Ловец духов - Григорий Константинович Шаргородский
Я не стал сдерживать рефлексы, боясь, что сознание не даст мне поступить столь безрассудно. И все же первую пулю получил охранник, но колдунья все равно потеряла концентрацию. Ее багряная аура расширилась, а затем и вовсе раскинула алые крылья, когда я уже твердой рукой и с полным осознанием выпустил в колдунью еще четыре серебряные пули из Горыныча.
Ситуация резко изменилась.
– Скверна! – заорал игумен, указывая перстом на вошедшую в полную силу колдунью. Он почуял ее кровавую ауру и без моей подсказки. Чувствовавшие себя побитыми псами скорбники воспряли, и начался бой. Что примечательно, охранники купца даже не подумали стрелять в бесогонов, а прежде всего постарались утащить хозяина подальше от схватки. Колдунья пока оборонялась, каким-то образом уводя в сторону пули и отбрасывая бросавшихся на нее самых ретивых скорбников. Среди первых оказался и брат Аркадий, получив такой энергетический пинок, что отлетел к дальней стене. Я же рыбкой нырнул за колонну и начал судорожно перезаряжать револьвер.
Выглядывать из-за колонны было страшновато, но, заглянув в духовный мир, я смог оценить обстановку, и она не радовала. Колдунья продолжала успешно защищаться от атак бесогонов. По ней палили два десятка стволов, но почему-то никто не мог попасть. А еще на помощь своей хозяйке спешило несколько десятков цепных, которых я сумел почуять загодя. Еще пару секунд, и начнется полноценная перестрелка. Похоже, эта тварь специально отослала своих псов, чтобы скорбники не всполошились. А вот ее подвело любопытство и переоценка своих сил. Точнее, недооценка моих. Хотя обо мне она вряд ли знает. Вот и попалась, но не факт, что фатально.
Впрочем, я, как и колдунья, недооценил Гермогена. В его ауре засверкали цепи молитвенных знаков, а затем полыхнуло таким ярким светом, что я от греха подальше вернулся к обычному мировосприятию. А вот колдунью и ворвавшихся в холл цепных приложило знатно. Женщина завизжала, словно ее каленым железом ткнули, а цепные вообще потеряли сознание, так и не успев атаковать бесогонов. Правда этот выпад самому Гермогену дался крайне тяжело. Он не упал только благодаря своему посоху. Монахи оживились, но колдунья все равно пришла в себя раньше всех и пошла в атаку. Я почувствовал, как чужая воля стискивает мой разум, толкая на страшный грех – самоубийство. Но силы моего духа хватило, чтобы сопротивляться. В огромном холле с искореженными пулями стенами воцарилась жутка тишина, разбавленная лишь хрипами пытавшихся сопротивляться чужой воле монахов. И я с огромным удовольствием разбил эту тишину гулким выстрелом из Горыныча.
За первым был второй выстрел, и каждый раз я инстинктивно делал несколько шагов вперед, ведь пули упрямо проходили мимо, как бы я ни менял прицел. Третий выстрел! Четвертый! И снова мимо! Я словно преодолевая встречный ветер, приближаясь к колдунье. Выглядела она жутко, несмотря на красивое лицо и идеальное тело. Открытое и тонкое платье не выдержало воздействия бушевавших вкруг женщины сил, и женщина оказалась практически голой. Но при этом исказившая лицо гримаса и почти черная кровь, бежавшая из глаз, носа и даже рта, превращали красавицу в жуткого монстра. Она хрипло вздохнула и яростно завизжала. Звуковая волна ударила по ушам и словно сильным порывом ветра сбила меня с ног. Я тут же из переката поднялся на одно колено, но не стал поднимать упавший рядом револьвер с единственной пулей в барабане, а ухватился за рукоять Обжоры, дух которого все это время бесновался в костяном носителе, желая добраться до колдуньи. Я совершенно не верил в его силы. Этим куском он точно подавится, но другого, более разумного варианта все равно нет. Так что я просто швырнул нож в колдунью, даже не стараясь, чтобы он летел по всем правилам. Вышло совсем плохо – колдунья легко поймала летящий в нее предмет правой рукой и удивленно уставилась на него. А затем громко закричала от боли. Судя по состоянию ее ауры и свечению Обжоры, у моего питомца не было никаких шансов, он лишь отвлек колдунью всего на секунду, дав шанс мне. Избавленное от влияния извне тело хоть и болело, но слушалось нормально, так что этой секунды хватило, чтобы подхватить револьвер, прицелиться и выстрелить.
Колдовать с дырой в голове очень трудно, как и стоять на ногах. Дернувшая башкой и, как говорится, раскинувшая мозгами колдунья рухнула на спину как доска. И тут ее распахнувшая багровые крылья аура словно взорвалась, заполнив холл алой скверной. Сразу стало трудно дышать, и пришло осознание, что сейчас мой дух испачкается так сильно, что вовек не отмоюсь. Но вдруг послышался хриплый, почти каркающий голос. С каждым словом он креп и становился четче. Наконец-то я разобрал слова молитвы, которую читал с трудом поднявшийся на колени Гермоген. Через пару секунд откликнулись другие монахи, да и я вспомнил текст, надежно вбитый в мою голову отцом Никодимом. Цепочки выжженных молитв в аурах скорбников засветились ярче, озаряя чистым сиянием все вокруг и выжигая пытавшуюся отравить нас скверну. Алый дым начал таять, словно туман под лучами восходящего солнца.
Поняв, что мне уже ничего не грозит, я тихонько поднялся на ноги и, подойдя к телу колдуньи, осторожно забрал выпавший из ее руки костяной нож. Казалось, Обжора снова стал прежним, и лишь слабое ощущение присутствия внутри призрачной жизни напоминало о его недавней силе. Жаль, конечно, бедолагу, но, может быть, оно и к лучшему. Набравший непомерную силу дух в костяном ноже уже начал меня пугать. Наверное, не стоит больше кормить его колдунами. Вредно это для духовного пищеварения.
Пока монахи завершали молитву, я быстро спрятал нож за пазуху, но все равно был удостоен тяжелым взглядом открывшего глаза Гермогена. Чувствую, трудный у нас будет разговор, несмотря на то что я, по сути, спас жизнь и ему, и остальным бесогонам.
Эпилог
Да уж, не бывать мне сельским жителем. Хорошо, что не надумал пустить корни в Осолони. Ведь в деревне подобные ароматы – обязательный атрибут. Виринея держала у себя только кур, но иногда неудачно повернувшийся ветер приносил от соседей пахучие подарочки, такие же, как сейчас долетали от стойла Ромашки. Хорошо, что я не посоветовал Ивану Никоноровичу купить свинью. На самом деле ухаживали за здоровенной и флегматичной коровой не хуже, чем за другими постояльцами пансиона, но все равно попахивало. Нюхали мы все это, потому что другого места для проведения особых тренировок не нашли. А оборудованный рядом с коровником сеновал подходил идеально. Кто
