Олег Верещагин - Там, где мы служили...
Это были гиганты, высеченные из отрогов скалы кто знает в какие времена. Стихии стёрли черты их лиц почти полностью — остались лишь глубокие впадины глаз под чеканными полукружьями надглазников высоких остроконечных шлемов… жёсткая складка губ… широкие наносники… боевые топоры, на которые опирались воины — и протянутые вперёд в одинаковом жесте прямые руки с предостерегающе поднятыми ладонями.
И — отчётливое, неистребимое впечатление суровой, гордой мощи, обращённых к человеку грозных слов…
СТОЙ, ПРИШЕЛЕЦ. ТУТ НАША ЗЕМЛЯ. ДОКАЖИ, ЧТО МОЖЕШЬ ПРОЙТИ.
Каменные — влитые в камень — из камня шагнувшие — вышедшие из веков веков.
Витька думал, что Билли прав. Каменные воины не внушали страха. Лишь странное узнавание и восхищённую робость, словно смотришь в лицо герою… нет… не просто герою — старшему брату, вернувшемуся с тяжёлой войны.
«Что такое?! — удивлённо подумал Витька и мазнул рукавом по щеке. — Плачу?! Ещё не хватало…»
Но, оказывается, никто не смотрел на него. Все в колонне не сводили глаз с Горных Стражей.
Билли первым очнулся от столбняка.
— Надо ехать, — сказал он, тронув коня. — Вон там, между ними — дорога…
Они проехали примерно три четверти пути до гор, когда монотонный, иссушающе-мощный звук прогремел в холодном воздухе — и горы откликнулись дружным хором эха…
— А-ао-о-о… а-ао-о-о… а-ао-о-о…
— Окликают, — Билли махнул рукой, и рыжий мальчишка поднёс к губам прямой небольшой горн. Звонкий короткий сигнал ответил звукам рога — Витька сообразил, что странные звуки производил именно рог.
Горну ответили — теперь уже обычный человеческий голос:
— Ждём, поднимайтесь!..
…Дорога уходила в горы, постоянно поднимаясь. Витька чувствовал, что каждый шаг тут — под прицелом. На голых склонах — ещё, можно сказать, не остывших от вулканических взрывов — тут и там располагались площадки с бойцами. Такими же, как те, кто сейчас сопровождал колонну. Два мотоцикла с колясками, в которых стояли 15-миллиметровые пулемёты, следовали в голове, и на них ехали рослые. Крепкие люди в серо-зелёной мешковатой форме, перетянутой ремнями, тяжёлых сапогах и фуражках с длиными козырьками. Они сильно отличались и от конфедеративных штурмовиков, и от англо-саксонских партизан Крэйна. Это были бойцы переселенческой самообороны, люди десятка национальностей, подданые Англо-Саксонской Империи, начавшие осваивать окрестности Моря Чад, в том числе — и полуостров Йотунхейм. Именно АСИ по договорённости должна была отойти Африка западней 20-го меридиана и южней экватора. И здесь, по всей видимости, зарождался новый народ.
— Как они тут живут? — тихо спросил Роман, озираясь. Как и все русские, в горах он чувствовал себя придавленым всей этой бессмысленной массой камня.
— Во-первых, они почти все из гор, — сказал кто-то из партизан. — А во-вторых, тут и долины есть. Там хлеб должен хорошо расти, виноградники и сады на склонах… Овцы тут хорошо пасутся, опять же, а во многих пещерах вовсю термальные источники работают и ещё лет пятьсот будут работать по прикидкам. Хорошие места, чего… — но задумался и добавил: — И всё-таки наши равнины лучше. Лучшее место в Африке.
— Это ещё как сказать, — послышался голос, и все увидел нагнавшего 019-ю молодого переселенца. — Через пару десятков лет продолжим этот разговор. А мы — во всяком случае, мы нашли, что искали… — он говорил с акцентом, который показался знакомым всем, кто хорошо помнил Иоганна. — Здравствуй брат, — наклонившись с седла, он пожал руку Билли, который тоже свесился в сторону.
— Здравствуй, брат, — ответил он и представил переселенца штурмовикам. — Лейтенант самообороны Осбер Осберзон, офицер полковника Вульфа Каттерика.
— Хэйль, — поднял руку Осберзон. — Мы ждём вас уже с полдня.
— Мы здесь, — кивнул Билли.
* * *Витька никогда особо не интересовался пещерами. Для него они были чем-то сырым, тёмным и не очень приятным, о чём он знал понаслышке. Поэтому он поразился, увидев Вилдансхейм — как, собственно, поражались и поражаются все.
В годы Безвременья и первых лет Серых Войн проживание в пещерах было насущной необходимостью во многих местах земного шара. Но почти во всех случаях тамошний быт носил на себе отпечаток временности, вынужденности, и люди покидали свои жилища без сожаления сразу, как только это становилось возможным — даже если житьё там успевало стать вполне обустроенным.
