Александр Борисов - Прыжок леопарда 2
Ну, купили. Начали в машину грузить - задняя дверца не закрывается. Пошли, поменяли у бабки на другой, который поменьше. Она там, оказывается, и кассир, и грузчик, и кладовщик. Ну, дали ей немного на лапу за беспокойство. Она нам весь склад открыла: выбирайте! Там добра этого валом, под потолок. Ну и выбрали мы...
- Н-да, - подытожил Мордан, - хреновато у вас со вкусом. Ладно, закроем тему. Давай-ка, Валера, начинай заниматься делами.
- Кто насчет гроба распорядился? - спросил я, когда бригадир был уже далеко.
- Евгений Иванович, кто же еще? - неохотно признался Мордан.
- Он разве еще не спит?
- Куда там? Ты только в постель - а он подхватился и в Мурманск махнул. Я ему:
- Евгений Иванович, вы куда?
- По делам.
- Какие дела? - ночь на дворе.
- Так в серьезных учреждениях дела только после полуночи и начинаются...
- И что, больше не появлялся?
- Приехал под утро. Отдал мне документы и снова слинял. Бумаги свежие, даже печати не высохли. Там справка о смерти на какого-то там Заику Аркадия Петровича. Умер сегодня, в три часа ночи. Причина смерти - туберкулез. Должен быть похоронен в Ростове. Ну, а я, как единственный родственник, буду сопровождать мертвое тело к месту, так сказать, погребения. Улетаю сегодня. Есть билет на вечерний авиарейс и оплаченная квитанция на перевозку груза. Так что расходятся наши пути, Антон свет Евгеньевич. Жалко, что у тебя не срослось.
Морда у него была настолько довольная, что грех было не обломать.
- Куда ты, Мордан свет Сергеевич, денешься с подводного ракетоносца? Вместо Заики поеду я. А твое сермяжное дело кормить меня с ложечки, горшок выносить и переворачивать с боку на бок, чтобы пролежней не было.
- Брешешь, - выпалил Сашка, - такого не может быть, ведь гроб запаяют!
- Тем не менее, это так. Или не веришь?
- Нормальные люди в такое никогда не поверят, - философски изрек Сашка. - Я, конечно, наслышан, что ты не от мира сего и мастак на разные фокусы. Но, честно признаться, нахожусь под очень большим скепсисом. А в принципе, почему бы и нет? Гудини такое умел, а тебе почему бы, нет? Только братве как это все объяснить? Для чего покупается гроб, если не помер никто? Ты любого из наших спроси - каждый ответит: "Чтобы под видом покойника что-нибудь "левое" стрелевать. Или оружие, или наркотики, или еще что-нибудь!"
А если связать эту покупку со срочным отъездом полковника Векшина? Короче, ты понимаешь...
Я хотел было проинструктировать Сашку, но приехал отец, привез Мордану Сергеевичу личную индульгенцию за подписью начальника УВД. Это последнее, что он успел сделать перед отъездом.
- Знаешь, сынок, - сказал он, прежде чем уйти насовсем, - кто-то из великих сказал:
"Не трогайте далёкой старины,
Нам не сломить её семи печатей.
А то, что духом времени зовут,
Есть дух профессоров и их понятий".
За точность не ручаюсь, но смысл цитаты передан верно. Чем дальше в глубины веков - тем больше необъяснимого. Я это к тому говорю, что интересное дельце в нашем архиве хранится. Ты что-нибудь слышал о Мохенджо-Даро?
- Естественно, слышал. Это холм мертвых в долине Инда. Его раскопали англичане. Искали золото, а наткнулись на город возрастом две с половиной тысячи лет до нашей эры.
- Все ясно, - улыбнулся отец, - слышал, да не совсем то. Англичане ошиблись, где-то на тысячелетия полтора. Представляешь, Антон? - задолго до возведения египетских пирамид, задолго до всего, что мы называем историей человечества, там жили простые люди: воины, землепашцы, ремесленники и жрецы, умевшие читать и писать, пахать землю и разводить скот. И нет никаких промежуточных звеньев между эпохами камня и бронзы и этим феноменом. Цивилизация приходит извне, неизвестно откуда, с уже сложившейся, уникальной, неповторимой культурой.
- Конторе известно все! - грустно пошутил я. - Даже прошлое под колпаком.
- Ах да, я забыл уточнить, что эти бумаги хранятся в нашем архиве под грифом "совершенно секретно", а к делу приложены результаты спектральных анализов. Месяца три назад его затребовал Горбачев на предмет гласности, а мне поручили кое-что уточнить. Отсюда и сведения.
Неужели это так важно? - подумалось мне.
