Николай Бахрошин - Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн
Комбат, как ни странно, промолчал.
* * *Трусит майор или просто нервничает? Даже интересно…
Полагаю, этим вопросом сейчас задавались многие. На моей памяти Диц первый раз расхрабрился настолько, что лично принимает участие в боевой высадке, а не отсиживается в «гробу». Статус комбата штрафников дает ему такую возможность — руководить сверху.
Тоже можно понять — командиров — людоедов типа Дица особенно ценит штрафное начальство, а вот подчиненные придерживаются прямо противоположной точки зрения. Практика показывает, во время боевых операций особо надоедливые «оводы» почему-то гибнут первыми, и почему-то от выстрелов сзади. Упаси, господи, никаких подозрений на наш доблестный контингент, в бою искупающий былые грехи под телескопическим присмотром начальства! Боезаряды штрафников, конечно, помечены атомным способом, так что первая же экспертиза… Как говорят.
Но — практика… Если вдуматься, мало ли оружия на поле боя…
Нет, конечно, комбат Исаак Диц высадился вместе со всеми не по зову сердца. Не воспылал к врагу и не вступил в движение бойскаутов, призванных совершать хотя бы одно доброе дело в день. Все еще проще. В батальоне болтали, бригадное руководство пообещало представить его после этой операции к «Ордену Мужества» 2–й степени. На жаргоне фронтовиков — «редьке с хвостиком», прозванной так за особо разухабистое изображение взрыва, на фоне которого стремится в атаку латунный бронедесантник с оскалом голодного питекантропа.
Фронтовые спецы быстро определили, что броня на ордене из тех неудачных моделей класса «рейтер», у которых были серьезные проблемы с «жабой», именно с той частью жизнеобеспечения, которая отвечает за отправление естественных надобностей. Я сам помню, как быстро «рейтеров» перекрестили в «вонючки». Поэтому нецензурное выражение лица у латунного десантника вполне оправдано: идти в атаку, отплевываясь от собственных нечистот и благоухая сортиром-то еще удовольствие…
Именно так определили солдаты.
Как уже понятно, фронтовики «редьку с хвостиком» не слишком жаловали. В разделении по степеням, в зависимости от званий, изначально было что-то обидное. Сами собой возникали ехидные вопросики: неужели рядовые могут проявлять мужество только третьей степени, тогда как генералы и адмиралы — исключительно первой? И если они уж такие храбрые, почему их почти не видно на передовой? Почему штабные щеголяют «мужеством» 1–2–х степеней, хотя участвуют в штурмах и оборонах только матюгами по дальней связи? «Редька с хвостиком» — это насмешливое прозвище ордену дали не зря.
Впрочем, если судить с точки зрения выгоды — награда из самых существенных. Помимо эфемерной славы к «Ордену Мужества» полагались налоговые льготы на всю оставшуюся жизнь и большая разовая премия. Я сам когда-то получил «редьку–2» и даже удивился прилагающейся сумме. А к первой степени премия вообще астрономическая, генералы редко бывают бедными, но жадными — почти всегда. Похоже, своего рода болезнь, прогрессирующая вместе с ростом звезд на погонах.
Словом, для Дица, имеющего за всю войну одну сомнительную медальку, орден — не только вопрос престижа, но и собственного кармана. Вездесущие слухи также утверждают, бригадное руководство посоветовало майору для достоверности упомянутое мужество продемонстрировать, чем озадачило его до крайности. Настолько, что он решился лично возглавить высадку, а не перепоручить это доблестное занятие Рагерборду…
* * *Я скомандовал, и взвод двинулся.
Выдвижение подразделения для разведки боем — прием, в общем, обычный. Совсем недавно я отрабатывал его со своим взводом на тренировочном полигоне в расположении батальона на Сахаре.
— Первая пятерка пошла — остальные на месте! Вторая пятерка пошла… Третья — на сто метров на опережение! — командовал я.
Не торопились, конечно. Лезть из огня да в полымя (в прямом смысле слова!) никому не хотелось. Мне — совсем не хотелось. Может, предчувствие?
На предчувствия в такой ситуации лучше наплевать сразу, это я давно знаю. Не та обстановка, чтобы гадать на судьбу. Тут годится только полный пофигизм — будь что будет, а приказ есть приказ. Вот если бы дурак Градник не посеял все три «эсэски» разом, парили бы они сейчас над нами и не пришлось бы лезть наугад. Хуже всего — когда наугад, а где-то рядом противник…
Впрочем, если бы да кабы, да во рту — грибы…
«Поголовная стрижка бродячих псов — тоже способ поймать блоху. Просто не самый легкий», — так утверждают опытные ветеринары…
Мы двигались. Выдвигались. Горящая зона заканчивалась, сплошная стена огня и дыма начала мельчать и дробиться на отдельные огненные озера и черные тучи, а за темным маревом появились просветы голубого неба. Здесь я придержал взвод и пошел вперед вместе с первой пятеркой.
