Кирилл Якимец - Войны и миры: Отряд "Омега" (с испр. орфографией)
Ольга почти кричала. Василий положил ей руку на плечо. Поглядел в глаза, кивнул. И остался так сидеть, держа руку на плече принцессы. Принцесса не отстранялась. Ей почему-то хотелось всю оставшуюся жизнь так простоять рядом с этим простым янычаром, глядя в его глуповатое лицо, украшенное тонкой черной ниточкой усов.
Но вот вернулись Горыня и синий удильщик. Они несли котелок и стопку вложенных одна в другую чашечек из гнезд лесной осы. А в котелке дымился зеленовато-белый напиток. Цир-Цир.
Вкус у Цир-Цира оказался самый обычный — молоко с апельсиновым шербетом. Специфических ощущений Василий тоже после первого глотка не испытал. Да и после второго.
Он допил содержимое чашечки.
— Наверное, еще надо.
Ольга глядела на него как-то странно — с восхищением и ужасом. Горыня поднес ему вторую полную чашечку, глядя так же, как и Ольга. Василий пожал плечами. Залпом осушил чашечку. И заснул.
Он совершенно точно знал, что спит и видит сон — про свое детство. Детство Василия прошло на Крезидхе, в особняке на окраинах Зобегры. В то лето все взрослые мучились от нашествия триндов — маленьких смешных червячков, которые оказывались буквально всюду. Триндов вылавливали из еды, тринды падали с потолка в умывальник, тринды ползали по одежде и по столу. Детям было непонятно возмущение взрослых. Дети с удовольствием играли в триндов — чаще всего устраивали соревнования, чей тринд быстрее доползет от одного края стола до другого. Василий тоже любил играть с червячками, не только в компании других мальчишек, но и в одиночестве. Он часто сидел над журнальным столиком в малой гостиной и наблюдал за червячками, пытаясь угадать, какой из них поползет в какую сторону. Некоторым он помогал, некоторым мешал — все тринды были разные, какие-то Василию нравились, а какие-то нет.
Сейчас он снова сидел, склонившись над столиком, на поверхности которого среди мусора копошились тринды. Это, разумеется, был сон: на самом деле родители Василия всегда держали дом в чистоте, ни о каком мусоре посреди журнального столика в гостиной не могло быть и речи. Именно из-за любви к чистоте родители так страдали от червячков.
Но сейчас на столе было полно мусора. Василий вспомнил, что часть мусора он приволок сюда сам — тряпичные обрывки, комочки земли и мелкую медную монетку, сделанную в виде восьмилучевой звездочки. И еще — какую-то радиодеталь, от которой по столу поползла серая плесень.
А посреди всего этого копошились червячки. Четыре червячка, трое больших и один маленький, особенно понравились Василию. Они упорно пытались пробраться с одного конца стола на другой, но им мешал мусор. И Василий решил помочь триндам. Почему-то очень хотелось перенести их всех сразу, а не по очереди.
В одну руку он взял длинного неповоротливого червячка, переливавшегося нежным голубым светом. Пальцами второй руки Василий осторожно ухватил самого маленького тринда, золотисто-красного. Червячок безвольно повис.
Но как же остальные? Очень просто: во сне все возможно!
И Василий представил, будто у него не две руки, а целых восемь. Третьей рукой он поймал осторожного черного тринда, который сидел неподвижно, но всегда был готов сорваться и уползти. А между пальцев четвертой руки уместился последний тринд, крупный, молочно-белый.
Так. А что делать остальными руками?
Пятой рукой Василий подхватил восьмилучевую монетку, ногтем шестой соскоблил со стола комок серой плесени. Седьмой рукой взял кусочек зеленой материи. А пальцем восьмой руки почесал себе нос.
Итак, четыре тринда, монетка, комок плесени и зеленая тряпочка оказались на дальнем, относительно чистом конце стола. Там им будет хорошо. Что же делать дальше?
Кажется, уже поздно, пора спать. Но что это означает — заснуть во сне? Наверное, если во сне заснешь, то наяву проснешься.
Василий уютно подложил под свою большую голову все восемь рук, зевнул и закрыл глаза.
Проснулся он от жары и яркого света. Немилосердно жарило солнце. Бод боком был твердый бетон. Пахло морем.
Василий приподнялся на локте и огляделся. Мимо по набережной сновали прохожие, испуганно оглядываясь на четыре фигуры, распростертые на раскаленном бетоне. За парапетом набережной виднелись паруса. Ольга спала. Рядом с ней валялась Лира Орфея. Неподалеку лицом вниз лежал Борис. Поодаль — электронный мозг Комнина. А еще дальше в стороне — вырванное с корнем дерево, то самое, под которым вчера зарыли обезглавленное тело стратига.
