Ловец духов - Григорий Константинович Шаргородский
– Растерялся он, – с показным раздражением проворчал Леонид и, качнувшись корпусом, толкнул друга плечом. – Палил как оглашенный. У тебя патроны-то остались, вояка?
– Где-то был еще один диск.
– И как ты собираешься дальше воевать? – недовольно спросил сотник.
В этот момент из потайной комнаты вышел Дима с укутанной в покрывало Настей на руках. Девушка спрятала лицо, уткнувшись в грудь своего спасителя. Я посмотрел на парочку, сдержав еще одну улыбку – слишком уж ярко ауры обоих горели чистым сиянием. Затем перевел взгляд на дружинников:
– А воевать больше не придется. Вы с ушкуйниками отправляетесь домой.
Судя по тому, о чем сейчас говорил в телефонную трубку брат Аркадий, очень скоро тут будет целая толпа бесогонов, а может, и городовой стражи. Не думаю, что мои друзья, особенно иногородние дружинники и Настя, захотят с ними общаться. Леня понял все правильно, встряхнулся и принялся командовать. Бойцы приободрились и тут же организовались для защиты Димы и его драгоценной ноши. Я видел, что мой друг сильно устал, но Настю никому не отдаст, даже на время. Пришлось тормошить Павла, чтобы на всякий случай проводил убывающую домой группу до выхода из дворца. Всех цепных мы перебили, а простые охранники подчинились приказам работодателя. Не факт, что они вообще понимали, что теперь это немного другой человек.
Когда мы вернулись в центральный холл дворца, туда уже ломилась городовая стража. Павел, точнее его поработитель, вызвал их еще до того, как мы принялись штурмовать кабинет. Затем прибыли скорбники, причем целой толпой, и настроены они были крайне агрессивно. Главным в этой чернорясной компании был мощный такой мужик с дорого украшенным посохом. От вида его яркой ауры меня даже дрожь пробила. И тут же обуяла злость. Судя по превращенному в цацку посоху с явно затупленными лезвиями, тонкому шелковому подряснику и изрядному брюшку, этот дядя в последний раз бегал за одержимыми лет эдак десять назад. Теперь понятно, почему у скорбников дела все хуже и хуже. Те, кто посильнее духом, сидит на высоких постах, а впахивают такие, как брат Аркадий и всеми презираемый нелегальный экзорцист Степа.
Правда, нужно отдать должное, представившийся Гермогеном игумен допрос растерявшегося Павла провел лихо, выпотрошив его до донышка. А затем мощный дядя задумался. По его ауре пробегали морозные сполохи решимости и коричневые пятна сомнений. Решимость победила.
– Едем к Щукину. Ты, Чекан, с нами. Отыщешь цепных.
Тон был таким, будто он отдавал команду собаке-ищейке, и я конечно же возмутился, но сказать ничего не успел. Брат Аркадий уже достаточно изучил меня, поэтому подхватил под локоть и оттащил в сторонку:
– Степа, не вздумай отказаться. Это нужно прежде всего тебе. Если сейчас все сладится, мы оба будем в выигрыше.
Да я и сам все понимал. И дело даже не в том, что удастся получить за согласие, а в том, как мне аукнется отказ. Кашу я заварил знатную, и, если не расхлебаем ее до конца, нас же в ней и утопят. В смысле нас с Аркашей.
Похоже, Гермоген вдохновился моим примером. Действуй я по правилам, и Настю не выручил бы, и сам сгинул. А рискнув, выиграл. Даже у хозяина попорченного моим отрядом дворца ко мне нет никаких претензий – лишь благодарность. Если мы найдем в поместье Щукина колдунов и доказательства их злодеяний, то всей своре Золотых поясов придется утереться. Князь точно поддержит скорбников. Но для этого нам нужны и колдуны, и вещественные доказательства. Слов Павла, знаков на его теле и мертвых цепных будет недостаточно. Вот Гермоген и решил рискнуть и собой, и нами. Хорошо, что я успел отправить восвояси пинских друзей. Жаль, что самому сбежать с ними не получилось.
Близился рассвет, так что скорбники очень спешили. Если новости дойдут до остальных Золотых поясов и посадника, все может принять крайне скверный оборот. Ехать пришлось в фургоне с решетками, очень похожем на тот, в котором по Пинску разъезжали Аркаша сотоварищи. Правда, сейчас это не конный экипаж, а доработанный грузовой мобиль. Оружия у меня никто не отобрал и особой враждебности не проявлял.
В компании молчаливых и угрюмых новгородских монахов я добрался до еще одного поместья новгородских хозяев жизни. Увы, в этот раз все сразу пошло наперекосяк. Точнее, не совсем сразу. Охрану на внешних воротах скорбники повязали лихо, и к дворцу мы проехали почти без задержек, но, уже войдя в огромный холл, безнадежно встряли. Охраны набежало куча, но пока никто в скорбников не целился. Зато за всех отыгрался хозяин дворца.
Этот тоже явился в расшитом золотом халате. Впрочем, ему простительно – наверняка только что вылез из постели, и потому плотно сбытый купчина с окладистой бородой пребывал в крайне рассерженном состоянии:
– Вы что, монаси, себе позволяете?! Совсем с цепи сорвались? Место свое позабыли?
Купчина, даже будучи Золотым поясом, сейчас, конечно, зарывается, хоть и будучи в своем праве. Гермоген это понимал. Не мог он понять другого, потому и ожег меня яростным взглядом, чем сильно испугал бы, не окажись я в тот момент и без того в глубоком шоке. Как так-то?!
Щукин не был ни колдуном, ни одержимым. Просто человек, если, конечно, не учитывать его высокий статус. Мало того, среди набежавших охранников не было ни одного цепного. Что же это получается? Я пребывал в полной растерянности и на свирепый взгляд Гермогена никак не ответил. Нужно отдать должное Павлу: несмотря на то, что парня трясло от страха и слабости, он все же попытался обвинить Щукина в колдовстве, но тот лишь рассмеялся обвинителю в лицо, назвав его брехливым сопляком. А затем начал орать, все больше распаляясь. Я с трудом взял себя в руки и заметил, как пятна страха в его ауре сменяются сияющим торжеством. Гермоген еще раз многообещающе посмотрел на меня, скрипнул зубами, извинился перед спесивым купчиной и приказал скорбникам возвращаться к мобилям.
Я шел вместе со всеми, мучимый подозрениями, что безопаснее было бы остаться в логовое затаившихся колдунов, чем ехать со скорбниками. На Павла повесят всех собак, Аркашу сошлют в дальний скит, а меня просто прирежут. И только въевшаяся в походах привычка в любом состоянии смотреть по сторонам, подмечая каждую мелочь, не дала упустить главное. Вот уж действительно, порой важнее не наличие чего-то странного, а отсутствие привычного. Вот скажите, почему у дорого одетой женщины, выглядывавшей из-за охранника, нет ауры? Такое вообще возможно? Или же она уплотнила ее настолько, что энергетическое поле слилось с одеждой,