Приказ — приказом, пусть Диц орет что угодно про «обнаружить и немедленно уничтожить», но прыгать в атаку, как мышь в кастрюлю с кипящим супом, я абсолютно не собирался…
Ну, конечно же! Как я и предполагал! Когда левая рука не ведает, что делает правая, даже занятия бытовым онанизмом приобретают острую интригу политической борьбы. Мое собственное житейское наблюдение, проверенное и подтвержденное.
Как только мы начали выходить из зоны огня, я увидел тяжелый МП — танк казаков, разворачивающийся для стрельбы метрах в трехстах впереди. Неспешно так разворачивающийся, в полном осознании своей бронированной защищенности и огневой мощи, как показалось мне.
«Что-то он совсем не торопясь разворачивается, нарочито не торопясь…»
— «Ромашка–1», «Ромашка–1», я — «Клумба–2»! — вдруг услышал я скороговорку зам — комбата Рагерборда. — Вижу танки! В направлении 18–20 — вижу танки!
«Ага, спасибо, что предупредили, господин капитан!» — успел я подумать. Я их тоже вижу! Век бы их, сволочей, не видеть…
Отчетливо так подумал и, наверное, очень быстро.
Раскоряченная серо — пятнистая туша танка качнулась на грави — подушке и ослепляюще взорвалась хирургическим блеском ракетного залпа. Мне показалось, сама земля вздыбилась под ногами, и я разом потерял ощущение пространства и времени, смешавшихся в нечто темное и неопределенно — тягучее…
В себя я пришел через мгновения и понял, что меня опрокинуло и присыпало землей. Крепко присыпало, но броня вроде бы не пострадала, и медицинские датчики молчат.
Пронесло! Просто ударная волна, маленькая такая, небольшая волнушечка…
«Это ничего, это мы выберемся, это мы сейчас, это мигом…» — бормотал я, закопошившись, наподобие жука — навозника, что пытается выбраться из обваливающейся песчаной ямки.
Вот контузия — наверняка есть! В ушах точно что-то чирикает…
— Командир, командир, я — «Ромашка–2», как слышишь? Как слышишь меня, прием?! Командир, я — «Ромашка–2», как слышишь меня?..
А! Это меня Кривой вызывает… Вызывает, вызывает, а я все не слышу…
Планета Казачок. 6 ноября 2189 г.
Окрестности 4–го укрепрайона.
МП — танк № 27 «Верный» 2–й роты 3–го отдельного казачьего батальона 6–й бронетанковой бригады.
05 часов 16 минут.
Когда из-за огня и дыма начали появляться темные, закопченные фигурки вражеской бронепехоты, горбато — непропорциональные в этой своей броне нового образца, командир роты сотник Евгений Осин удовлетворенно хмыкнул.
Все, как он и предполагал… Потому что он — умный! Его, Женьку Осина, на мякине не проведешь и на хромой козе вокруг пальца не объегоришь! Он так и знал, что штатовцы попробуют проскочить за огнем и дымом, поэтому и расположил все пять танков роты на вершине холма. Наперекор всем правилам тактики, неукоснительно диктующим останавливать машины для длительной залповой стрельбы «используя естественные природные укрытия и углубления, максимально пригодные в данной местности для скрытного размещения бронетехники».
Все эти параграфы из учебников Осин до сих пор помнил назубок. В бою, когда было время, припоминал и издевался над ними. Этакое желчное подхихикиванье про себя, хорошо помогает для оттяжки…
Танк на возвышенности — мишень? И сверху, и снизу, говорите?
Конечно, еще какая! Но МП — танк становится мишенью, если внутри при дальномерах, рычагах и гашетках сидят мудаки, верящие в «Основы тактики и стратегии бронетанковых подразделений», как в Святое Писание. А если вокруг только гарь и копоть, если штатовцы перед высадкой, маскируя свои маневры, запалили даже то, что гореть не может, тут полагаться на визоры не приходится. Остается рассчитывать только на собственное шестое чувство, на чутье командира, знающего противника как облупленного, со всеми его стандартно разлинованными схемами и примитивно арифметическим мышлением.
