Геннадий Эсса - Огненный шар

– Мародерством занимаетесь, – заметил пробегавший мимо солдат.

– Не твое дело, – буркнул Жан и стал переодевать Егора. – Хватай его и понесли отсюда. Егор, ты нас узнал?

Егор смотрел на них мутными глазами и ничего не понимал.

Наконец он пришел в себя, схватил Жана за ворот и так громко закричал, что некоторые бегущие солдаты даже оглянулись.

– Ты чего орешь? – не выдержал Жан.

– Отпустите меня. Я сам. – Он стал вырываться.

– Ник, поставь ты его на ноги. Не потащим же мы его вот так в Зимний.

Ник опустил ноги Егора на землю.

Егор встал, покачиваясь на ногах и оглядываясь по сторонам.

– Что это? – спросил он, вытирая рукавом куртки свое окровавленное лицо.

– Ты мою куртку испачкал, – возмутился Жан.

– Что это? Куда все? Где наши?

– Мы здесь, – сказал Ник.

– Я вижу. А где юнкера?

– Забудь про них. Ты уже крещение получил свое.

– Бревном по голове, – добавил Жан.

– Так что тебе надо в другую сторону бежать, – продолжил Ник. – Зимний дворец слабо с нами штурмануть?

– Держите меня, у меня голова кружится, – схватился Егор за плечо Ника. – Что-то мне совсем плохо.

– Может, он нас здесь подождет? – спросил Ник. – Ему трудно передвигаться.

– Конечно, на лавочке посидит. – Жан подхватил Егора и потащил к стенам Зимнего дворца.

Большевики уже снесли все запоры на воротах и проникли внутрь здания.

Глава 19

События развивались с новой силой.

В окнах Зимнего дворца мелькали черные тени большевиков, которые шарили по всем комнатам и коридорам. Где-то изредка слышались одинокие выстрелы, но они казались такими жалкими и ничтожными, что на них уже никто не обращал внимания.

Разгорячившаяся толпа просто сметала все на своем пути.

Далеко не трезвые матросы и солдаты, которых было большинство, просто мчались в сторону знаменитого здания, чтобы хоть что-то себе урвать на память и посмотреть на своих обидчиков – министров. Со стороны казалось, что им далеко до тех событий, в которых они участвовали.

Когда еще могла быть такая возможность – попасть в государево здание, и грех было что-нибудь оттуда не утащить. Гремели стеклянные витрины с французским фарфором, на глазах пропадали украшения и реликвии, которые хранились долгие годы, уродовались и крушились картины и портреты императоров и видных деятелей государства.

Около двух часов ночи в Малую столовую, где находились почтенные министры Временного правительства, влетела оголтелая толпа и накинулась на их персоны. Они все были арестованы, но благодаря здравому мышлению некоторых руководителей восстания они чудом остались живы. Их арестовали и отправили в холодные казематы Петропавловской крепости.

Ник прижался к стенке, чтобы его не сбили с ног несущиеся мимо какие-то гражданские личности. Они орали лозунги за власть, за землю и общих жен в свободной республике.

Жан не оставлял Егора. Он старательно приводил его лицо в порядок, протирая влажным платком.

– Ни одного шрама на голове, – шептал он, закусив, как обычно, нижнюю губу от сильного волнения. – Тебе повезло.

– Меня просто оглушило гранатой, – шептал Егор и медленно приходил в себя. – Кровь пошла из носа, когда меня отбросило на бревна. Голова совсем не соображает… Потом и завалило.

– Ну она хоть сейчас соображает, что это я перед тобой? – спросил Жан.

Егор улыбнулся.

– Вот это другое дело, – сказал Жан. – Соображает.

– Как вы меня нашли?

– Ты же сам показывал. Забыл? Что-то слабая у вас оборона. Большевики ее прорвали за считанные минуты. Ты хоть стрелял?

– Стрелял и даже попал, а какая-то гадина кинула гранату, и меня волной швырнуло в сторону, на баррикады. Больше ничего не помню. Потом открыл глаза, смотрю, кто-то руку тянет. По голосу сразу понял, что это вы. Как так? Вы тоже обороняли Зимний и правительство?

– К сожалению, нет. Мы были на той стороне, – с огорчением признался Жан. – Но мы не стреляли. У нас нет оружия. Мы мчались к тебе.

– А если б я в вас попал?

– Ну и что, – сказал Ник. – Нам ничего от этих пуль все равно не будет.

– Как это?

– Нас здесь нет, и с нами ничего случиться не может, – уже в который раз объяснял Ник. – Ты что, забыл? Мы же тебе говорили, а ты все нам не верил. Понимаешь, мы еще не родились, даже не родились наши родители, если только деды да бабки.

Егор схватился за голову.

– Жан, что-то с моей головой. Посмотри, она не треснула?

– Мозгов вроде вокруг нет, одни окурки – значит, цела, – сделал заключение Жан.

