Вадим Проскурин - Война индюка
— Как вам будет угодно, сэр лейтенант.
И оглушительно рыгнул. Он, оказывается, умеет рыгать в любое время, по собственному желанию, причем очень громко.
Лейтенант рассвирепел и стал ругаться совсем злобно, сгоряча обозвал Дика жабоголовым отродьем, тот обиделся, Вокер, конечно, сразу извинился, но осадок остался.
— Все из-за блядей беложопых, — подвел Невилл Росс итог этого неприятного разговора.
Судьба пленных эльфов вскоре прояснилась. На двух штурмовиках привезли какую-то инновационную аппаратуру, рядом с огороженной территорией концлагеря возвели будку, напихали туда этой аппаратуры, и инженер со странным именем Абрек, руководивший работами, сказал, что эта будка будет телепортировать эльфов в края удачной охоты, чисто и бесследно.
— Да ты поэт, брат! — сказал ему Невилл Росс. — Про телепортацию в края удачной охоты — это ты мощно задвинул!
Надо сказать, что Невилл Росс начал с недавних пор сочинять стихи, но никому об этом не говорил, потому что понимал, что получаются у него не стихи, а какая-то ерунда рифмованная. Но он полагал, что так происходит от неопытности, а когда он немного потренируется, стихи станут получаться гораздо лучше, как у настоящих поэтов древних эпох.
Получив неожиданный комплимент, Абрек недоуменно посмотрел на Невилла, затем оглядел таким же недоумевающим взглядом остальных бойцов, пожал плечами и вдруг
ПЫЩЬ!
растворился в воздухе.
— Дайте две, — невпопад ляпнул Стив Кейн.
— Это голограмма, — уверенно заявил лейтенант.
Что такое голограмма, никто толком не знал (в том числе и сам лейтенант), но незнакомое слово прозвучало внушительно и весомо, так что беспокойство, на минуту охватившее бойцов, рассеялось само собой. В самом деле, чего беспокоиться? Эка невидаль — голограмма! Вон, роботы коноплю мешками синтезируют из ничего, это настоящее чудо, а голограмма — тьфу, ерунда!
Бойцы закончили обсуждать голограмму и стали сгонять эльфов в телепортационную будку. Богомерзкие беложопые твари упорно не хотели телепортироваться в края удачной охоты, сопротивлялись изо всех сил, и даже профилактические расстрелы почти не помогли. Вокер доложил полковнику Хорзшу, что телепортировать эльфов с помощью будки не получается и попросил разрешения просто расстрелять их всех к бесам и демонам. Полковник в ответ стал втирать лейтенанту, что, дескать, эта будка вовсе не убивает попавших внутрь человекообразных, а телепортирует в края удачной охоты, но не в те, в которые люди попадают после смерти, а в другие, эльфийские, из которых, в принципе, можно даже вернуться, только беложопым тварям никто этого не позволит, и если лейтенант сомневается, то пусть сам залезает в эту блядскую будку…
Вокер понял, что поток начальственного словоизлияния надо срочно прерывать, пока полковник не наговорил такого, что самому потом станет неудобно перед починенными.
— Так точно! — рявкнул лейтенант в микрофон оперативной связи. — Приказ будет выполнен точно и в срок! Благодарю за разъяснение, сэр полковник!
После этого Вокер взял матюгальник, вышел к эльфам и громогласно объявил, что тот, кто войдет в будку по доброй воле, помрет не совсем, а кто в будку не войдет, у того он, лейтенант Вокер, лично выпьет душу особой инновационной магией. После этой речи штук тридцать лопоухих тварей вошли в будку и бесследно исчезли, но на остальных доброе слово не подействовало.
— Ну все, сил моих больше нет, — сказал Вокер. — Давайте расстреливать. Только сначала будку оттащите подальше, ценная вещь все-таки.
Эльфов расстреляли из бластеров зарядами максимальной мощности. Дым поднялся до небес, а паленым мясом воняло так, что хоть портянкой морду обматывай, и то легче будет. Через час бывший концлагерь посетила голограмма полковника Хорзшу, печально осмотрела пожарище, махнула рукой и дематериализовалась, ни сказав ни слова. Лейтенант Вокер понял, что все сделал правильно.
5На Лазурный Берег опускался вечер. Алиса лежала на спине и глядела, как по салатово-голубому небу неспешно плывут бледно-розовые перышки облаков. Дневная жара ушла, прохладный ветер ласково овевал обнаженное тело Алисы. Рядом сидел Джон, он откуда-то припер целую кучу плоских камушков, и теперь метал их в океан по одному, считал, сколько раз каждый камень отразится от воды, и если это число получалось большим — радовался, а если малым — огорчался.
ПЫЩЬ!
— О, вот вы где! — воскликнул материализовавшийся Герман. — А я вас ищу повсюду, а куда подевались — непонятно. Хорошо, что маячки не отключили, а то хрен бы я вас нашел.
