Николай Полунин - Харон
— Миры закрыты, — неуверенно возразил Харон. — Пока Ладья с Перевозчиком не подойдет к Миру, тот не откроется.
— От этого Миры не закроются ничем, и Перевозчик тут ни при чем.
— Это уже бывало в Мирах и меж ними?
— На нашей памяти — нет. Но кто может ручаться? — К танату возвращались обычные интонации. Он коротко засмеялся с дребезгом. — Прогуляйся в свой Мир, Перевозчик, пока он еще цел и пока ты — Перевозчик.
Он не стал ничего говорить, ни о чем спрашивать. Он просто обошел таната, как столб.
— К твоему приходу обратно Ладья будет стоять у берега. Для тебя и твоей, — смешок, — последней работы. Персональная.
Харон сделал усилие, чтобы не обернуться.
— Зачем ты здесь, Дэш?
— Я понял, что ты не придешь ко мне, и пришлось самому, хотя я не люблю этого места.
— Если гора не идет… Ты не хочешь меня выпускать? Тогда говорил бы прямо из Тэнар-камня. Чтоб наверняка. Тут я мог тебя не заметить, и тебе пришлось бы ждать моего возвращения. Я бы все равно пришел обратно, Дэш. Миры не могут обойтись без Перевозчика. Я усвоил.
Дэша Харон увидел неожиданно и, в общем, случайно. За один поворот до Тэнар-камня поднял глаза и наткнулся на внимательный взгляд из скалы. К нему пришлось взбираться, он был довольно высоко над тропою.
Вблизи Харон разобрал, что от Дэша, кроме взгляда, остался лишь неполный абрис лица, лба. Изображение — теперь видно, что это именно изображение — пропадало и появлялось неверными слабыми штрихами.
— Без Перевозчика — да. Как фигуры. Но мне жаль расставаться именно с тобой. Я к тебе привязался, ты мне симпатичен. Как и ты, я в свое время не решился потерять кое-какие свои чувства и до сих пор не пойму, жалеть об этом или радоваться. Я пришел попрощаться, Харон.
— Да что вы меня все хороните! Меня, себя, Миры, всю Вселенную, что еще?!
Харон был готов пожалеть, что взглянул вверх на тропе. Дэш сказал тихо:
— Вселенная — это такая частная величина. Сколько Миров, столько и Вселенных, но Вселенная — это еще не весь Мир.
— Танаты в таких случаях советуют мне прекратить бессмысленное жонглирование словами. Что-то они по-другому заговорили сейчас. Один даже «пока
ты — Перевозчик» сказал. «Пока». Время просачивается и к непреложной Реке?
— Время — это нечто гораздо более сложное, чем мы себе представляем. Отчего, по-твоему, танаты сказали тебе: «Пока ты — Перевозчик»? Тебе уже готова замена. Я предупреждал, нельзя бросаться такими словами.
— Значит много слово мое, — пробормотал Харон. Он был огорошен.
— Выходит, значит.
— Погоди, тогда какой мне смысл… Из моего Мира тот, кто должен заменить меня? — У него мелькнула сумасшедшая идея об Инке:
. — Да и нет, — сказал Дэш. -Да — из твоего Мира и нет — не та, о которой ты подумал. Ты ведь знаешь уготованное ей в твоем Мире — если он, конечно, сохранится. Ты догадался верно и на этот раз.
— Тогда кто же? Неужели ЭТОТ? Из-за которого заварилась вся…
— Не только из-за него Ты тоже вел себя не лучшим образом. Многие из живущих твоего Мира ведут себя не лучшим образом. Ты сам знаешь теперь.
— Значит, ЭТОТ…
— Так думают танаты, — сказал Дэш и вновь замолк со своим многозначным подталкивающим видом.
Харон сжал кулаки. Вот теперь вопрос о том, как ему следует вести себя и ради чего продолжать его дело, начинал утрачивать абстрактность.
— Ты меня пристыдил. Что я должен делать?
— Ничего, кроме того, что намеревался. Иди куда шел, надейся, что обгонишь неминуемое. Ничего нового я не могу предложить тебе. У тебя был плохой Даймон, Перевозчик. Даже если тебе повезет и Миры сохранятся, а ты вернешься на Реку, у тебя будет уже другой Даймон. Ты вернешься сюда навсегда, знай это! А я… у Даймонов тоже есть свой срок, Харон.
Перевозчик лихорадочно искал что сказать Дэшу. Он выбрал не лучшее:
— В моем Мире есть понятие справедливости. Здесь я его не нахожу.