– Я ничего не понимаю, – Егор в упор взглянул на Жана и прищурил глаза.

– Нас нет, – повторил Жан. – Мы из будущего.

Егор оперся на стену и стал сползать вниз.

– Что с ним? – растерялся Ник.

– Егор вникает в ситуацию и слишком много хочет знать, – ответил Жан. – Он подхватил его под руки, попытался поставить на место. – Его, вероятно, будущее напугало.

Егор открыл глаза.

– Я хочу домой, – прошептал он. – Я сегодня столько пережил, что не желаю ни кому.

– Мы помним, где ты живешь, и обязательно отведем тебя, только чуть позже.

– Я подскажу.

– Не стоит. У тебя соображалка не работает. Подскажешь куда-то не туда, – теперь уже улыбался Жан. – Мы помним, где ты живешь.

Егор провел ладонью по лицу Жана. Его холодная рука дрожала от прохладной ночи.

– У меня все соображает, – зашептал Егор. – А если вы из будущего, то скажите, что будет через час?

– Через час мы тебя поведем домой. Ты свое отвоевал. Пострелял, гранатой оглушило, бревном по башке получил и вот сейчас стоишь и путаешь ноты, – Жан огляделся по сторонам. – Я не забуду, как ты меня тогда выручил. Я все помню. Ты не волнуйся, мы с Ником тебя доведем, а если нет, то донесем. Какие дела?

Егор снова улыбнулся и протянул руку Нику.

– Вы настоящие…

– Только не большевики, – тихо сказал Жан.

– Вы настоящие пацаны. И неважно, откуда вы, из будущего или настоящего.

Жан взглянул на Зимний дворец и с сожалением сказал:

– В Зимний мы уже не попадем. Если только лет так через девяносто в Эрмитаж судьба закинет.

Егор обнял ребят и прошептал:

– Я хочу с ва-ми.

– С на-ми тебе нельзя, – так же протяжно ответил Жан.

– По-че-му?

– По-то-му, что мы избранные рыжей бестией моей девчонки, – пояснил Жан.

– Да, а где они? – спохватился Егор.

– У тебя самого-то есть? – спросил Ник. – У Жана и у меня есть. Ты их уже видел.

– Я так и понял. А у меня нет.

– Хочешь, найду, – предложил Жан.

– Прямо здесь?

– По дороге домой.

– Пока не надо.

– Как хочешь, а то у меня это неплохо получается. Будет какая-нибудь революционерка в красном платке, не соскучишься.

– Сам найдет, чего к человеку привязался? Тоже мне сват с баррикад.

– Вот все кончится – найду, – заверил Егор. – Ведите меня домой. Я уже не могу даже стоять.

Только под утро Жан с Ником довели Егора до дома.

– Сам дойдешь?

– А вы что, уйдете?

– Нам надо, – сказал Жан и протянул Егору руку.

– Нет, идем ко мне.

– Нас девчонки ждут.

– Нет уж, ведите теперь до конца, – Егор взглянул на протянутую руку, потом на Жана. – Идем ко мне, я вас так просто не отпущу.

Жан теперь посмотрел на Ника.

– Зайдем, чаю попьем, – сказал Жан, – и обратно. Революцию уже пусть без нас довершат. В штурме мы участие приняли, дальше сами разберутся.

Они медленно поднялись в квартиру, и Егор позвонил в дверь.

Открыл отец. Увидев сына, он всплеснул руками, распахнул дверь и позвал жену.

– Я же говорил, что ваша затея бесполезна, – занервничал отец. – Вы тоже с ним были?

– Да нет, мы так, просто мимо, – стал объяснять Ник.

– Заходите, заходите.

Мать засуетилась, заохала и заметалась по квартире.

– Заходите, мальчики. Как же так! Егор, говорил же тебе отец, что затея ваша провальная. Разве можно устоять перед этой чернью? Господи, что они с тобой сделали? Раздевайся, я сейчас тебя помою.

– Ты что, ма, я маленький, что ли? – возразил Егор.

– Смотри, у тебя вся одежда в крови, раздевайся и иди в душ. Вы, ребята, проходите, садитесь.

Отец недовольно смотрел на сына и поражался:

– Ну и чего вы добились, защитники несчастные? Против них никто не устоит. Это сейчас они творят что попало, потом будут об этом еще жалеть.

– Он кровь свою недаром проливал, – сказал Жан.

– Ма, па, это они меня спасли, – сказал Егор, опускаясь на стул.

– Вы тоже защищали этот Зимний? – спросил отец.

– К сожалению, нет, – вздохнул Жан. – Мы были на другой стороне.

– Вы ничего не думайте. Этот защищает неизвестно что, а вы боретесь неизвестно за кого, – сделал заключение отец, усаживая молодых людей на диван. – А ты иди и мойся. Так неприлично ходить… Грязный, в крови…