Алиса заметила, что на Германе больше нет экзосклета, а ноги у него нормальные, человеческие. А Джон ничего не заметил, он смотрел в другую сторону.
— Маячки, — невыразительно произнес Джон.
Голос у него был как у говорящего покойника.
— Что это с ним? — спросил Герман у Алисы.
— Отходняк, — объяснила Алиса. — Курил весь день, а теперь отходит.
— Так это дело поправимое! — обрадовался Герман. — Надо в чипе режим гомеостаза сдвинуть на одну позицию влево, повысить приоритет базовых систем жизнеобеспечения…
— Герман, будь добр, заткнись, пожалуйста, — перебил его Джон. — Без тебя тошно.
— Он сегодня с Азизом два часа беседовал, — пояснила Алиса. — Никак не отойдет, бедненький.
— А что с Азизой не так? — удивился Герман. — Такая классная тетка! Их там две близняшки, Азиза и Лейла, только у Лейлы волосы светлые, как солома, и вьются, а у Азизы темные и прямые.
Джон неожиданно расхохотался.
— Джон, ты чего? — насторожился Герман. — Ты меня пугать начинаешь, давай, я тебя к Гутте телепортирую, она знаешь, как ловко мозги на место ставит?
— Азиз — это мужик, — сказал Джон. — Черножопый.
— Джон, ты сдурел? — спросил Герман.
— Он не сдурел, — ответила ему Алиса. — Видишь ли, Герман, цивилизованные люди умеют менять пол. Это такая особая нанотехнология. Надоело быть мужиком, стал бабой, потом снова стал мужиком, делов-то!
Герман нахмурился. Помолчал немного, затем спросил:
— Алиса, ты шутишь?
— Она не шутит, — сказал Джон. — Ты в курсе, что эти цивилы человеческие души в «Протеусов» загружают?
— Ну да, — кивнул Герман. — А что?
— Думаешь, пол поменять сложнее?
— Вот же ж твою мать, Песец блядский, — сказал Герман и грязно выругался.
— Надо быть толерантнее, — сказал Джон. — Свобода человекообразного заканчивается там, где начинается свобода другого человекообразного, но никак не раньше. Понял?
— Понял, — кивнул Герман. — Я их ненавижу.
— Это ты зря, — сказал Джон. — Ненависть свойственна примитивным варварам, а цивилизованным людям не свойственна. Мы с тобой дикие люди, Герман, особенно ты. Я-то маленько причастился цивилизации, когда Каэссаром был, хотя какая это цивилизация… У нас, варваров, все просто. Есть мужик, есть баба, есть люди, орки, эльфы богомерзкие, боги есть, бесы, демоны, законы природы, законы общества, традиции всякие, все просто, понятно, каждая вещь на своем месте. Мужик должен быть мужиком, баба — бабой, боец — физически развитым, смекалистым и преданным Родине. Каждый на своем месте. Нет места для толерантности, понимаешь?
— На самом деле есть, — возразил Герман. — Ты же пошел против расовых законов.
— Так куда мне было деваться? — развел рукам Джон. — Вселили боги мою рыцарскую душу в презренного жабоголового ублюдка, пришлось пойти против закона. Это судьба.
— У цивилов нет судьбы, — сказал Герман.
— Нет, — согласился Джон. — У них нет ничего, что нам близко и дорого. У нас были общечеловеческие ценности, да, примитивные, но понятные. Пасти орков, стойко нести бремя высшей расы, отбиваться от эльфов, свято хранить рубежи Великой Родины, где это теперь? И кто мы теперь? Мы не великая раса, Герман, мы дети в песочнице, и не просто дети, а дебильные орчата. Я, дурак, мечтал о мировом господстве, светлом будущем, счастье для всех, так вот оно, блядь, счастье, бери и радуйся. Ты счастлив, Герман?
Герман неожиданно рассмеялся.
— Ты лучше прикинь, как несчастлив сэр Рейнблад, — сказал он.
Посмеялись.
— Не смешно, — сказал Джон. — Плакать хочется, Герман. Герхард-то думал, придет время держать ответ перед высшими силами, вот он им расхвастается, про все задвинет, и про технологии новые, и про оптимизацию государственного управления, и про то, как мятеж Дюкейна задавил в зародыше, молодец, кстати, я бы на его месте справился… Ну и что? Явились высшие силы и говорят: «Расскажи, Герхард, как ты Патриции Трисам анус вылизывал и о чем при этом думал». Вот скажи мне, Герман, ты о таком будущем мечтал?
— Нет, — покачал головой Герман. — Я вообще не мечтал. Мечты суть цепи сансары, через них не обрести просветления. Я не мечтал, Джон, я просто делал, что считал нужным, и свершалось, что суждено. И ты тоже.
