Алексей Корепанов - Тайны Древнего Лика
Мысленно сосчитав до трех, Каталински сел. Подвинулся и посмотрел на то, что было его ложем. И тут же оглянулся, вскинув голову, потому что услышал донесшиеся сверху новые звуки. Проводил взглядом улетевшую птицу, чуть расслабился и продолжил осмотр места, в котором очутилась пешка, переставленная рукой шахматиста.
Пространство под невысокими деревьями и цветами было сплошь выложено знакомыми золотыми плитками с черными силуэтами странного зверя — вавилонского дракона с врат богини Иштар. Сирруша… Нет, совсем не так именовалось это существо, и никогда не водились такие создания в окрестностях Вавилона — теперь Каталински знал это совершенно точно.
Но неважны были сейчас все эти плитки с драконами, и неважно было, что и деревья, и цветы прорастают словно прямо сквозь золотую поверхность… Главное состояло в том, что он только что лежал тут, под деревьями, не на этом золотом покрове, а на желтом полупрозрачном упругом коврике. А значит его, Леопольда Каталински, забрали из Истока и каким-то образом доставили сюда. Перенесли, перевезли, телепортировали, распилили на кусочки и вновь соединили или сделали что-то еще — опять же, не суть важно. Главное — он здесь, и знает, что делать дальше.
Продвигаться с клетки на клетку, минуя, а при необходимости и атакуя вражеские фигуры, — и дойти до конца.
Солнечный свет пробивался сквозь листву, отражаясь от испещренной тенями золотой поверхности, в синеве вновь промелькнула птица. Каталински не спешил вставать, но и не собирался возвращаться на коврик. Ветерок овевал его обнаженное тело, и это было приятно. Он надеялся, что справится с задачей — Чужие, разумеется, и ведать не ведали о том, что он здесь.
Всем телом развернувшись назад, Каталински увидел именно то, что и ожидал увидеть: над деревьями вздымался исполинский белоснежный бок Марсианского Сфинкса… Вернее, никакого не Сфинкса, — но первое «я» привыкло называть этот громадный комплекс именно так, а второе «я» против этого не возражало.
Хотя среди деревьев и цветов не видно было ни одной живой души, Каталински каким-то образом постоянно ощущал чье-то присутствие. Ощущение было необычным и немного странным, но отнюдь не раздражало. Оно напоминало то состояние, когда бродишь по тихому парку, вокруг никого нет, однако ты знаешь, что за деревьями и кустами тянется улица. Там полно автомобилей и людей, и ты рано или поздно вернешься туда, и никуда они не денутся, эти люди на тротуарах, в авто и за стенами домов.
Он был не один — просто для достижения цели ему необязательно было видеть Других. Все-таки он не являлся одним из них. И даже новое зрение не могло помочь разглядеть то, что разглядеть никак нельзя — ведь не видит же глаз человеческий магнитные поля или инфракрасное излучение…
Да, Других он видеть не мог. Но знал: нечто, относящееся к Чужим, увидит обязательно. Относящееся не к Другим, а именно к Чужим. К тем, что явились сюда из запределья, и если и не могут что-то коренным образом изменить по собственному разумению, то мешать — мешают. Не понимая и руководствуясь собственными представлениями. Подобно тому, как некий гипотетический совершеннейший невежда пытался бы найти копыта у морского конька, пребывая в полной уверенности, что если конек, то непременно должны быть копыта. И даже не найдя никаких копыт, все равно намереваясь подковать несчастного представителя семейства игловых…
Нельзя сказать, что Чужие были именно такими невеждами, но они исходили из своих собственных воззрений на то, как должен быть устроен мир.
Инженер оценивал обстановку и свою готовность. С обстановкой все было в полном порядке, с готовностью — тоже. Помехи отсутствовали, цель находилась рядом — и он знал, где именно.
Каталински поднялся на ноги, втянул ноздрями ароматный воздух и осторожно направился в противоположную от белого колосса сторону, переходя от дерева к дереву, словно выслеживающий зверя охотник.
И, как и подобает хорошему охотнику, сначала почуял цель, и лишь потом, сделав еще несколько шагов, увидел ее.
Деревья квадратом обступали покрытое золотом обширное пространство размером никак не меньше парижской площади Шарля де Голля — инженер там бывал и фотографировал ее со смотровой площадки Триумфальной арки. Притаившись за стволом с гладкой, чуть шелушащейся светло-коричневой корой, Леопольд разглядывал угольно-черное сооружение в центре площади, высотой как минимум с шести-семиэтажный дом — раза в три ниже Триумфальной арки.
