Виталий Сертаков - Город мясников
Я снова закрыл и открыл глаза. Вокруг оказалось еще красивее, чем мне показалось вначале. Над холмом посреди озера низко склонялись деревья, рассыпая розовые и огненно-рыжие лепестки. Медленно плывущие по протокам лодки точно вырезали черные полосы среди ковра лепестков. Пушистые голубые обезьянки перепрыгивали с ветки на ветку и корчили рожицы. Иногда они дрались из-за вытянутых, пупырчатых плодов. Рев воды слышался все отчетливее, сквозь него прорывались далекие выкрики и перестук барабанов.
«Мокрик…» – подумал я. Я вспомнил его идиотскую губную гармошку, его скучные штабные отчеты. Его рассудительную манеру говорить, его манеру плеваться при разговоре.
Я предпочел бы сейчас быть заплеванным с головы до ног. Бауэра убьют. Спустят с поводков своих неведомых, наверняка плотоядных агхра и сдерут с этого придурка шкуру…
С островов приплыли еще две лодки, мягко ткнулись носами в мох. Из них выбрались человек восемь, мужчины с детьми на плечах, женщины с корзинами, закутанные в живые меховые накидки. Так мне показалось сначала. Конечно же, это были никакие не накидки, а такие хитрые зверьки, плоские, горячие и бескостные. Их тут запросто использовали вместо одежды, а кормили сладкими ягодами, растущими на кочках.
На острове Спасения многие вещи происходили легко. Гораздо легче, чем в том мире, который остался в тысяче миль к северу.
Меня поразили их лица. Люди смотрели на меня, а я – на них. Некоторое время я не понимал, что происходит, потом до меня дошло. Это были не лесняки, а белокожие тесейцы, только здорово изменившиеся под воздействием лесной жизни. Все загорели и загрубели, мужчины обросли гривами и бородами, женщины совсем иначе красили лица и носили иные, дерзкие, аляповатые украшения. Мужчины вылезли с топорами, в одной из лодок лежали бухты веревок и кабеля.
– Вы – дезертиры? – Я впервые заговорил с теми, с кем устав запрещал общаться. Мне все еще что-то мешало, словно требовалось разрезать перепонку, скреплявшую язык с нёбом. – Вы приняли местную веру?
Мне все еще было трудно стать настоящим.
Стать просто человеком.
Один из бородатых мужчин кивнул. На нем, поверх меховой выворотки, красовалась полуистлевшая форма инженерного дивизиона.
– Меня выбрали лидером колонии, – слегка шепелявя, признался он. – Назад мы не вернемся, но дело не только в вере. Мы отвергаем прогнившие ценности конфедерации. Мы предпочитаем жить бедно, но без ежедневной рекламы средства для мытья унитазов. Мы считаем, что сенат должен был спросить у народов Беты, хотят ли они этой оккупации.
– Мы приплыли, чтобы забрать тебя, – с мягкой улыбкой произнесла рыжеволосая женщина. На ее руках спал завернутый в живую шкурку ребенок. – Старейшины считают, что тебе пока лучше находиться среди своих.
– Пока ты не поймешь, что свои – везде, – добавила большеротая внучка вождя. Из глаз ее все еще катились слезы.
– Колдуны ошиблись в твоем приятеле, надо было его убить в городе, – буднично сообщила рыжеволосая женщина. – Он разрушил вторую, основную плотину, теперь вода прибывает, она уже затопила нижнюю деревню. Мы приплыли, чтобы тебя забрать. Придется некоторое время продержаться на горе, пока мужчины не восстановят плотину. Идем в лодку, надо спешить. Старейшины просят тебя о помощи. Помоги им найти солдата. Его обещают не убивать, его даже вернут назад к вашему военному лагерю. Помоги найти его, ведь ты его слышишь, ты его командир. Пожалуйста…
Я оглянулся на шаткие мостки. Тесейка не обманывала – вода заметно прибывала, мостки наполовину скрылись под водой. Я потянул свою веревку, поднял с земли железную гирьку, к которой она была привязана. Веревку обмотал вокруг пояса.
Мне еще рано было рвать путы.
– Дайте мне тоже топор, – сказал я.
Лесняки переглянулись. Я слышал их растерянные мысли. Они не доверяли мне. Некоторые и сейчас готовы были меня прирезать. Потом кто-то протянул мне древко с блестящим лезвием секиры.
Я принял оружие. Лезвие было отвратительно отбалансировано, рукоятка слишком тяжелая, вдобавок обмотана скользкими, лоснящимися от жира веревками. Впрочем, лезвие неплохое, из тех, что не тупятся.
Я вспомнил, как мы дрались на похожих топорах. Кажется, я сам записался в академии на занятия по боевым искусствам древности и посещал их целый год. Кажется, я завоевал пару каких-то кубков и дважды брал первые места. Все это потеряло смысл. Имело смысл только одно – вернуться на Тесей, чтобы сбежать в родную Славию. Ради этого стоило принять любую веру.
Сенат обманул меня.
Однако боевой топор всегда имеет смысл, даже если он переделан из пилы горного проходчика. Его рукоять так и поет в кулаке, напоминая, как славно и приятно можно снести пару дюжин черепов.
Я оглянулся. Они отшатнулись. Растрепанные женщины с комбината и женщины лесняков с замарашками-детьми на руках. Подслеповатые старухи в бусах из ушей атхра и жилистые большеротые подростки с трофейными тазерами. Полуголые, заросшие бородами дезертиры в обнимку со своими новыми зеленокожими женами.
Они выстроились как на коллективном снимке корпорации, и все уставились на секиру в моих руках.
– Зачем тебе топор? – с тревогой спросила добрая толстуха, так смешно напоминающая утку. – Женщины отвезут тебя в безопасное место, а потом ты поможешь нам найти твоего безумного приятеля. Это ведь самое важное…
– Самое важное другое! – сказал я. – Самое важное – остановить воду. Показывайте, где ваша взбесившаяся река, мы ее мигом успокоим! И не смотрите на меня так. Мужчины из семьи Бродичей с детства воюют с горными речками!
И первым спрыгнул в лодку.
