Вадим Проскурин - Путь феникса

Вадим Проскурин 

Путь феникса

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ОРКИ

1

Серый Суслик натянул поводья, его лошадь остановилась как вкопанная и всхрапнула, протестуя против такого обращения.

— Прости, животное, — пробормотал Серый Суслик.

Два Воробья, ехавший следом, в это время любовался видом с обрыва на широкий Нюрейн, несущий свои воды от Дырявых Гор к Латинскому Океану. Из-за того, что Два Воробья отвлекся, он слишком поздно заметил, что Серый Суслик остановил лошадь. Лошадь, на которой ехал Два Воробья, прянула в сторону и издала короткое ржание, дескать, заранее предупреждать надо.

— Что случилось? — спросил Два Воробья.

Его беспокоило в основном то, не заметил ли старший товарищ оплошности своего юного напарника. Но старшего товарища беспокоило совсем другое.

— Эльфы, — сказал он, указывая пальцем вниз.

— Где?! — изумился Два Воробья.

Несколько секунд он напряженно размышлял. Никаких эльфов не видно, но… Пожалуй, стоит извлечь лук из притороченного к седлу футляра, и наложить на лук тисовую стрелу из колчана, притороченного к седлу с другой стороны. Просто на всякий случай.

Лук не вытаскивался. Два Воробья дернул раз, другой и вдруг заметил, что в руках Серого Суслика нет никакого оружия. Значит, близкой опасности нет. Два Воробья убрал руки от лука, подумал, куда их деть, и решил сложить их на груди. Поза получилась глупая, пристойная старому опытному следопыту, вроде Серого Суслика, но не мальчику, который еще только учится искусству разведки. Два Воробья смутился, поднял взгляд на учителя, встретил его иронический взгляд и опустил глаза, смутившись еще больше.

— Тетиву в паз не вставил, — сказал Серый Суслик.

Два Воробья потянулся к тетиве, но Серый Суслик сказал:

— Не суетись, потом исправишь. Лучше смотри и учись.

— Я не умею учиться, — пробормотал Два Воробья.

Серый Суслик вздохнул.

— Смотри вперед и вниз, — сказал он. — Вон туда, сто шагов перед оврагом. Видишь что-нибудь необычное?

— Ничего, — ответил Два Воробья.

Серый Суслик вздохнул еще раз и спросил:

— И следов не видишь?

— Следы вижу, — сказал Два Воробья. — Много орков перешли реку вброд. Пешие, не на лошадях.

— Ну? — спросил Серый Суслик.

Два Воробья почувствовал злость. Он очень любил и уважал Серого Суслика, но ненавидел его привычку разговаривать подобно человеку. Эту привычку не любили почти все в стаде, кое-кто даже говорил вполголоса, что Серый Суслик — не орк, а полукровка. Несколько урожаев тому назад эти слухи дошли до ушей доброго господина Роджера Стентона, тот призвал Серого Суслика к себе и долго беседовал с ним, а затем велел его выпороть. После этого все поняли, что Серый Суслик — не полукровка, а чистокровный орк. Потому что если бы он был полукровкой, добрый господин Роджер Стентон приказал бы не выпороть его, а казнить.

— Чего нукаешь, учитель? — огрызнулся Два Воробья. — Орки здесь прошли. Пешие. Много орков, вон сколько натоптали. Чего нукать-то?

Серый Суслик вздохнул в третий раз.

— Поехали, — сказал он. И добавил после паузы: — Когда подъедем к спуску, спустишься вниз и осмотришь вон то кривое дерево. Боги подсказывают мне, что ты найдешь на его ветке обрывок эльфийского шелка.

Они подъехали к спуску, Два Воробья спешился и стал спускаться. Спускался он куда ловчее, чем размышлял. Серый Суслик вздохнул в четвертый раз.

Эльфы, значит. Разведали, значит, брод, твари беложопые, сыновья Кали и Калоны, да проклянутся в веках их судьбы и да пожрут адские вороны их души в посмертии! До загона отсюда день пути, эльфам, стало быть, две ночи. Если они пойдут напрямик. А они вряд ли пойдут напрямик, откуда им знать, как устроена земля на левом берегу Нюрейна? Тем более что к северу от загона нет ни полей, ни пастбищ, эльфам придется идти наугад. Может, мимо пройдут? Нет, это вряд ли, это была бы совсем невероятная милость Никс Милосердной. Рано или поздно эльфы наткнутся на орочий след, и этот след приведет их к загону.

