Владимир Чистяков - Несносная Херктерент
Истребители, тем временем, носятся, огнём надстройки поливают. Потом сразу два сбитых упали — по бортам. Фонтаны воды выше мачт. Мы их срезали, или на таран шли — уже не поймёшь. Потом уже, когда уходили они, мы поняли — почти полкрыла срезали. Они из этого боя выводы, думаю, сделают, хотя, судя по атаке на "Старого У" — такое у того линкора прозвище — и так уже все сделали. А сколько из того полкрыла геройского они смогли подобрать, я не знаю — хотя их и лодки искали, и базовые разведчики — вроде тех, что навели авиационное соединение на "Старого У". И все в луже — вечереет, и пока снова поднимешь крылья, я для них пропаду. Стемнеет, а про авиационные радары, пригодные для палубного самолёта, я что-то не слышал. Пока крылья вновь взлетят — часа четыре пройдёт, а знают они только мой курс, и то приблизительно, я мог его пять раз сменить. А там ночь, а там я выбил один зуб из гребёнки и ушёл совсем…
Врезавшийся в корму истребитель не загорелся. Угодил, правда, в торпедный аппарат, но торпед в нем уже не было, мы весь запас истратили на транспорты. А будь торпеды… Хотя там взрывчатка очень устойчива к ударной детонации, но столкновение с самолётом могла не пережить.
А на погибшем пилоте комбинезон лётчики и техники, не доставая тела из кабины, себе на память изрезали, не удивлюсь, что медики тоже что-нибудь себе на память отрезали.
Марина хихикнула.
— Пожарная партия открутила с самолета всё, что не поддавалось удалению без применения инструментов. Я это сам видел — и, прям, первобытные охотники, одержавшие победу над опасным зверем, тушу потрошат. Зенитчикам отнесли крыльевые пулемёты. Потом кто-то притащил газовые резаки, и процесс пошел. Самолёт за два часа форменным образом разделали. Плотик, не спасший своего обладателя — его повесили на дальномере, самолёт, как оказалось, получил осколками от среднего калибра.
Движок с гнутым винтом сгружали — на берегу будет лежать перед казармой БЧ-3, там же и части фюзеляжа, и куски крыльев оказались.
Хвост от другого самолета та же БЧ-3 уже полностью себе захапала. А кто завалил — не поймёшь, он в нас врезался, когда уже завесу проскочил. Хвост там же будет стоять, причем рядом с килем от первого — что бы салажня не подумала, что они оба от одного самолёта.
Ещё кусок крыла от одного в антенну попал — но тот связисты выколупали и себе оставили. Тоже у казармы поставить хотят — зенитчики уже сговариваются его спереть. Пока мы тут — уже уволокли наверное. В общем, если по возвращении обнаружу тот кусок крыла у казармы БЧ-3, а не БЧ-5 — сделаю вид, что так и было.
— Да они внутрь казармы этот кусок втащат, и дневальный будет у них у крыла стоять.
— Хм. Сообразила. Движок хотели к себе БЧ-4 уволочь, и уж на берегу будку наследнику Тайфуна возле неё соорудить. Не успели, наверно, такого щенулю абы где не купишь. Точно кто-то весь отпуск в горах проведёт, щенулю подбирая. Летние щенки от горных овчарок- самые лучшие, хотя я в этом не особо разбираюсь.
Сордар сделал паузу. Марина продолжила:
— А жаль. Будка с наследником Тайфуна и такое устройство — знаешь, снизу цепь, а сверху трос — и ни свои в самоходы не сходят, ни чужие, хотя кто там может быть чужой, кроме другой БЧ да портовой девицы известного поведения- только не говори, что их у вас в базе нет, при императорском смотре на берегу, небось, за последним строем их прятали.
Сордар от смеху хрюкнул.
— Обдумаем твое рационализаторское предложение. Если понравится, то при следующем смотре с меня "адмирал".
— А это что?
— Рановато тебе ещё знать!
— Так всё равно прочту где-нибудь. Разве не заметил, сколько я мемуаров наших адмиралов с собой в дорогу взяла?
— Сказал бы я, да выражаться не хочется. Ты вообще знаешь, на какие категории делятся мемуары политиков и военных?
Их три:
1. Как я выиграл эту войну. — чаще пишут победители.
— Их не судят.
— В войнах, подобных нашим, их не бывает. Итак:
2. Как эти дураки не давали мне выиграть эту войну — чаще пишут деятели, угодившие в отставку в ходе войн, и так называемые проигравшие. И, ещё одна, в зависимости от точки зрения, самая важная, или самая бесполезная:
3. Как мне надоели все эти уроды — мемуары пехотинца любой армии.
— Третья не важна. Их жаль иногда. Но это винтики. Винтики огромной машины под названием "государство".
— А если они, пусть ты и смазывал их регулярно, не хотят идти туда, куда хочешь ты?
