Завтрашний царь. Том 2 - Мария Васильевна Семенова
Кощей неторопливо слез с камня. Мотнул головой, повёл плечами, пустил волну сухожильными тяжами, мышцами – подъёмными, поворотными, отворотными. Из руки в руку, потом от шеи вниз, до ступней. Подобрал куговую связку и побрёл хорошо знакомой тропинкой.
Радослав нетерпеливо вглядывался вперёд.
«Давно след бы тебе, батюшка, от дел удалиться. Жил бы сейчас, не тужил. Глядишь, женил бы меня, внуков уселся ждать…»
Впереди лежал тёмный берег Дикого Кута.
«Смотри теперь из-за Смерёдины, как я посягну, на что ты не решился. Дом валяльщика за гроши либо вовсе задаром. А после…»
Всё же благословение соймы что-то стронуло в мире, изгнало дрёму, повисшую над Воркуном. После небывало тихого дня заново пробудился ветер. Потянул с севера, погнал волну, через борт стало плескать.
Мечтам всё же лучше предаваться в домашних покоях, после трапезы, на тюфяках. Может, не так уж не прав был отец, говоривший: мечты привязываются от праздности. Когда ум занят и руки при деле, не до бредней пустых!
Радослав завозился, решительно прогоняя лишние думы. Руки легонько подрагивали. Зачем лезла в память та глупая неудача на Ойдриговом Опине? Расплошка на Веретейной ворге, когда пришлось бежать от черёдников?..
«Да чтоб по третьему приступу и мимо опять? Небываемо. С третьего удара и под дождём огонь высекается. Дважды прощают, по третьему карают…»
Лодка тихо вползла в ручей. Между плотными камышовыми стенами сразу перестало качать. Потом смолёное днище мягко въехало в ил.
– Ступай, следы глянь, – махнул Радослав младшему Карасёнку.
Королобый не годился в совет, зато следопыт был, каких поискать. Зверьё разумел. Людей дубиной охаживал, как рыбу острожил. Глаз не моргнёт, живчик не дёрнется… Менёк живо окрутился в рогожи – и только мелькнул, тая в сумраке, хвост жёсткого плащика.
Круг в тучах шаял живыми углями.
Радослав, Хвалько Опалёнич и Кокша взялись уже без спешки сворачивать крашеные порты. Каждый раз, принимая лик обизорника, Радослав как будто менял… нет, не кожу. Чувство было глубже, острей. Когда-то оно пьянило, теперь стало привычкой. Оборотень накидывает кудлы, становится зверем. Вздевший рогожу отрекается от людей. Покидает свой род, сословие и закон. Радослав мог надеть берестяную хухоль, мог снять, в том была его самобытная воля. У всех жизнь одна, у окрутника две. Одна скучная, другая закатистая.
Гуляй изба по горнице, сени по полатям!..
Зашибному веселью никто не указ!
Тихо вернулся Менёк, серой тенью выткался из тумана. Молча кивнул. След у ручья сомнений не вызывал. Раб валяльщика мешкал где-то в зарослях.
– Не зря облачались, – пробормотал Радослав и пальцем со снятым колечком ткнул в Хвалька. – Лодку посторожишь.
Вдович надулся. Лодка и так никуда не денется, а забава мимо пройдёт! Опять, хотя шея у него давно уже не болела!.. Однако слушать вожака обизорники клялись на крови, и Хвалько смолчал. Против такой клятвы из-за ерунды переть не рука.
Перст Владычицы
Забава обещала стать памятной, одного жаль – в кружале не похвалиться. Ненадобный раб, посвечивая фонариком, брёл по тропе прямиком в расставленную ловушку. Ещё шаг… ещё…
Вот выбрался из зарослей на полянку. Явно усталый, на сгорбленных плечах драная гунька, за спину перекинута связка куговых стеблей, под мышкой кривой костыль…
Обизорники перестали скрываться. Молчаливыми тенями выросли из ернишника, шагнули на открытое место и с трёх сторон обступили кощея. Они не спешили. Зачем? Власть – драгоценный мёд, его не зобают на бегу, его смакуют по маленькому глоточку, им упиваются…
Мгла остановился, испуганно озираясь. Жалко вскинул локти, выронив добытую кугу.
