Желанный трофей (СИ) - Константин Георгиевич Калбанов
— Не знал я, что ты настолько сердоболен.
— С чего бы мне так глупеть на старости лет? — вздёрнул бровь Зарецкий. — Просто, коли так всё обернулось, то грех не воспользоваться и не обзавестись козырем против извечного врага.
— А прознав об этом, не убить княжича, расстроив брак и заодно получив рычаг против Каменецких. Так выходит? — сцепив руки на животе и склонив голову набок, хмыкнул царь.
— Твоя правда, государь, эдак оно складно выходит. Да только к чему мне такие риски, коли свадьбу я мог расстроить и без смертоубийства. Не верил я до конца Каменецким, а потому приглядывал за Михаилом, ища подвох. И высмотрел, что с чего-то он взъярился на дворянина, студента новичка, что под твоей опекой оказался. Уж и не знаю, чем он ему не глянулся, может, не по нраву пришлось, что впервые в поединке сталь отведал, но задумал он с ним посчитаться, и не по чести, а по-воровски. Дважды убийц подсылал.
— Ты сейчас о Ртищеве? — спросил Рюрикович.
— А ты, государь, вижу, знаешь этого молодца.
— Со слов Загорского, именно он и есть убийца Каменецкого. Твоя правда, за такое полагается лишение дворянского сословия и отправка на границу с дикими землями, — произнёс царь.
— Так а я о чём, государь. Не нужно мне было его убивать. Хватило бы взять Ртищева под опеку и выдвинуть обвинения против Михаила.
— Это если бы ты сумел доказать его вину. Что сделать было бы непросто.
— Доказал бы, государь. Уж поверь.
— Ладно. Я так понимаю, что это была лишь прелюдия. В чём же твоё дело?
— Хочу я и внучке угодить, и рычаг на Каменецких заиметь, и чести не уронить. И коли уж всё сошлось в одну точку, то грешно не воспользоваться этим.
— Тень на плетень не наводи, Игорь Всеволодович.
— Да какая тень, государь. Хочу выдать замуж Оленьку за этого самого прыткого дворянчика Ртищева. Он сильный одарённый и вокруг него уже хороводы водят, так что особых пересудов это не вызовет. Все поймут стремление моего сына усилить родовую кровь.
— А мне-то к чему усиливать ваш род?
— Тому несколько причин. Пусть он и будет в нашем роду, но царство не потеряет сильного одарённого. Без огласки ты получишь откуп от меня, о количестве ещё условимся. Ты будешь знать, что в нашем роду кровь Каменецких. Войны меж родами не случится, как и ослабления царства, ведь на западных границах неспокойно.
— Война меж вами и так не случится, — возразил царь.
— Ой ли? Полагаешь, что Антона Андреевича устроит козёл отпущения вместо настоящего убийцы его сына? А ведь он узнает, что Ртищев не повинен в этом. Может, и хотел бы малец посчитаться, так ведь не успел. А хотеть и сделать не одно и то же.
— Тогда ты ввергнешь свой род в войну.
— Которая тебе, государь, не нужна больше, чем нам. Ведь земли именно твоих сторонников расположены на границе. И это они недополучат помощь.
— Хорошо, Игорь Всеволодович, будь по-твоему…
Пришлось поторговаться с этим прохвостом по поводу выкупа. Не сказать, что изначально князь предлагал так уж мало, всё же сделка ему выгодна, и старик это понимал. Однако и недостаточно, чтобы царь посчитал компенсацию приемлемой. Но постепенно они всё же пришли к общему знаменателю, и договорённость была достигнута.
— Кто меня вызывает? — ожило на карте изображение Загорского.
— Это я, Викентий Петрович, — произнёс Рюрикович.
— Здравия тебе, государь, — тут же ответил генерал-полицмейстер с долженствующим поклоном.
Его рука скользнула к отдельному кармашку на поясе и извлекла карту царя. Разговор с ним не мог быть простым, и любая просьба государя всё равно что приказ, а потому не мешает быть уверенным в том, что ты говоришь действительно с ним, а то хватает разных умельцев. Кому, как не многоопытному полицейскому, знать это.
— Как идёт следствие по делу убийства княжича? — спросил Рюрикович.
— К тому, что я докладывал прежде, мне добавить нечего, государь. Под тяжестью доказательств Ртищев по-прежнему не желает сознаваться. Думаю, пришла пора переходить к допросу с пристрастием.
— А все ли обстоятельства учтены?
— Государь?
— Мне бы хотелось, чтобы дознание было проведено со всем прилежанием и был найден истинный убийца, а не тот, кто подходит под это лучше всего.
— Я всё понял, государь.
— Вот и ладно…
Глава 28
Тили-тили тесто
— Дедушка! — Ольга бросилась в ноги патриарха.
— Ну чего ты, девочка? Чего так убиваешься? — поднимая ворвавшуюся в кабинет внучку, спросил патриарх Зарецких.
— Батюшка решение принял. Сказывает, что от плода нужно избавиться. Уж и лекаря призвал.
Игорь Всеволодович об этом знал, потому что действовал в сговоре с сыном. Князь уже понял, что союз с родом Каменецких оказался порушенным, так и не состоявшись. Хотя и наметились уже следующие брачные договоры, которые должны были его укрепить.
Но после убийства княжича вновь образовалась вражда. В принципе, брак Михаила и Ольги сорвался по объективным причинам, и другие представители родов могли послужить той же цели. Однако в стане Каменецких шли устойчивые разговоры о причастности к убийству Зарецких и всячески подогревались враждебные настроения к ним. Что не так уж и сложно при застарелых взаимных претензиях.
Старый князь прекрасно об этом знал, потому что сам же и подогревал эти настроения. Мало того, уже прошло несколько дуэлей. Благо счёт пока ничейный, и неотвратимых смертей не случилось, а к подлым методам ни одна из сторон ещё не перешла. Уже пущен слух о том, что в ходе дознания выяснилось о непричастности арестованного к убийству княжича. Вскоре это подтвердится, но осадочек останется, и миру меж родами всё же не бывать.
— Так нет у нас иного выхода, внучка. По-иному дитя внебрачным будет. Ты же не глупая, должна понимать, что это означает. А там и Каменецкие возжелают его забрать, ведь их кровь. И мы отдать никак не сможем, потому как слабость свою выкажем. Вот и выходит, что дитя ваше нерождённое вместо скрепы родов может стать яблоком раздора. И крови из-за того прольётся много.
— Не отдам!
Ольга резво поднялась на ноги, прикрыла живот руками и отступила на несколько шагов. Выглядела она при этом настолько решительно, что никаких сомнений, пойдёт до самого что ни на есть конца. Дед смотрел на внучку со смешанными чувствами. С одной стороны, осуждал за то, что поддалась любви вопреки интересам рода. С другой, видел в ней свою решимость во