Владимир Чистяков - Несносная Херктерент
— Сам-то помнишь, сколько этот клепальщик в месяц зарабатывает.
— Не помню, — ответил адмирал, и увидел до ушей ухмыляющуюся Марину.
Адмирал стушевался. Многие бы дорого дали, чтобы увидеть человека, способного медведя заломать, в таком состоянии. Но Сордар не зря самым грозным кораблём в мире командует. И в Оборонный совет вхож. Там-то хитрецы куда ловчее, и что главное, в сотни раз подлее безусловно талантливой, но в чем-то вполне обычной девочки.
— Не помню — не значит "не знаю". Когда корабль достраивали, я это и ещё многое другое, знал четко, да и сейчас, через пару минут вспомнил бы, а сиди тут вместо тебя этот самый клепальщик, я бы через пару минут назвал бы тебе название его любимой пивной.
— Ты это тоже помнишь?
— Нет, я это вычисляю. Клепальщики — специфический контингент населения. Живут всего в четырех городах, все заводы я знаю. А дальше уж дело техники. Вычислю даже и в какой пивной он солидную часть заработка оставляет. И в какую школу его дети ходят.
Марина усмехнулась.
— А если серьёзно, то у меня с рейда — в голове одно — поправки на главный дальномер, на башенные, да на зенитные. Да всё ошибки выдаю. А в нас — бомбу за бомбой, торпеду за торпедой… Это во сне… Хорошо, что сейчас вот так с тобой сидим. А то мне стали говорить — кричать ночью стал.
— Интересно, кто, — но Сордар её подколки не заметил.
— Особенно после того, как с истребителями дрались. Крупнокалиберная пуля человека рвёт в клочья. А большая часть зениток — открытые. Только легкий щиток. Человек — в клочья. Или наоборот — осколками — почти целые, но все мертвы. Осколок часто маленький такой. Даже куда попадёт — не всегда видно. А человека нет уже…
У нас в кормовой кран истребитель врезался. Цирк — не цирк — топливо смыли — и через два часа самолёта там не было.
— За борт выкинули? — предположила Марина?
Теперь уже Сордар расхохотался.
— Может, даже не за два — это когда я с кормового мостика глянул, там уже ничего не было. Мне, чуть позже, притащили главный, и самый ценный с точки зрения команды "сувенир" — эмблему авианосца с куртки лётчика, его шлем с очками, одно стекло треснуло, личные документы, эмблему училища и эмблему крыла на куске комбинезона. Боевых наград у него ещё не было. Личные документы я потом смотрел. Что бы наша пропаганда ни несла — не кончились ещё миррены. Этот пилот… Женился меньше десятидневья назад. Там на фото — подписи и дата. "На Вечную любовь". А вечность оказалась на одну или две ночи. Вот так. Фамилия невесты показалась знакомой — так и есть, род в довольно близким родстве с… с материнским. У их золотых мальчиков сейчас поветрие такое — идти в палубную авиацию. На истребители. Я не сразу понял, только потом сообразил, почему они столько крыльев в патрулирование услали. Хотя их истребитель двухсотпятидесятикилограмовую бомбу берёт спокойно, а на ближнее расстояние — и две. Потом сообразил: приди Победа — и все награды посыплются на непосредственно участвовавших в бою, а не на патрулировавших "в направлении". Командир соединения — не знатен. Он почти кругом в выигрыше: потопи он "Владыку" — все награды и титулы достанутся ему и пилотам торпедоносцев и бомбардировщиков — людям, в большинстве, незнатным. А так — молодые аристократы — вроде и участвовал в бою, а вроде и не при деле. Позор. Особенно, для тех, кто выгодно жениться собирался. Тут-то ценность их коллег с золотым знаком "за храбрость" на "Горном льве" резко возрастет. А красавчики все вроде как в деле были, но знаков не имеют. Да и отцы коситься будут. Тут и до вопросов "Почему цел?" недолго, особенно, если бомберам достанется на орехи.
Полётные документы схомячил разведывательный отдел, получаса не прошло, примчались на мостик все такие довольные, будто они сделали, что там написано. А суть такова: они нас потеряли. И какой-то умник, углядев в море корабль с четырьмя башнями, передал на авианосное соединение, что обнаружил меня… В трехстах милях от моего истинного местоположения. Мы не сразу поняли, кого за нас приняли — потом сообразили — одиночный старый линкор с хорошим ходом и рацией. Зуб этакой гигантской гребёнки, какой они шерстили океан в моих поисках. Напавшее на нас крыло было послано в патрулирование так, на всякий случай — в этом районе фиксировались наши дальние разведчики — летающие лодки. А все самолёты с соединения — больше ста пятидесяти машин в первой волне и почти столько же во второй понеслись на обнаруженного "Владыку". Идёт "У", как я думаю, стандартным противолодочным зигзагом, чешет своей небогатой акустикой эфир. Автоопредилетель "свой-чужой" у них, что ли, был выключен? У мирренов для совсем уж тупых летунов обозначение своего корабля — четыре ракеты желтого цвета, дающие при взрыве очень сильный дым. С "У" ими и жахнули, а командир первого крыла, его потом командир "У" особо долго, нудно и старательно, скажем помягче, с песочком драить будет, и заори на весь Океан: "Цель маневрирует и ведёт зенитный огонь!" Как же его и прочих командиров крыльев на всех частотах крыл командир "У", этих долбаных сыновей самок собаки, свиньи, навозной крысы и прочих грязных животных, на весь мировой океан! О радиомолчании и частотах забыл напрочь: тут не такое забудешь, когда треть, а то и больше, палубной авиации родного флота прёт на тебя в атаку! Тут не то, что частоты, тут имя родной мамы позабудешь! Командир "У" не позабыл. Все, кто слышали, либо широко расширили познания в родном языке, либо узнали массу новых ругательств, даже я три новых слова узнал!
