Кредо инквизитора II - Алексей Михайлович Рутенбург

– Что с вами? – Напрягся я. Моё воображение сразу нарисовало картину, что передо мной извиняются, потому что предают меня. Сейчас набегут со всех сторон местные полицейские, другие инквизиторы и попытаются поймать меня. Я, конечно, без боя не сдамся, и меня убьют.

– Линдси убили, – почти шёпотом сказала мне Рене.

– Когда? – Спросил я.

– Вчера утром обнаружили, – ответила девушка.

– То есть либо вечером, либо ночью…, – мыслил я вслух.

– Возможно, в тот самый момент, когда мы стояли здесь, – сказал Пьер. От напряжения я закурил. Я думал о том, кто мог быть убийцей, и по своей комплекции Линдсей Ле Барон подходил на роль мерзавца лучше всех. – Прошу простить, что подозревал вас.

– Чего? – Удивился я. – Даже не думай об этом, – махнул я рукой, осознав слова сына архинквизитора. – Я тоже тебя подозревал, как и всех.

– Меня? – Пьер был шокирован от моих слов.

– Да, тебя. Потому что в такой ситуации виновным может быть абсолютно кто угодно, – объяснил я этому не желающему взрослеть ребёнку.

– Но какой у меня мог быть мотив? – Развёл руки в стороны парень.

– Она, – я указал на Рене. – Она – твой основной мотив. Из-за неё ты теряешь голову, теряешь контроль и даёшь волю своим эмоциям.

– Да, – согласился Пьер. – Я люблю её. – Эти слова заставили Рене покрыться лёгким румянцем.

– Я знаю, – понимающе похлопал я француза по плечу. – И убийца тоже это знает.

– Как нам изловить этого недостойного? – Спросил меня инквизитор.

– Самый древний и самый лёгкий способ – это на живца. Тогда вопрос, на кого будем ловить? – У меня в голове была только одна кандидатура.

– Я буду приманкой, – резко перебил меня Пьер. – Я сегодня и завтра днём объявлю всем инквизиторам, что ночью хочу побродить в одиночестве по Елисейским Полям. Что мне необходим покой и время, чтобы побыть с собой наедине.

– Нет! – Резко отреагировал я. – Убийца, который скрывается среди вас, ощущает себя всегда под прицелом. У него постоянно повышен адреналин и обострен инстинкт самосохранения. Если ты громогласно заявишь, где ты будешь, он никогда не рискнёт обнаружить себя.

– Что тогда делать? – Разочарованно вопросил месье Атик.

– Ты должен донести эту информацию другим образом: не привлекая лишнего внимания, отвечая на вопросы других или же якобы интересуясь, где будут другие – так невзначай сказать всем, где будешь ты. Ни в коем случае нельзя делать громких заявлений. Всё должно быть предельно аккуратно, но знать о твоём местонахождении должны все, – объяснил я.

– Ребята могут заинтересоваться, почему именно там? – Предположила Рене.

– Людное место в любое время суток – это тебе не ночное кладбище зимой в Петербурге. Шанс, что этот трусливый подонок рискнёт напасть крайне мал, поэтому ты можешь без опасений побыть там в одиночестве, – предложил я, что можно ответить на подобный вопрос. – Постарайся зацепить и спровоцировать его. Его должны захлестнуть эмоции, как они захлёстывают тебя. Это очень тонкая психологическая игра, и кто первый даст слабину – тот и погибнет, – умничал я, но невольно вспоминал себя, когда шёл убивать Слеша. Как же я был глуп и наивен, ведь меня могли просто-напросто выманить тогда именно так же на живца и ликвидировать. Тогда я был весь во власти эмоций, мне было плевать на себя, как сейчас Пьеру на себя. А если убийца тоже мстит? Тогда ему тоже безразлично, чем всё закончится. Но из-за чего ему мстить? Меня в моё время из колеи здравомыслия выбила месть за любимую. Пьер хочет отомстить за друзей и защитить свою любовь. Почему же убийца начал уничтожать инквизиторов именно сейчас? Раньше не было повода, или же он решился, потому что они ослабли после рейда?

– Хорошо, я постараюсь оповестить всех, что искать меня завтра вечером нужно будет на Елисейских Полях, – согласился Пьер.

– Я тебя буду прикрывать, – успокоил я коллегу. – Надеюсь, этот урод объявится, и мы покончим с этим делом.

– Я с вами, – проговорила Рене.

– Нет, – ответил ей Пьер. – Это опасно. Если убийца заметит кого-либо из знакомых рядом с тем местом, где должен будет расправиться со мной, он уйдет, и больше ни за что не выдаст себя. Русский же, как сама смерть, он неуловим. Недаром его величают врагом Танатоса. Он не покажется никому на глаза, пока это не станет необходимым. Убийца его не заметит.

Я был польщён словами Пьера Атика. Я знал, что мои профессиональные навыки высоко ценили французские коллеги, но в лицо они мне никогда об этом не говорили.

– Надеюсь только, что русский успеет раньше, чем убийца совершит своё злодеяние, – Пьер посмотрел мне в глаза, потом тяжело перевёл взгляд на Рене. – Но, если вдруг я всё же погибну, дай слово, что ликвидируешь его, – обратился он ко мне.

– Не переживай, всё сделаем в лучшем виде, ты только на прогулку по Елисейским Полям прихвати мой скрамасакс, – усмехнулся я.

– Да будет так, – тяжело вздохнул Пьер Атик. – А завтра начнётся лето, – улыбнулся он, глядя в небо.

***

Я сидел на кухне у Фир и курил в открытую форточку. Грусть мне навеяли мысли о Котёнке. Рядом на стуле сидело привидение Даши и осуждающе смотрело на мою сигарету. Странно, её, вроде, никогда не бесила моя тяга к никотину. Может, после моей смерти ещё что-то изменилось?

Я смотрел на улицу, по которой то и дело проходили духи французов. Я вижу их не всегда. Честно говоря, я вообще не понимаю, почему я стал их видеть. Предположение только одно: после того, как я прикоснулся к Даше, когда сам был мёртв, я порвал границу между несколькими измерениями. Для всех остальных границы не нарушены, только я теперь живу и вижу всё как кошка. Не зря говорят, что эти окутанные тайной животные видят несколько миров. Я теперь тоже.

Сзади тихо послышались шаги Фир. Она в своём домашнем халате пришла на кухню и начала рыться по шкафчикам. Она хоть и ненормальная, но спасибо ей, что приютила меня на своей кухне. Деваться мне некуда, отсюда не гонят – и хорошо.

– Я собираюсь готовить ужин, – не смотря на меня, громко проговорила девушка.

– Мне уйти? – Спросил я.

– Можешь остаться, только прекрати курить, – ответила она.

Я послушно затушил сигарету и посмотрел на свои записи в блокноте. Они мне напоминали какие-то записи из моей университетской жизни: слова, обведённые в кружочки, стрелочки, вопросительные знаки. Так всю мою жизнь можно разложить на одном большом листе бумаги и смотреть, что я мог и что я в итоге сделал.

– Я буду готовить отбивную, – снова