Олег Никитин - Черный Шаман
Процедура поражения в звании прошла как по маслу. Вначале полковник Забзугу, огорченный запретом истерзать ефрейтора, и тем паче диверсантов, до смерти, начистил ему рыло. Затем с Онибабо сорвали знаки различия. Держались они буквально на соплях – после предыдущего разжалования из капитанов на комбинезоне остались здоровенные прорехи. Потом двое телохранителей раскачали бурно рыдающего бедолагу и метнули вон.
Любой другой вылетел бы после такого импульса пташкой, но Онибабо был все-таки очень упитанным негром. Траектория его перемещения была крута, но коротка. Рухнул он в нескольких метрах от точки старта.
В самый раз под ноги капралу Зейле.
Девушка с удивлением посмотрела на преграду и аккуратно перешагнула через тело прожорливого нечестивца. Потом еле заметно улыбнулась Вадиму, у которого сразу потеплело на душе, и залихватски бросила два пальца к козырьку кепи:
– Капрал Зейла из разведки вернулась, мой маршал. Разрешите доложить обстановку!
* * *Обстановка, по словам Зейлы, складывалась следующая. Повсюду усиленно распространялись известия, что под именем ОАТ в Малелу проникла не имеющая национальности шайка головорезов, насильников и буйнопомешанных. Будто бы большую ее часть составляют сбежавшие из агундских и мавротопских тюрем преступники. Руководит сворой обезумевших изуверов самозванец, который выдает себя за погибшего еще в прошлом году умеренного оппозиционера Черного Шамана. На самом же деле это – некий Потискум, зверь в человеческом обличье и подлинное исчадие ада. Барбундиец, приговоренный на родине к смертной казни за поджоги больниц и школ, педофилию, инцест, мужеложство и людоедство.
Мвимба-Хонго при этих словах сдавленно зарычал.
Цели бандитов примитивны, но жестоки: убить и ограбить как можно большее количество горожан, свалив вину на мирных тружеников таха.
О дикой, неоправданной кровожадности злодеев говорит следующий факт. Сегодня около полудня двое из них, один – вооруженный гранатометом, другой – револьвером, ворвались в винную лавку, расположенную поблизости от президентского дворца. Угрожая оружием, мерзавцы потребовали у хозяина дневную выручку и ящик лучшего виски. А также отдать им подростка-сына, над которым, очевидно, собирались бесстыдно надругаться...
Начальник штаба, который вместе со всеми внимательно слушал капрала, при этих словах вдруг полностью потерял интерес к рассказу. Насвистывая простенький мотивчик, полковник Забзугу склонился над картой и принялся увлеченно водить по ней карандашом.
...Однако не на того напали! – продолжала красочный доклад Зейла. Торговец указал выродкам на дверь. Для доказательства собственной твердости отважный лавочник достал из-под прилавка дедовскую двустволку. Взбешенные его неуступчивостью бандиты открыли ураганную стрельбу. Пистолетные выстрелы нанесли урон множеству бутылок с благородными жидкостями и наповал убили любимого попугая торговца. Выпущенный из гранатомета снаряд разнес вдребезги витрину магазина, осколками ранило двух клошаров и троих дервишей. Еще одна граната угодила в известное своей целомудренной чистотой заведение мадам Гульмины «Кошечка». Принимают там главным образом членов президентской администрации, ибо «Кошечка» славится прекрасной кухней и предупредительной обслугой из школьниц. Вспыхнул пожар. Посетители и официантки выпрыгивали из окон полуодетыми, а то и нагими. Поговаривают, что мадам Гульмина тяжело травмировала копчик. А государственный министр образования, из-за тучности не сумевший протиснуться в окно, получил ожоги самых интимных мест.
Свершив все эти злодеяния, мерзавцы вскочили в ярко-зеленый джип и умчались, осыпая улицы градом пуль и непристойной бранью. Силами народного ополчения и гвардии киафу было организовано преследование – увы, тщетное.
Встревоженный безобразиями и слухами последних дней, президент Волосебугу объявил в столице чрезвычайное положение. Отныне каждый, кто будет заподозрен в членстве или пособничестве так называемой ОАТ, подлежит немедленному аресту. В то же время, заявил президент, следует помнить: народы таха, чьим честным именем прикрываются упыри Потискума, ненавидят бандитов столь же сильно, как киафу или тувлюхи. И так же готовы объявить истребительную войну преступности. Что касается мелких межплеменных конфликтов, то их необходимо забыть. Пора налаживать крепкий мир и добрососедство. Для этой цели в Малелу приглашен самый адекватный и влиятельный из вождей таха. Это – достопочтенный патриарх Мвере-Бижи, он же Потрясающий Пальмы. А при нем старейшины еще нескольких деревень. Переговоры пройдут завтра. В них участвуют журналисты, включая представителей сопредельных стран и Земли. Будет вестись запись для головидения.