— Ты часто находил его там? Где справедливость в падении водопада? В сорвавшихся со скалы пальцах? В рождении звезд? В распаде плоти? Где справедливость в обмене сущностей между Мирами, в том, что никто из них не может преодолеть страх перед черной Рекой, в двойной луне над двумя берегами, в том, что ты так и не отыщешь свою синюю страну, где даже памяти по тебе не осталось у одной из скитающихся там?
Это все просто есть, и чтобы в Мирах сохранились добро, радость, счастье, ласка, верность, дружба, да та же справедливость, пусть и выдуманная живущими, чтобы сохранились сами Миры, где живущие смогли бы выдумывать для себя это, — для того ты идешь с Ладьей в рейс или ведешь партию на Горячую Щель. А я помогаю тебе устоять. Помогал…
Харон прищурился.
— А сколько у тебя останется попыток после этой, Дэш?
— Пять, — ответил тот автоматически и запнулся. — Ну вот, Перевозчик, ты узнал и это, — произнес Дэш, — больше я тебе не нужен.
— Я знал это уже давно. Еще перед последним рейсом. Один из тех, кто бывал у Локо…
— Неважно, когда ты узнал. Важно, когда ты сказал это сам. Слово произнесенное есть истина, а не ложь. Утверждавший обратное лукавил. Вы большие мастера скрывать явленную вам правду, там, в вашем Мире. Прощай, Перевозчик. Иди и надейся.
Они все-таки улыбнулись друг другу. Харон — своей страшной улыбкой одушевленного манекена. Дэш — одними глазами.
— Я погляжу тебе вслед, иди.
— Это будет как помахать платочком?
— Это будет — просто посмотреть вслед. В моем Мире прощались так.
— В моем тоже, Даймон Уэш.
Покуда, перепрыгивая с камня на камень, Харон добирался обратно на Тэнар-тропу с ее грязным окаймлением, он чувствовал меж лопаток тепло дружеского взгляда Дэша.
Время — это нечто гораздо более сложное, чем мы себе представляем
Харон обнял Тэнар-камень, вжался в него щекой, всем огромным бесчувственным телом Перевозчика, чтобы ощутить боль от ребристой поверхности уже на Лужниковской ярмарке-толкучке и, получив тычок в спину, первым делом схватиться за ноющую скулу.
Глава 13
Некоторые события 6–7 ноября 1997 года. (Продолжение, до времени «Ч»)
Время третьего, наиболее продолжительного (восемьдесят одна секунда — работало не менее ста тысяч секундомеров в исследовательских центрах, университетских лабораториях, на военных объектах, у энтузиастов-любителей, у находящихся в готовности экспертных групп высших политических и религиозных кругов) «удара тьмы» — 17 часов 22 минуты по Гринвичу, 7 ноября.
При анализе последствий как первого, так и — особенно — второго «ударов» были высказаны мнения, что на непосредственный ход времени «удары» влияния не оказали. Механические и электронные часы, эталонные хронометры, основанные на процессе распада радиоизотопов, медицинские и декоративные песочные, музейные клепсидры — ни одни из них хода не нарушили, а имевшие отклонения такими же их и сохранили.
Что продолжительность «ударов» может измеряться, утвердило мнение о сохранимости времени.
Еще один неправильный вывод, но давший хоть слабое утешение.
Паника в крупных городах, в мировых столицах. Жители покидают города. Картины на исходящих магистралях напоминают сцены самоутопления леммингов. В Нью-Йорке поднята история с радиопостановкой Орсона Уэллса в 1958 году по роману Герберта Уэллса «Война миров». Радиоспектакль был принят слушателями за действительный репортаж о высадке марсианского десанта. Раскопавший неудачное сравнение телекомментатор дружно осмеян. Смех получился горький: для объяснения происходящего пока не выдвинуто ни единой мало-мальски внятной гипотезы.
«Никаких следов применения известных видов оружия массового поражения — химического, бактериологического, психотронного, волнового».
Мнения экспертов.
«Никаких подтверждений активизации международных террористических организаций, отдельных экстремистских групп, теоретически способных оказать нажим в требуемую им сторону на военные и политические круги стран, теоретически могущих обладать возможностями для подобных демонстраций планетарного масштаба».
Перекрестные мнения разведок,
спецслужб, дипломатических каналов
и институтов.
Еще одна печальная параллель. Трагедия в атомных убежищах Осло заставила вспомнить черный день в середине пятидесятых годов. Тогда в ходе учения по гражданской обороне из-за отказа вентиляционного оборудования и в последовавшей давке погибло более двух тысяч человек. К полуночи 7-го цифра сорокапятилетней давности перекрыта более чем втрое. Объяснения, что заставило людей набиваться в убежища теперь, никто из уцелевших не дал.