, потому и не могу ничего посоветовать.
Нуска отвёл взгляд. Он долго смотрел на огни города, на снующих по улицам людей, а затем с улыбкой сказал:
– Да, я хочу жить. Если мне угрожают, то я готов убить. Моя жажда жизни невообразима. Лишь благодаря ей я смог выжить в рабстве в Сонии. Я не опустил руки и не сошёл с ума – я продолжал жить так, как умею. Но то, что я жажду жизни… никоим образом не перечёркивает право других людей на жизнь. Они хотят этого не меньше. Я понимаю их. Я вижу в них самого себя. Я чувствую, как во время битвы наши сердца разрываются от единого желания – желания жить. И потому мне так сложно отобрать это право у других.
Минхэ внимательно выслушал, покачал головой, но затем кивнул и направился дальше. Однако он задал ещё один вопрос:
– Будешь ли ты сожалеть, если тебе придётся убить, чтобы выжить?
– Буду. Такое уже… было. Но в отличие от эрда я буду сожалеть лишь о том, что мне пришлось убить, но не о том, что выжил.
Минхэ кивнул:
– Хорошо. Тогда сейчас мы найдём Вильну, вытрясем из неё всё, что она знает, а с утра я буду ждать тебя на тренировку. Будешь учиться биться одновременно кнутом и мечом.
Нуска подпрыгнул и ухватился за рукав учителя.
– Учитель Минхэ, всё-таки вы изменились! Неужели общество людей пошло вам