Командование KFOR полностью одобряет и поддерживает инициативы президента Волосебугу. И готово пойти на беспрецедентное усиление оборонительной активности во время саммита. С тем, чтобы защитить участников от провокаций со стороны фальшивой ОАТ и кровавых наймитов Потискума.
– Вот теперь нашей шайке точно амба, – прошептал Вадим Ирвину. – Как говаривал по поводу армии и народа китайский вождь Мао Цзе Дун: «Рыбе нужна вода, чтобы плавать».
– При чем тут какой-то китаец с рыбой?
– Вот ограниченный тип! Никакого представления об аллегориях. Мао имел в виду, что без поддержки населения партизанская война обречена на провал. Вспомни-ка, ведь Потрясающий Пальмы – известный пацифист. Обязательно примет предложение Волосебугу, а от Шамана отречется к Насровой матери.
– До чего ты умный, чувак, аж противно. Что же нам теперь делать?
– Надо успеть разжиться у Цаво свежими простынями.
– Зачем?
– Так погребальных саванов у него все равно нету!
– Тьфу ты, клоун! – рассердился американец. – Надо было догадаться, что какую-нибудь подковырку ввернешь... А если серьезно?
– А если серьезно, думаю, завтра нам предстоит горячий денек. Запросто получим ожоги самых интимных мест. Не хуже, мать их, посетителей мадам Гульмины.
– Это опять аллегория?
– В точку, брат.
– Растолкуй! – потребовал Ирвин.
– Командарм растолкует, – отмахнулся Вадим и замолк под тяжелым взглядом полковника Забзугу. Тот успел немного расслабиться – доклад капрала ушел от погрома в винной лавке в сторону высокой политики.
Выслушав донесение, великий вождь воскликнул свое знаменитое «Ага!» и многозначительно потер руки. Потом подозвал начальника штаба, посовещался с ним вполголоса. В итоге полковник отдал маршалу честь и приказал капралам построить личный состав.
– С вами разберусь позже, – сказал Черный Шаман диверсантам, прежде чем телохранители вытолкали их прочь. – Все равно сейчас нет подходящей награды для таких героев. Но когда мы победим...
– ...Нашими именами назовут больницы, школы, улицы и всех новорожденных младенцев мужского пола, – докончил за него Вадим, когда друзья покинули штабной угол. – Только на хрена это нам надо? Тебе, брат, хочется увидеть проспект имени Вадима Косинцева? А дурдом имени Ирвина Чьянгугу?
– Только об этом и мечтаю, – пробурчал американец. – Лучше бы он насчет пристойной жратвы распорядился. Я скоро от голода в обморок грохнусь.
– Потерпи, друг. Обещаю, после построения мы с этого жука Цаво все, что причитается, стребуем. И даже больше.
Капралы криками и зуботычинами сгоняли убогие остатки некогда грозной армии в подобие строя. Бойцы стояли, как придется. Многие были полураздеты и почти все – без оружия. Бормотали что-то вполголоса. То тут, то там слышалось грубое слово «Наср» и другие, еще более грязные ругательства. Своеобразным эпицентром волнений являлась сплотившаяся вокруг бывшего капитана-ефрейтора Онибабо группа негров – около десятка развязных типов с повадками уголовников. Пожалуй, именно этих людишек пропаганда президента Волосебугу подразумевала, заявляя об убийцах и насильниках. Дважды разжалованный пузан что-то возбужденно толковал, а мерзавцы слушали, то и дело выкрикивая невразумительные фразы на местной фене.
– Недолго дисциплинка держалась. Вот уж и первый антивоенный агитатор. Смотри, как бойко воду мутит, пожиратель хухум, – кивнул Вадим на экс-ефрейтора. – И приятелей себе набрал подходящих. Рожи-то до чего гнусные.
– Заметь, чувак, среди нет ни единого таха. Только наемники.
– Точно, сплошная гопота, – согласился Вадим. – Опасные твари. Интересно, что они задумали?
– Уж наверняка не сбор средств для сиротских приютов.
– Ого! К тебе вернулась способность шутить, рядовой Чьянгугу.
– Эй, чувак, моя фамилия Хэмпстед.
– И впрямь! Но это же в корне меняет дело! Значит, дурдом будет имени Хэмпстеда. Ах, какое музыкальное словосочетание.
– Нет, дурдом пусть будет имени Чьянгу... Э, э, погоди-ка! Почему это имени меня психушка, а имени тебя – проспект?! Что за оголтелый расизм? Я тоже хочу проспект.