Здесь глазам Витьки предстало совершено не то. Большой зал по стенами освещали факелы — десятки настоящих факелов горели в металлических держателях, наполняя воздух сладковатым запахом какого-то фруктового дерева. Длинные столы стояли рядами, вдоль них — накрытые тканью скамьи. На скамьях вперемешку сидели ополченцы, женщины (с оружием) и дети (почти все — тоже с оружием). Дальнюю стену украшала огромная карта Земли и большой флаг — алое полотнище с чёрно-белым кельтским крестом. С десяток молодых девушек разносили самую разную еду, успевая пикироваться на ходу с молодыми ребятами за столами.
Витьку поразила эта смесь казармы, декораций из исторического фильма и военного штаба. Судя по всему, остальные штурмовики испытывали нечто похожее, а оглушительное «хэйль!» из множества глоток заставило вошедших сбиться в кучку, остановившись на пороге.
— Они пришли, — громко сказал лейтенант Осберзон, становясь чуть сбоку — и сейчас Витька различил на его лице следы ожога напалмом — вроде тех, что изуродовали лицо капитана Фишера, командира роты, — встречайте, полковник.
— О… — вырвалось у Джека. По штурмовикам прошло что-то вроде нервного колебания. Витька изумлённо приоткрыл рот — как маленький.
Человек, вставший с дальнего конца центрального стола, был настоящий гигант. Витьке показалось, что в нём футов семь — но это всё-таки была ошибка. В полковнике Вульфе Каттерике, имперском бароне, было шесть футов и пять с половиной дюймов росту[65] и 130 килограмм веса. В прошлом — командир Шервудских Лесников Его Величества, он год назад, выйдя в отставку с военной службы (на которой находился с тринадцати лет, ещё с первой половины Серых Войн), возглавил переселение нескольких тысяч подданных Англо-Саксонской Империи на запад Африки. Типичный англосаксонский дворянин — голубоглазый, с отпущенными почти до плеч каштановыми с проседью волосами, прямым носом и крупным, решительным подбородком — он обладал таким же типичным для этих людей жестоким и решительным нравом воина-лидера. Император знал, кому поручить возглавить переселенцев, в начале едва не погибших от рук бандитских отрядов…
— Вилдансхейм приветствует гостей, — сказал он, и резкий, жёсткий голос прогремел под сводами пещеры, — тебя, Уильям Крэйн, сын нашего собрата, графа Империи, тебя, лейтенант Скобенюк, ваших людей — и предлагает вам место под крышей, за столом и в боевом строю!
Пока он здоровался за предплечья с Билли и лейтенантом, партизаны и штурмовики стали рассаживаться на щедро освобождаемые им места. У многих партизан среди ополченцев были знакомые, сразу поднялся добавочный весёлый шум.
— Гигант, — восхищённо шепнул Ник Яну, не сводя глаз с Каттерика Фриз молча кивнул — полковник и на него произвёл впечатление.
Слева от Витьки уселся Майкл, справа оказался длинноусый переселенец, тут же ударом длинного ножа отваливший два куска мяса от окорока, нашпигованного чесноком и доверху наполнивший поданные металлические чаши яблочным элем. Плоское блюдо с самыми обычными галетами придвинул сидевший напротив Майкла парень — приблизительно ровесник юношей.
Витька успел проголодаться во время долгого марша и охотно занялся мясом. Он заметил, что на столах вообще довольно много всего — и консервы, и свежее мясо, и овощи, и фрукты (и консервированные, и тоже свежие, видимо, из парников), и рыба, и разные кувшины и фляги… По залу, кстати, шныряли собаки — здоровенные, похожие на волков северные канадские псы. Они как бы довершали картину полуварварства.
Но еда была вкусной, и Витька, утолив первый голод, наконец-то посмотрел в голову стола. Билли и лейтенант Скобенюк сидели там, рядом с полковником и его женой — очень красивой и в то же время решительной до неженственности женщиной. Двое старших сыновей Каттерика, имперские офицеры, погибли на войне в разных концах Земли, а младший — 14-летний строгий мальчик — стоя за спинкой отцовского кресла, подливал ему в кубок. Две дочери, которые были у полковника, видимо, разносили еду среди прочих девушек. Все трое комнадиров разговаривали; очевидно, в разговоре принимала участие и женщина. Но там же сидел ещё один человек, который в разговоре участия не принимал… Витька всмотрелся и понял, что это годи[66] — асатру. Одетый в полувоенную форму, как и все прочие переселенцы, он выделялся — седые волосы рассыпались по плечам, глаз почти не было видно под нависшими серыми бровями в глубоких тёмных впадинах, но Витька мог поклясться, что седой внимательно рассматривает всех вновь прибывших. Он не ел и лишь изредка подносил к губам чашу, в которой Витька узнал оправленный в серебро человеческий череп. «Жутковатый дедушка, — подумал Майкл, — небось, ещё и Век Безумия застал…»