- Ты можешь не перебивать? - возмутился отец, - если говорю, значит важно. Так вот, в тридцатых годах там работала советская экспедиция во главе с академиком Пиотровским. Не с тем, что работает директором Эрмитажа, а с его отцом. Согласно отчету, ученые там увидели город с длинными и широкими улицами. Дома, как солдаты в строю, стоят в ровную линию. Пересечения улиц под геометрически точными прямыми углами. На этих вот, перекрестках углы зданий плавно закруглены, чтобы груженый воз легче проходил поворот. А вдоль дорог протянуты трубы для стока грязной воды. Дома кирпичные, из обожженной глины. Многие из них в два этажа. Судя по тому, что там осталось, крыши делались покатыми, плоскими. В ванных комнатах пол тоже покат в сторону отверстий для водослива, ведущих в канализационные трубы. За время раскопок, найдено много детских игрушек. Многие их них до сих пор действуют. Например, фигурка быка: дернешь за ниточку - у него качается голова. Неужели не интересно?
- Мне интересно другое: причем здесь контора?
- Письменность, ─ тихо сказал отец, - славянская письменность.
- ???
- Все знают, что в городе мертвых было найдено много пластинок-печатей из стеатита и обожженной глины. Многие из них подлинные шедевры: с фигурками людей и зверей, бытовые сценами. Но главное - это надписи: из резов и черт, короткие, похожие на орнамент. Мы их пропускали через главный компьютер. Представляешь? - сканируется кусок глины, а на выходе родные слова: "То вора роче цька де върат". Ученый один, психованный такой мужичок, рядышком стоял, пояснял. Это, мол, амулет, заговоренный от разного рода татей. И надпись на нем - что-то вроде рекламы: "То от вора лучше, чем засов на воротах". Я у него потом эту пластинку на бумажку с печатью выменял: человек, де, находится в здравом уме и рассудке. В его сумасшедшей теории есть что-то рациональное". А знаешь, почему я так написал?
- Почему?
- На одной из пластинок ученый дословно прочел: "Дети воспримут грехи и слабости наши. Щадя их, держи в отдалении". Тебе это что-то напоминает?
- Так говорил дед! - я вытер холодный пот.
- Вот именно! Твой дед повторял то, что сказано за шесть с половиной тысяч лет до него.
- Кстати, насчет игрушек... он мне такие же мастерил. На "покупные" в нашей семье средств никогда не хватало.
- Ты все еще сомневаешься? - отец засмеялся и обнял меня за плечи. - Ладно, достану последний козырь: была там еще пластинка из стеатита. На ней дословно начертано: "Рысиче йа а че сиры". Переводить не нужно?
- Рысич я, а потому сир.
- Как ты вот, сейчас! Видно судьба такая у русского племени: раскрывать глаза народам и государствам. Пусть видят и понимают, с какой стороны к нам ловчей подойти, чтобы покрепче ударить дубиной. Тот сумасшедший ученый еще говорил: "Мохенджо-Даро - не единичный случай. Это своего рода, исторический алгоритм. Цивилизация возникает, существует пару тысячелетий, переживает бурный период расцвета - и столь же таинственно исчезает. Так было с древней Этрурией, взлелеявшей Рим, с государством хаттов, культуру которого наследовали многие народы Евразии. Площадь распространения цивилизации рысичей - от Средиземного моря до Гималайских гор...
Я не стал спрашивать, сколько еще антинаучных сенсаций пылятся в архивах конторы. Наверное, много - все, что не дружит с теорией эволюции человека, научным марксизмом, воинствующим атеизмом. Буржуазных "светил от наук" это дело тоже устраивает: пусть русские знают лишь то, что велено знать.
На дороге сигналил автомобиль. Мы обнялись. Потом отец отстранился и тяжело зашагал по крутой, каменистой тропе. Мне вдруг показалось, что больше его я никогда не увижу.
- Ну, и как он, твой амулет - заговор от воров, действует, или нет? В деле не проверял? - спросил я лишь для того, чтобы он обернулся.
- А как ты его проверишь, если никто у тебя ничего не ворует? - засмеялся отец.
Глава 5
Море у ног Гаваны накатывается на песок - чистейший ультрамарин с оторочкой из пены прибоя. Жизнь проходит, а он все не выцвел: такой же, как год, как века назад, с тонами, полутонами и дивной игрой света. Попробуй его на ощупь - он ласковый и горячий, как новое атласное одеяло. А над ним облака сизым табачным дымом, да лютое солнце лампочкой в оранжевом абажуре. Соль обжигает залитые потом зрачки и белой наждачной бумагой выступает на теле. Все дрожит: дома, люди и камни, все кажется далеким и нереальным, как зима, мороз и Россия.
В такую жару даже тень не дает прохлады. На верхней площадке самодельного деревянного маяка сильнее запахло хвоей. Густая смола выступает с торцов неструганных досок и стекает к ногам янтарными ручейками.