Было тепло, но Серого Суслика пробрал озноб, он поежился. Он плохо помнил прошлые эльфийские набеги, тогда он был совсем молод, много моложе, чем Два Воробья сейчас. Только отдельные обрывочные образы сохранились в памяти Серого Суслика — оглушающие разрывы эльфийских гранат, свист летящих камней, невидимых в темноте, крики и визги убиваемых мужчин и женщин. И детей тоже — эльфы не щадят никого. В последнем набеге они убили даже доброго господина Айзека Шелби, и тогда Черепаха Дома приказал все бросить и спасаться. Он перевел стадо через Нюрейн на пустынные земли, а потом из стольного града Барнарда приехал добрый господин Роджер Стентон, совсем молодой, только что из академии. Добрый господин Роджер Стентон сильно ругал Черепаху Дома, потому что тот нарушил закон, самовольно переселив стадо на неподобающие земли. Добрый господин Роджер Стентон сказал, что только грязному полукровке может придти в голову такое беззаконие. Все думали, что добрый господин прикажет сжечь Черепаху Дома на костре или посадить на толстый кол, или замучить каким-то иным образом, но добрый господин всего лишь изрубил полукровку на куски своим сверкающим мечом, а Розовую Примулу, мать Черепахи Дома, даже не убил. И тогда все поняли, что добрый господин Роджер Стентон на самом деле не считает Черепаху Дома полукровкой, а просто вымещает на нем свой гнев. Хотя Серый Суслик твердо знал, что Черепаха Дома — не чистокровный орк. Серый Суслик очень хорошо знал, кто такие полукровки. Он сам был таким.

Когда Иегова сотворял небо, землю и воду, а потом ростки черные и ростки зеленые, и зверей, и птиц, и гадов степных, и гадов эльфийских, в самом конце Иегова сотворил людей, эльфов и орков. И наделил он людей и эльфов волей и разумом в полную меру, а орков — только на четверть. И повелел Иегова носить оркам на челах и ланитах (то есть, на лбах и щеках) оттиск зеленой жабы, чтобы каждому встречному было ведомо, кто кого видит, и чтобы никто не обращался к человеку как к орку, а к орку — как к человеку. И повелел Иегова хранить людскую кровь в чистоте, и запретил орчанкам рожать от человечьих мужчин. А человечьим женщинам рожать от орков Иегова не запрещал, потому что понимал в своем всеведении, что ни одна человечиха не позволит такого презренному, будь она в своем человечестве хоть самой последней старухой.

Познавать людям орочьих женщин Иегова не запрещал, как не запрещал оркам познавать коз или собак. Под запретом лишь рождение полукровок и запрет этот наистрожайший, за его нарушение наказание одно — смерть, причем жестокая. Но встречаются среди орчанок отчаянные особы, что находят способы нарушить правила предохранения и забеременеть от человека. Мать Серого Суслика была одной из них.

Она никогда не говорила сыну об этом, Серый Суслик узнал о своей породе не от нее, а от Черепахи Дома. Однажды случилось так, что маленький мальчик остался наедине с почтенным полубоссом, и Черепаха Дома сказал:

— Я замечаю, Серый Суслик, что ты говоришь как человек.

Серый Суслик обрадовался и воскликнул:

— Спасибо, полубосс, за похвалу! Я не только говорю как человек, я думаю как человек! Я очень умный!

Черепаха Дома нахмурился и отвесил мальчику подзатыльник. А потом положил Серого Суслика себе на колени лицом вниз и двенадцать раз ударил по заду своей тяжелой ладонью. Подождал, пока мальчик перестанет плакать, и сказал:

— Никогда более не говори такого. Потому что твоя мать — орчанка, а ты сам — либо орк, либо мертвец. Выбирай.

Серый Суслик не стал долго думать, а сразу сказал:

— Я выбираю быть орком.

И снова получил подзатыльник.

— Что я сделал неправильно?! — возмутился Серый Суслик. — За что ты ударил меня четырнадцать раз?

— Орки не говорят «четырнадцать», — сказал Черепаха Дома. — Орки говорят «много». А приняв важное решение, орк не должен оглашать его немедленно. Говори медленно, Серый Суслик, и не произноси умных слов без крайней нужды.

Серый Суслик задумался и заплакал.

— Почему ты плачешь? — спросил Черепаха Дома.

— Я не смогу быть дураком, — ответил Серый Суслик. — Умные слова из меня так и прут.

— Я научу тебя быть дураком, — сказал Черепаха Дома. — Когда ты хочешь что-то сказать, построй слова в мысленную цепочку, окинь ее мысленным взглядом и упрости. Как раз должное время пройдет.

Серый Суслик задумался. А когда он закончил думать, он открыл рот, чтобы ответить, закрыл рот, построил слова в мысленную цепочку, упростил ее и сказал:

— Спасибо, полубосс.

Черепаха Дома расхохотался и хлопнул мальчика по плечу, но не больно, а совсем легонько.

— Не забывай моих слов, — сказал он и собрался уходить.

— Однако ты сейчас говорил как человек, — сказал Серый Суслик ему в спину.