Сергей Лукьяненко - Застава

– Ребята, она права, – сказал я. – Простите… но ни вы не выдержите, ни я. Это не кино. Эйжел, я открою портал. Но ты должна отпустить ребят.

– Обязательно, – сказала Эйжел, вновь запихивая Ромке в рот кляп. – Мы сделаем так… сейчас я тебя раздену, а им развяжу ноги, чтобы они могли тихонечко двигаться. Потом принесу бадейку с водой и буду изображать душ. Ты откроешь портал. Когда ты это сделаешь, я выну у Ромы кляп и вместе с тобой войду в твой портал. А Роман как следует обругает Галю, она откроет свой, и они уйдут через него. Все честно?

– Честно, – признал я.

Она подняла меня на ноги и принялась раздевать. В этом даже не было унижения, скорее – какая-то болезненная эротика. Я стоял молча, даже когда остался без штанов и когда Эйжел ножом разрезала на мне рубашку, чтобы не развязывать руки. Голова кружилась, но не болела.

– Я не уверен, что смогу легко открыть портал, – сказал я. – Во-первых, я должен вытираться…

– Я сама тебя оботру, милый, – сказала Эйжел. – И не надо никаких «во-вторых». Ты не представляешь, как безвыходная ситуация обостряет способность открывать порталы. Почти все ваши ограничения – просто косность мышления. Не зря большинство открывает порталы напившись, медитируя или входя в транс…

Она принесла ведро с водой, набросила на плечи рюкзак. Потом разрезала Гале и Роме веревки на ногах.

– От стульев я вас отвязывать не буду, – сказала она. – Чтобы не провоцировать глупого геройства. Как-нибудь допрыгаете…

– Эйжел, – сказал Ромка. Голос его был удивительно спокойным и, несмотря на подростковую тонкость, совершенно взрослым. – Однажды я найду тебя и убью. Где бы ты ни была. В каком бы мире ни пряталась. Запомни это.

Эйжел на секунду замерла, держа в руках ведро с водой. Потом кивнула:

– Я запомнила и приняла к сведению. Мне очень жаль, но ты, похоже, говоришь серьезно. Поэтому я дам тебе пару лет подрасти, а потом сама тебя найду и убью. Разумнее было бы сделать это сейчас, но… – она вздохнула, – Иван может съехать с катушек. Как скажешь. Встретимся, Рома.

И она, больше не обращая на парня внимания, принялась лить мне на макушку воду.

Вода была холодная.

И вообще тонкая струя воды – это не мягкие ласковые струи душа.

Струйки, стекающие по моему лицу, были розовые и соленые на вкус. А не слабо меня приложили по черепушке…

Я попытался выбросить это из головы.

Все выбросить, совершенно.

И то, что стою голый и со связанными руками перед симпатичной девушкой и подростком.

И убитого Ашота.

И раненого (или убитого?) Бобрикова.

И связанных друзей.

И обещание Эйжел убить Ромку.

И «детонатор», который, наверняка, лежит в ее рюкзаке.

На меня льется вода. Я в душе. Я очистился. Я готов к рождению в новый мир, я покидаю Центрум, я возвращаюсь на Землю.

Это не лучший на свете мир, но это мой мир. Я возвращаюсь в него не потому, что меня заставляет враг, не потому, что несу в него смерть. Я возвращаюсь, чтобы дать последний бой – и победить.

Вода перестала литься. Я сделал шаг назад. Эйжел сильно, но мягко обтерла мои плечи полотенцем.

Я напрягся – и открыл портал, который никогда не видел.

– Галя, дурында, соплячка… – быстро заговорил Ромка.

Эйжел шагнула за мою спину, вцепилась мне в руку – и потащила за собой.

В мой собственный портал, в мой собственный мир, в мою собственную квартиру.

Глава 24

Я упал.

Упал на пол в собственной квартире, пройдя туда сквозь собственный портал, и это почему-то было обидно.

Эйжел стояла надо мной, держа в руках Узи-микро, надежную еврейскую машинку для фаршировки мяса свинцом. Свой похожий на маузер и калибром, и габаритами пистолет-пулемет клондальской сборки она, видимо, брать не стала.

Пока я переворачивался и пытался сесть на полу, Эйжел быстро и умело обшарила всю квартиру. Проверила, заперта ли входная дверь, обыскала спальню, посмотрела в ванной и на кухне. Даже заглянула зачем-то в стоящий в углу гостиной рюкзак, отобранный мной недавно у контрабандиста на границе с Лореей. Потом вернулась ко мне, с усмешкой посмотрела на пустую бутылку из-под коньяка, стоящую на столе, и убрала ее на пол. Она выглядела какой-то очень расслабленной и удовлетворенной.

– Эйжел, если ты рассчитываешь на бомбу, которую спрятала у Ромки, то зря, – сказал я. – Ее нашли и уничтожили.

Эйжел покачала головой.

– Сразу две ошибки. Во-первых, не рассчитываю. Во-вторых, это была не бомба, а детонаторы. Бомба – вот она.

Не выпуская Узи, она сбросила свой рюкзачок, достала из него деревянную коробку и поставила ее на стол.

– Это – бомба, – повторила Эйжел. – Если пользоваться вашей терминологией… А детонаторы… – она прошла к рюкзаку контрабандиста и принесла его к столу, – вот они.

Я молчал. Нечего было говорить, кроме матерной брани.

– Мы всегда дублируем важные моменты операций, – пояснила Эйжел. – За эту бомбу я тоже волновалась, но ее вы, к счастью, не нашли. А второй комплект детонаторов нес наш агент. Из вашего мира, кстати. Он должен был встретиться со мной, но, к несчастью, напоролся на очень упорного пограничника. В ваш мир уходить смысла не было, груз я должна была встретить в Центруме. Он попытался оторваться, но упорный пограничник его нагнал. К счастью, на этот случай тоже был предусмотрен свой вариант – сбросить груз и уходить. Но пограничник, к сожалению, оказался не только упорный, но еще и корыстный… по мелочам. Утащил груз на Землю.

– Я был далеко от заставы, – сказал я. – Поэтому и забрал рюкзак с собой, хотел потом сдать… как положено. Не успел.

Эйжел усмехнулась и продолжила:

– А я осталась с пустыми руками. Поэтому мне пришлось ехать в Марине. Мне и в голову не пришло, что бомба дожидается меня на вашей заставе, я была уверена, что ее забрал пограничный спецназ. Надо было удостовериться, конечно… но один комплект детонаторов уже был на Земле, второй комплект и бомба, как я полагала, в Марине… уговорить тебя навестить заставу не удалось… я была в панике и решилась на авантюру. Увы, бомбу уничтожили, детонаторы изъяли… мне пришлось бежать. Штурм заставы был жестом отчаянья, Иван. Я подозревала, что детонаторы у тебя, но не знала, сохранилась ли бомба на заставе. Но все сложилось! Ты видишь – все сложилось, все удалось!

– А как ты красиво рассказывала о своей ненависти к Очагу… – прошептал я. – Про ужасы, которые испытал твой род…

– Я не лгала, Иван, – лицо Эйжел помрачнело. – Я говорила правду… но не свою. Ту, что рассказывала мне настоящая Эйжел. Все правда – и выживание, и нищета, и смерти… и про людоедство… Только не думай, что я жила во дворце, у нас все было похоже, – она поморщилась. – По-другому, но похоже. Разве что друг друга не ели, а «двуногой скотиной» моя бабка называла мартышей… Ты считаешь нас злодеями? Ты ничего не знаешь про нас, Иван. Ты не понимаешь, кто настоящие злодеи и что именно делаем мы…