Роман Глушков - Турнир

– Я подошел к тебе затем, чтобы ты понял, кто именно с тобой говорит, – пояснил священник… на чистейшем арабском языке! Или мне это лишь послышалось? Да, так и есть, потому что на самом деле он, закатив глаза, оперся на свой крест и начал громко молиться по-английски. Очередная набившая оскомину песня про геенну огненную и неминуемую божью кару…

…Тогда почему я все еще продолжаю слышать арабскую речь?

– Какой трагический финал нашей игры, не правда ли, полковник? – говорил со мной невидимый аль-Наджиб. Или, может быть, Мастер Игры – вряд ли в данный момент это имело для меня принципиальное значение. – Вижу, мне удалось загнать тебя в тупик, не прибегая к насилию, а исключительно с твоего же собственного согласия! Признаться, это было нелегко, ведь вступать с тобой в открытый бой означало бы полностью испортить игру… Ну и как ощущения? Комбинезончик не жмет?.. Ах да, забыл: твое новое тело подогнано под размеры твоей новой одежды. И вот еще что: окажи любезность – отвечай не вслух, а тоже мысленно, договорились?

Все ясно: опять телепатические фокусы, которые осточертели мне не меньше, чем вопли здешних религиозных фанатиков! Подобно призраку, «серый» продолжал путешествовать из тела в тело и, оставив в покое шейха, переселился в знакомого нам святошу.

– Тупик?! – усмехнулся я. Как Мастер Игры и просил – мысленно, – разве что сдержать ухмылку не сумел. – Как знать…. Но, пока я жив, ты не можешь быть в этом окончательно уверен.

– Я могу быть уверен, что милейшие аборигены скоро исправят это досадное недоразумение, – продолжал глумиться Мастер, ничем не выдавая себя в теле молящегося пастыря. – И если думаешь, что я намерен им помешать, то ты заблуждаешься. Это уже не противоречит течению игры, которую нам с тобой пора бы заканчивать.

– Требую признать ее результат недействительным, – запротестовал я. – Разве ты не испортил игру, вселяясь в аль-Наджиба и этого господнего слугу? Не считая прочих аборигенов и русских десантников, которых ты натравливал на нас вместо того, чтобы выкручиваться своими силами.

– Да полноте! – всплеснул руками враг. Со стороны, наверное, показалось, что святой отец вошел в раж и жестикулирует от избытка распирающего его праведного гнева. – Кто станет жалеть пешки после того, как в схватку вступят ферзи? Ты не ограничен в выборе средств для достижения своей цели. Я, в отличие от тебя, ограничен во многом. Но пускать в расход пешки не возбраняется ни тебе, ни мне. Как, впрочем, и они имеют право срубить крупную фигуру, если та подставится под удар. Что мы здесь и наблюдаем. Пешки окружили ферзя, и какую бы из них он ни срубил, на следующем своем ходу они сожрут его с потрохами… Шах и мат!

– Срубить пешку? – насторожился я. Мастер говорил аллегориями, но последняя из них выглядела так, словно я и впрямь мог оказать аборигенам сопротивление. В принципе, мог – при условии, что меня развяжут хотя бы на несколько секунд. Этого времени мне хватило бы, чтобы броситься на толпу врукопашную. Одного или двух, а если повезет, то и трех фанатиков я могу отправить к праотцам голыми руками, прежде чем сам отправлюсь туда же. Все-таки «ведомственная» подготовка – штука серьезная. И пускай я несколько лет не практиковался в рукопашном бое (недавняя драка с квестерами не в счет), кое-какие навыки у меня сохранились. И даже находясь в чужом теле, я все равно дотянусь до чьей-нибудь глотки и порву ее.

Стоп! А ведь тело «серого» в этом плане покруче тела стареющего полковника Грязнова. Второе принадлежало просто хорошему драчуну, а первое – эксперту по рукопашному бою, знатоку уникального боевого стиля под названием фенг-чуй. Неизвестно, кто был его родоначальником: древние китайцы, обучившие в незапамятные времена своему кунг-фу «серых», или же «серые», которые сами обучили ему древних китайцев. Но, так или иначе, а в практической ценности фенг-чуй мы однажды убедились на собственном опыте.

Это случилось нынешней весной в Дубае, где скрывающий лицо под маской аль-Наджиб в мгновение ока надрал задницы всему моему отряду, включая меня. А ведь шейх был даже не настоящим «серым», а лишь их прислужником, получившим во временное пользование кое-какие базовые способности своих хозяев. Насколько же виртуозно владели кунг-фу они сами?

Мастер Игры покинул свою физическую оболочку, забрав с собой свой разум и память. Но мозги-то свои он мне оставил! А вместе с ними – свои инстинкты и двигательную память, которые работали уже независимо от разума. Разум не нужен для того, чтобы ездить на велосипеде, жонглировать или плавать после того, как вы всему этому обучились. Он не нужен для того, чтобы кого-то ударить или защититься от удара, если прежде вы проделывали это сотни раз. Вряд ли «серые» обладали иной физиологией. И если я захочу в своем нынешнем обличье заехать кому-то в морду, это уже будет удар не Грязного Ирода, а Мастера Игры. И мастера фенг-чуй, а также иных, недоступных простому смертному талантов, которые мне не помешает в себе раскрыть.

И чем скорее я их раскрою, тем лучше, потому что расправа надо мной может состояться в любую минуту.

«Отринь сомнения и доверься инстинктам!» – этого принципа придерживается любой человек, в котором подобные инстинкты хорошо развиты. Что я должен сделать, дабы пробудить в чужом теле неведомые мне доселе способности? На ум приходил лишь один способ: надо начать действовать так, как действовал бы я, находясь в собственном облике. И надеяться, что новое тело интерпретирует мои мысленные сигналы, пропустив их через вшитые в подкорку его мозга программы двигательной памяти.

Сказано – сделано!.. Точнее, не сказано, так как я продолжал помалкивать, а всего лишь подумано. Хотя невелика разница, раз уж «серый» все равно читал мои мысли…

Аборигены привязывали к фонтану не человека, а представителя нечистой силы. И уповали они прежде всего на защиту, что должна была помешать ему использовать свои мистические способности: распятья, святую воду, молитвы… Намотанные же мне на руки и на ноги цепи являлись самыми обычными цепями, скрепленными амбарными замками. Путы были тесными – еще чуть-чуть, и тот, кто их стягивал, сломал бы мне кости. Однако, в отличие от настоящих кандалов с их специальными зажимами, аборигены сунули мои запястья в простые цепные петли. А лодыжки и вовсе, не мудрствуя лукаво, прикрутили к постаменту несколькими витками цепи. Звенья которой были круглыми и гладкими. И выдергивать из них руку будет уже не так болезненно, как из наручников или кандального зажима. Ну а если кисть вдобавок смазать маслом или, на худой конец, смочить водой…