– Жить хочешь ли, стервень? – зловеще прошипел Радослав.
Раб съёжился, оседая на колени. Заслонился руками в свисающих нарукавниках:
– Доб… рый… гос…
Костыль шлёпнулся в сырой мох. Кощей поворачивался туда и сюда, не знал, отколь ждать удара. Молодой Радиборович, глумясь, выставил ногу в хорошем сапоге:
– Набегался я за тобой, страшило, обувку всю изодрал. Зализывай!
– Пока лизуна не дали, – грозно добавил Кокша.
Менёк весело подбоченился. Складные речи у него не особенно получались, зато на кулаках он, косая сажень, стоил обоих приобщников, и все это знали.
Мгла торопливо закивал…
Покорно склонился…
А что произошло дальше, они просто не поняли. Не успели.
Раб, униженный до земли, внезапно крутанулся волчком, только гунька взвилась. Правая нога выхлестнула с разворота, босая пятка въехала Меньку под дых. Удар был лютый. Королобого сломало в поясе, отшвырнуло.
– Ах ты, отброс!.. – завизжал Кокша. – Братку моего!..
Мгла успел отскочить, стелясь по земле, как люди не могут. Старший Карасёнок кинулся яро, дубинка рванула воздух со свистом. На что падёт, размозжит! Руки с гунькой вымахнули навстречу, сбивая удар… Кокшу развернуло, накидка раба перевилась с рогожным плащом…
Дубинка улетела вперёд, кружась и гудя…
Обизорнику заплело руки узлом.
Уронило спиной на выставленное колено…
Что-то хрустнуло, слышно, жутко, и Кокша обмяк. Даже не вскрикнул.
Радослав, гневно устремившийся карать буйного раба, с разгону сделал ещё шаг или два… остановился… попятился…
«Бежать!!!»
В этот миг он вдруг понял свои прежние неудачи. Забавный калека на самом деле был смертью. Он просто оказывал свою суть лишь теперь, когда, распробовав силу, обизорники вздумали убивать. Озарение пришло слишком поздно. Молодой купец рванул наутёк, но Мгла, привстав, метнул ему в ноги верёвку с двумя привязанными камнями. Радослава подсекло, он упал… скверно упал. Правая рука, выброшенная вперёд, пришлась по торчащему корню и отнялась напрочь. Сломал? Просто замлела? Всё то же нутряное чутьё тоскливо-уверенно подсказало: больше не встанешь.
Кощей подошёл, хромая.
Радослав забился, брыкая спутанными ногами и неловко ища нож левой рукой.
– Что нужно тебе? – тряским голосом спросил он раба. – Лодку забирай… порты крашеные… перстни…
А мысль стремилась вперёд. Теперь всему конец. Теперь выплывет, кто обизорничал, и поди оправдайся. Осталось только бежать, пока не ввергли в поруб для торжественной казни. Бежать… голым, босым, но живым!!!
Раб улыбнулся. Ох, улыбка была…
И вдруг молодого купца осенила бешеная надежда. За спиной кощея очнулся Менёк. Разинутым ртом втянул воздух, разлепил веки, встал.
Всё же он был крепок на диво, и в руке блестел нож.
…И ничего-то не пропало! Они скрутят кощея. Придумают, зачем оказались здесь и как вышло, что раб убил Кокшу. За невольника ответит Малюта, и тогда его дом…
Раздумывать Менёк не умел и не любил. Сразу бросился на ворога сзади. Радослав от общника не отстал. Замахиваясь, взметнулся с земли…
Мгла, не оглядываясь, убрался с дороги.
Просто шагнул, вроде неторопливо, нешироко, но именно в тот миг, когда было нужно. И туда, куда было нужно. Ещё шажок, вкось, за спину Меньку…
Для Радослава их тени слились в одну.
Выдох, мягкой толчок…
«Он смерть!» – уверился обизорник. Человек не может так биться. Да кощей и не бился. Он просто делал с ними троими всё, что хотел. И так, как хотел. Ещё Радославу померещилась рядом с Мглой женщина с белыми распущенными волосами и звёздами вместо глаз…
Менёк рухнул