Его можно понять. Идёшь ты, никого не трогаешь, ведёшь дежурный радиообмен с кораблями-штабами. И вдруг на тебя волна самолётов! В пол-горизонта! С четырёх авианосцев! В такую мать! Сначала он зенитного огня не вел. Но потом они у него кого-то убили. И бомбы кладут точнёхонько у твоего борта! Тут такое началось! Он даже расчеты у зенитных автоматов не держал — если и правда МЫ попадемся, то всем, кроме БЧ-1 (артиллерия главного калибра) и БЧ-5 (машинная команда) стоит надевать нагрудники — и плотики за борт. Есть у них такой то ли с десятью, то ли с двенадцатью стволами зенитный автомат, близко не видел, а наша разведка его ещё не украла. В деле так себе… Но зрелище! Хорошо, хоть этих автоматов вечный некомплект…. Но было — красиииво. Хлоп-хлоп-хлоп. И в небе — пятьсот облачков. А может, тыща. Этот дурень орет: "Атакую ведущую интенсивный зенитный огонь цель". Но вот в чем загвоздка — командир крыла истребителей, атаковавший в это время нас, передает в эфир то же самое! А радисты не разобрались — подумаешь, командир Крыла-1 или командир Крыла-8… Как говорят миррены — в бога, душу, вашу мать! На наш язык такие образные конструкции точно не переводятся! Самым мягким там было — когда вернёмся в порт, капитан лично, и в крайне гнусной форме надругается над командирами всех крыльев, участвовавших в налёте, потом то же проделает старший офицер, а потом вся команда линкора до последнего трюмного машиниста, и, специально для целей надругательства над летающими идиотами, осла, из городского зоосада украденного! — сделав паузу, — Эти могут! Осла украсть! Над всеми, кроме одного, которые таки нас нашли!
— И что они сделали?
— Ничего. Передали на корабли наше истинное местоположение! Перестроились, как торпедоносцы, и понеслись в атаку на нас. Обдурить думали! Самого меня! Тем приёмом, что я сам когда-то изобрел!
— И что?
— Мои командиры зенитных батарей не зря справочники читали. Атаку торпедоносцев отражают, стреляя в воду вокруг корабля. От разрывов встают фонтаны воды. Столб стоит до тридцати-сорока секунд. В них врезаются машины. Командир первой волны докладывает об успешной атаке, командир крыла — просто об атаке. В штабе авиационного соединения ничего понять не могут. А тут на фонтаны воды идут истребители, у них скорость в два с половиной раз выше. Несутся строем, поливая огнём надстройки. У некоторых было по паре ракет — выпустили. Максимум, на кого они рассчитывали — наша восьмимоторная лодка — разведчик по прозвищу "Дирижабль", её пока завалишь — весь боекомплект уйдёт, и она ещё отбивается и сама неплохо. А тут линкор. Да какой! Малый калибр у нас, в основном двадцатимиллиметровки счетверённые. Сорокамиллиметровок новых только две, и в одну этот паразит ракетой угодил. Палят — вода кипит, а им хоть бы хны, как кажется. Мы их волну слышим, да и вообще, слышим даже, как их суда у Южного Полюса переговариваются. "Гардэээ!!!" — все зенитчики орали, не вставая с мест — один, горящий, пролетел между трубой и грот-мачтой. Самое веселье в радиорубке. Там всё слышно. А уж как командир "Старого У" заливается! Певчий крапенник просто! Все по делу.
Истребители, тем временем, носятся, огнём надстройки поливают. Потом сразу два сбитых упали — по бортам. Фонтаны воды выше мачт. Мы их срезали, или на таран шли — уже не поймёшь. Потом уже, когда уходили они, мы поняли — почти полкрыла срезали. Они из этого боя выводы, думаю, сделают, хотя, судя по атаке на "Старого У" — такое у того линкора прозвище — и так уже все сделали. А сколько из того полкрыла геройского они смогли подобрать, я не знаю — хотя их и лодки искали, и базовые разведчики — вроде тех, что навели авиационное соединение на "Старого У". И все в луже — вечереет, и пока снова поднимешь крылья, я для них пропаду. Стемнеет, а про авиационные радары, пригодные для палубного самолёта, я что-то не слышал. Пока крылья вновь взлетят — часа четыре пройдёт, а знают они только мой курс, и то приблизительно, я мог его пять раз сменить. А там ночь, а там я выбил один зуб из гребёнки и ушёл совсем…