Черный параллелепипед с безукоризненно ровными гранями был очень похож на Каабу — Дом Бога — в священном городе Мекке на Земле. В стену Дома Бога, снаружи, вделан знаменитый Черный камень — аль-хаджар аль-асвад, — который, по преданию, упал с небес еще во времена Адама. Это был ангел-хранитель Адама, обращенный Господом в камень после того как допустил грехопадение своего подопечного. А разрушители легенд — ученые считали Черный камень Каабы просто метеоритом…
Марсианский параллелепипед, скорее всего, не имел никакого отношения к земной Каабе, хотя… Хотя ангел Джибрил, дававший указания пророку Ибрахиму и сыну его Исмаилу по части строительства Дома Бога, мог явиться на Землю вовсе не из чертогов Господа, — а отсюда, с Марса…
Сейчас все это было второстепенным: совпадение или не совпадение — какая разница? Главное — то, что находилось внутри этой марсианской Каабы. Каталински не знал, что именно там обнаружит, но был уверен, что обязательно обнаружит. В нужный момент его направят и подскажут — те, кто послал его сюда, в прошлое.
Не стоило сломя голову мчаться прямиком к черному параллелепипеду, который совершенно не отражал свет неяркого здешнего солнца и почему-то не отбрасывал никакой тени на золотое покрытие равнины. Нужно было действовать по-другому, потому что путь к марсианской Каабе преграждали охранники. Один из них расположился в каком-то десятке шагов от Каталински, еще двое виднелись в отдалении. По ту сторону Каабы могли находиться и другие.
«Охранниками» называло эти создания первое «я» инженера. Они имели прямое отношение к Чужим, они являлись порождением Чужих, и, пожалуй, самым точным определением их природы могло быть такое: «живые-неживые». Второе «я» не располагало более конкретными представлениями на этот счет. Все, что касалось Чужих, было весьма и весьма расплывчатым, неопределенным…
Ближайший к затаившемуся инженеру охранник стоял (сидел? лежал?) совершенно неподвижно. Собственно, охранником, сторожем он являлся не в большей мере, чем дверной замок является охранником дома. Он не охранял, не сторожил, — но был препятствием. Мешал. Выглядел охранник как серая капля величиной с «лендровер». Благодаря коротким отросткам, торчащим где попало, можно было представить его ежом, морской миной времен Второй мировой, порцией фруктового желе для Кинг-Конга, украшенной свечами, — все зависело от живости воображения. Возможно, охранник обладал и глазами, и носом, но определить наличие хоть одного из этих органов Каталински не мог. Да и не пытался. Он точно знал, как строить свои отношения с охранником, — и этого было вполне достаточно.
«Поздравляю, урод, — мысленно обратился он к охраннику, невольно подражая киногероям. — Вот идет Зет, сын Борея. Сейчас он подует тебе в ухо…»
Приподнявшись на носках, инженер обеими руками ухватился за ветку, с усилием подтянулся и забрался на нее.
«Ты сможешь, — сказал он себе, вновь подражая киногероям. — Ты обязательно сможешь. Это гораздо легче, чем стычка с теми тремя ублюдками у Брюса Мо».
Мо — это было прозвище бармена. Так его называли в честь одного из героев мультсериала о Симпсонах, а на память о той драке остался у инженера шрам позади левого уха…
Хотя Каталински откуда-то знал, что охранники не реагируют на звуки, но на всякий случай старался производить поменьше шума. Оседлав ветку, он еще раз изучил обстановку. Серые капли по-прежнему не шевелились, среди деревьев не было заметно никакого движения, и только в небе продолжала кружить одинокая птица.
Ветка была толстой и длинной, и вполне подходила для осуществления задуманного. Лишь бы не подвело тело… Конечно, оно оставалось пока еще достаточно крепким, но уже далеко не таким, как лет пятнадцать назад, когда быстроногий студент Леопольд Каталински запросто мог прорваться, увернуться, убежать от соперников и через все поле занести тачдаун в чужие ворота. Сборная их факультета не имели себе равных в университете, буквально рвала всех в клочья… Что ж, пришло время тряхнуть стариной, показать свою ловкость и напористость.
Взявшись одной рукой за ветку над головой, инженер осторожно, чтобы не потерять равновесие, сначала встал на колени, а потом выпрямился во весь рост и медленно, приставным шагом, принялся перемещаться в сторону серого желеобразного сгустка. Ноги его слегка дрожали от напряжения — не столько физического, сколько эмоционального, — однако он продолжал контролировать каждое свое движение. И даже ощущал что-то похожее на азарт, как в детских, но вполне серьезных заварушках, когда нужно было застать врасплох задавак из соседнего квартала.