— Эмир, с добрым утром. Будите остальных, а то мы смущаем местных.
Хафизулла проснулся раньше всех. Он стоял у самого парапета, спиной к морю, и, прищурившись, глядел на дома, прохожих, портовых рабочих, и шумные автопогрузчики.
Василий растолкал Ольгу, потом Бориса.
Борис помотал головой, стряхивая сон. Почесал подбородок.
— А знаете? Мы, кажется, в Стамбуле… Да. Стамбул. А мне снилось… Оль, ты что увидела?
Принцесса, не отрываясь, смотрела на Василия.
— Я видела кальмара. Он был… Величиной со Вселенную. И он меня взял…
— Вот-вот! — радостно подтвердил Борис, — и у меня то же самое.
— Восьмирукий, — тихо сказал Хафизулла.
— Кто? — спросил Борис.
— Восьмирукий. Я тоже его видел.
Хафизулла уставился на Бориса. Усмехнулся.
— Эмир. Я говорил, что через вас веет дыхание Аллаха. И готов повторить. Ведь вы… Вы подчинили себе волю Восьмирукого! Я всегда знал, что вы на такое способны, и все наши, в Ордене, знали. Я правда не знал, что Восьмирукий умеет так запросто — взять и перенести. Борис, это точно Стамбул?
Борис еще раз поглядел по сторонам и кивнул.
— Стамбул.
IX
ТИХИЙ АД
Глава 1
Дерево так и оставили лежать поперек набережной. Лиру Орфея Ольга взяла с собой, хоть и не знала, зачем. Скорее всего — просто потому, что любила отца. Он бы не простил ей, брось она уникальный инструмент валяться под ногами портовых рабочих. Борис не хотел прикасаться к мозгу Комнина, но в последний момент передумал.
— Я почему-то чувствую, что он нам пригодится. Может, конечно, это Блидинг на меня так влияет…
— Возьми, — согласился Василий, — я чувствую… Не знаю. Не в чувствах дело. Но железка связана с сервером. А вдруг получится как-то ее раскрутить — и не напороться. Мы не можем пренебречь…
Василий вовсе не был уверен в своей правоте. Борис ему помог.
— Беру, беру. Пошли.
Они снова остановились в том же самом «Хилтоне». Теперь, правда, Ольге не пришлось переодеваться. На ней была форма гвардейского архонта, по выражению Бориса — «вполне стильная». Василий снова отказался расстаться со своими голубыми шароварами и безрукавкой, а на груди Хафизуллы все еще висели яркие кружочки нелепых жетонов — они ему понравились.
Борис быстро собрал команду, тех же самых людей, с которыми плавал обычно. Только на этот раз вместо катера он использовал специально оборудованную яхту, тоже на подводных крыльях, достаточно большую, чтобы укрыть на палубе шлем Искандера.
В море вышли под вечер. Берег остался на горизонте — еле заметная туманная неровность, нарушающая идеальную прямую границу между гладким, почти глянцевым небом и столь же гладкой зеленоватой водой.
Юсуф возился на глубине в громоздком водолазном костюме. Его поднимали на поверхность, он отрицательно мотал головой, отдыхал и нырял снова. Два раза поменяли место. Наконец, Юсуф вынырнул довольный.
— Нашел я ваш клад с рогами. Что, капитан, по слитку на брата? Не обманешь?
— Не обману, — сказал Борис, — давайте вытаскивать.
Мощный кран с шумом отобрал у моря странную добычу. Борис подождал, пока вода вытечет из открытого входного отверстия, и повернул рычаг. Шлем Искандера, лязгнув металлическим дном, встал на палубу.
Бахтияр тронул Бориса за локоть.
— Хозяин. Катер.
Борис прищурился.
— Бинокль дай.
Минут пять он рассматривал через бинокль неизвестный катер.
— Стоит, сволочь… Ладно. Мы уже им всем показали морской бой. И еще покажем, если полезут.
Бой действительно предстоял. Но вовсе не тот, о котором думал Борис. Когда он оторвался, наконец, от бинокля, вся команда собралась на палубе. Вперед вышел Юсуф. Склонил лохматую голову набок, пошевелил челюстями. И выпалил:
— Маловато, капитан.
— Чего маловато?
— По слитку на человека. Мы там огромные сундуки нашли…
— Ну и что? — холодно спросил Борис.
— И решили, что поровну, считая гостей. Как раз.
Борис выстрелил, не вынимая пистолета из кармана. Пуля сделала две дырки — одну в белой материи, другую у Юсуфа в животе. Но матросы не испугались — тут было, ради чего рисковать чьей угодно жизнью, даже своей. Тело Юсуфа не успело коснуться палубы, когда они все вместе бросились на своего хозяина.