— Но они… Они должны…
— А их миллионы, они все с оружием, и жена пишет одному из этих винтиков из дома, что детей кормить нечем, а нормы за прошлый месяц снижали дважды. Повторю: их миллионы, они с оружием. И в один прекрасный день они могут решить: а зачем это вся война-там мирренский или грэдский пулемёт, а дома дети плачут? И вправду, как в чужих листовках, ткнет в землю винтовку, хотя чаще прихватит её с собой и двинет домой?
— Дезертир.
— Это если он один. А если их два, сто, миллион, десять миллионов? Толстых трудов о Первой Войне написали много и ещё больше напишут. Одни хуже, другие лучше, но мало где, и то между строк, можно прочесть: в верхах и у мирренов, и у нас хватило ума, что бы понять: ещё немного — и миллионы уставших людей тупо повалят домой. Повалят тупо, но одновременно сметая все на своем пути…
— Ты о чём, Сордар?
— Да так, о жизни. Запас прочности накоплен выше предыдущего. Но и он не бесконечен. "Блестящая восьмерка" превратилась в "Блестящую семерку" или "шестёрку". Я больше всего боялся, что они покажут справочные данные и пойдут на сближение.
— И что тогда?
— И тогда вряд ли бы я с тобой тут разговаривал. Кого благодарить — команду "Владыки", вместе с собой, таких ловких и отважных, мирренских офицеров, струсивших в, может быть, главном в их жизни бою, мирренских конструкторов и приемщиков из МТК, показавших, как это у них часто водится, завышенные характеристики, или ещё кого — не знаю. Знаю одно — я жив и сижу тут. Люди очень не любят умирать. Хорошенько запомни это, Марина. Может, потому корабли "восьмёрки", хотя, к тому времени с гарантией уже "семёрки", а то и "шестёрки", отвернули, хотя к тому времени они уже многое могли: разрушить мне оконечности, вывести из строя мои приборы, они почему — то очень чувствительны к близким разрывам. Помнишь судьбу мирренского флагмана в самом крупном сражении Первой войны? Вижу, что помнишь, так вот, и мой корабль мог бы выглядеть так же. Но люди — главное оружие любых кораблей, да и не только. Вот поэтому я здесь, а не на морском дне, а "восьмерка" стала "семёркой". Они могли бы стать "четвёркой", но отправить меня на дно. Без чудесных, безо всяких кавычек, чудесных приборов — "Владыка" просто очень большой корабль, который рано или поздно всё равно потонет. Да, они ушли, как истинные лорды, и даже дали по мне пару залпов с истинно лордовской дистанции в пятдесят миль кажется, залпы легли с недолётом миль в пятнадцать, я даже ответил, с недолетом миль в пять, но дистанция уже увеличилась. А я не хотел гоняться за ними. Вдруг у них и на самом деле такая скорость, как по справочникам? Вот так, Марина. Поняла?
— Да. Люди — главное оружие любых кораблей.
— Понятливая девочка. Истинный Чёрный Еггт. Что же, скоро я услышу, как твоим именем будут пугать детей.
— Я не хочу этого.
— Это судьба твоя, Чёрный Еггт. С ней даже пушкам "Владыки" не поспорить…
— Ты говорил что-то про "выбитый зуб из гребёнки. Это про что?
— Это, уже в самом конце, мы дозорный крейсер потопили. Ночь, мы прямо на него идём, молчим по-прежнему, только радары работают. Он, может быть, нас всё-таки запеленговал. Но мирренские пеленгаторы — та ещё штука, я могу быть и в трех милях, и в в трехстах. А шумопеленгаторы, у мирренов так себе, а у него, похоже, и вовсе не было. Так и шли, пока его не стали видеть радары носовой группы башен. Ну, а там, залп — и все. Для корабля такого размера пять пятьсотдесятимиллиметровых снарядов — это смерть, да и средние добавили три залпа, с двух- точно по цели, или просто туда, где цель была. Мы просто прошли, где он был. Его не было. Ночь, нефтяных пятен не видно, даже если они и были. А миррены ещё несколько дней не доверяли докладам авиации.
Разобрались ли они, какой мудак с летающей лодки заорал: "Владыка" — а ряд все более и более высокопоставленных этого не проверил, я так и не узнал. У нас в кают-компании даже подумывают, не послать ли ему через "Международное общество помощи жертвам войн" золотые очки и лупу в золотой оправе, но подумали, что "Общество" вроде осуществлением передач в военные тюрьмы не занимаются. У нас, кстати, был их автоответчик "свой-чужой", и желтыми ракетами я при случае мог бы стрельнуть. Не знаю, известно ли им было об этом, но после того, как я "купил" на автоответчик базу гидроавиации, могли бы предположить, что и про ракеты знаю. В общем, "Старый У" теперь единственный линкор, получивший боевой опыт и в Первой и во Второй Великих войнах. Причем — вот везет старику — в той войне свои эсминцы его обстреляли, хорошо, торпеды пустить не успели, а уж во Второй авиагруппы с четырех авианосцев на него вышли. Он даже кого-то сбил. В него тоже бомбы попали.
