Дикая война - Ерофей Трофимов
— Нет у меня лишних взводов, — отрезал Белецкий. — Моим людям положено весь перегон со станцией под контроль взять. И это приказ моего прямого командования, а не мои пожелания.
— Но убытки… — воскликнул кто-то из купцов.
— А убытки пусть вам господин Кособородов возмещает, — оборвал его контрразведчик. — Умел пакостить, умей и отвечать.
— Да что вам всем свет клином сошёлся на этом сопляке?! — вскочив, заверещал Кособородов. — Что, других следопытов нет?
— Обычных много. А вот лучший один, — наставительно усмехнулся Белецкий. — В любом случае он теперь недоступен. За сим честь имею, господа.
Полковник и контрразведчик вышли, оставив купцов и мелкое чиновничество растерянно переглядываться. Потом все взгляды скрестились на неподвижно замершем майоре. Сидевший рядом с ним купец подтолкнул майора локтем, и тот, всхрапнув, растерянно огляделся.
— Ступайте-ка и вы домой, голубчик, — проворчал голова, брезгливо поморщившись.
После визита прямого начальства майор вообще с катушек слетел. Пил, начиная с самого утра. Вся работа по делам службы легла на плечи старого урядника. Так что всем собравшимся было понятно, что говорить нужно не с этим чучелом, а с толстым пройдохой, знавшим в поселке каждого жителя в лицо. Обведя оставшихся долгим взглядом, голова вздохнул и, ещё раз покосившись на майора, предложил:
— Господа. Я предлагаю сделать перерыв до того момента, когда мой посыльный найдёт урядника и передаст ему наше приглашение на данное почтенное собрание.
— Сразу надо было, — последовал ворчливый ответ, и голова, посмотрев в спину уходившему майору, удручённо вздохнул.
— Тогда соберёмся тут через два часа. Как раз будет время пообедать, — резюмировал он и первым направился к выходу.
Спустя два часа отобедавшие и заметно повеселевшие купцы снова собрались в том же зале и, едва завидев шарообразную фигуру урядника, принялись задавать вопросы. Несколько растерявшись от такого напора, толстяк откашлялся и, расправив усы, задумчиво покосился на голову. Тот, решив напомнить всем, кто тут главный, принялся трясти колокольчиком, добиваясь тишины. Наконец, когда первые страсти немного поутихли, он повернулся к уряднику и, указывая рукой на зал, грозно спросил:
— Видите, Николай Аристархович, до чего вы народ довели?
— Я? — предельно удивился толстяк.
— А кто ж ещё? Кто разбой на тракте допустил? Кто позволил хунхузам такой урон купечеству нанести? Почему до сих пор люди ваши не собраны и по следу не пошли?
Кивнув, урядник достал из кармана небольшую книжицу и, вскинув её над головой, громко ответил:
— Вы, господа, вроде народ и грамотный, а всё одно дураки. Вот это полицейское уложение о правилах сохранения благочиния в жилых поселениях. Тут всё ясно написано. Читайте. А как прочтёте, тогда подумайте, кому какие вопросы задавать надо.
Подойдя к столу председателя, урядник хлопнул перед ним книжицу и, развернувшись, тяжело затопал в сторону дверей.
— Погоди, Николай Аристархович, — остановил его один из купцов. — Ты это, не горячись. Сам понимаешь, убытки несём такие, что взвыть впору. А тут ещё никто и помочь не хочет. Ты толком, по-простому растолкуй нам, что не так?
— А всё не так. Людей просили. Нету. Патроны на обучение просили. Нету. Чего ни коснись, нету. А службу подавай. С грехом пополам на две должности сразу одного человека нашёл, и того выжили. Нет, господа купечество. Прав был Мишка. Как аукнется, так и кукукнется. Вы его травили, вы его выгнали, так что теперь сами справляйтесь. Нет у меня проводника для такого дела. А что до погони, так на то мне особый письменный приказ положен. Без него посёлок без присмотра оставить права не имею. И приказ тот должен не от пьяницы нашего, а непосредственно от двора генерал-губернатора исходить. Вон, уложение на столе. Сами прочтите.
— Я что-то не пойму, Николай Аристархович, ты за службу в обиде или за мальчишку своего мстишь нам? — помолчав, мрачно поинтересовался купец, остановивший его.
— Вот я и говорю, дураки вы, — качнул толстяк головой. — Оно ведь всё одно за другое цепляется. Пока он у меня в службе оружейником и следопытом был, у нас и патроны на учёбы были, и завсегда можно было его высвистать, чтобы дело сладить. А теперь ни того, ни другого.
— Так помирись, — неожиданно предложил купец и, оглянувшись на остальных, добавил: — А мы всё как было по ценам вернём. Вон, всё обчество тебе в том согласие даёт, — продолжил он, не обращая внимания на перекосившуюся физиономию Кособородова.
— А я с ним и не ссорился, — усмехнулся урядник. — Это вы ему жизни не давали, а я только винился да каялся. Да и бесполезно это теперь. Уехал он. К казакам уехал. В станицу. Так что теперь и пушнина от хантов, и воск, и дичина всякая только их купцам уйдёт. Да и золотишко, что он иногда с хунхузов снимает, тоже туда отправится, — закончил толстяк и, вздохнув, обречённо махнул огромной лапой. — Дураки вы, господа купечество. Под одного прогнулись, а собственную выгоду прозевали, — добил он собравшихся, выходя из зала.
* * *
Потянувшись всем своим великолепным телом, Наталья открыла глаза и обвела избу долгим, ещё сонным взглядом. От печки веяло теплом, а на столе, накрытый чистой холстиной, её дожидался завтрак. Улыбнувшись, она соскользнула с лежанки и, не одеваясь, прошла к окну. Морозные узоры мешали рассмотреть, что происходит на улице, в подробностях, но с одного взгляда было понятно, что день будет просто сказочный.
Почувствовав, что босые ступни начинают замерзать, она вернулась к лежанке и, посмотрев на разворошённую постель, которая ещё хранила тепло её тела, захихикала, словно напроказившая девчонка, вспомнив некоторые эпизоды прошедшей ночи. Это было восхитительно и, что стало полной неожиданностью, очень познавательно. Накинув рубашку, штаны и жилетку из заячьих шкурок, она сунула ноги в тапочки из оленьей шкуры, сшитые мехом вовнутрь, и, прихватив из-под подушки револьвер, отправилась на улицу. Быстрым шагом дойдя до добротно сколоченного сортира, она оправилась и поспешила обратно. Мороз несильно пощипывал лицо, заставляя щуриться.
Войдя в дом, она поплотнее закрыла двери и, присев перед печкой, осторожно приоткрыла дверцу топки. Подкинув пару поленьев, Наталья старательно закрыла топку и, присев к столу, откинула холстину. На широкой глиняной тарелке лежала пара бутербродов с маслом и красной икрой, ровно нарезанная копчёная оленина, а в маленьком горшочке осенний мёд. Поставив на печку котелок с водой для чая, она ухватила с тарелки бутерброд и с аппетитом впилась в него зубами.
Это было удивительно вкусно. Нет, Наталья и раньше ела всякую икру, но вот так, на свежей лепёшке, не доводилось. Задумавшись, она не услышала,
