Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

ни о чем не жалею.

-Заткнись.

Марина умолкла.

-Ты лучше б рассказала, как очутилась на привязи Киркорова.

-Ревнуешь?

-Нет. Просто хотелось бы знать.

-Хорошо, расскажу. Хотя особо – нечего. Среди ночи в мою келью

ворвались двое особистов и Киркоров. Киркоров сообщил, что уже год работает

на Лорд-мэра и надел мне на шею эту гадость…

-Выродок.

-Да. Затем меня привезли сюда и держали на цепи в каком-то погребе.

Ее голос сорвался. Из темноты до меня донеслись приглушенные рыдания.

-Я отомщу, - до боли сжимая зубы, сказал я. – Клянусь, отомщу. Игрок

засиделся во мне, пора выпустить его на свободу.

-Не нужно, Андрей.

-Что не нужно?

-Не нужно мести. Не нужно крови. Если бы Лорд-мэр пощадил нас…

Андрей, ты помнишь, как хорошо нам было в Джунглях?

-Помню.

-Уйти в Джунгли, жить там, растить наше дитя – ведь это и есть

Серебристая Рыбка. Неужели Лорд-мэр не простит нас?

-Простит.

Мне показалось, что я ответил ей достаточно уверенно.

Простит? Едва ли. Лорд-мэр, он же Невзоров, он же отец Никодим

заигрался и, очевидно, наша с Мариной казнь станет лишь эпизодом его игры.

Нужно бежать отсюда.

Я приблизился к стене: камень. Попробовал на прочность решетку – прутья

даже не шелохнулись. Пол – бетон. А главное, - усталость, ворочающееся в душе

неверие, что нам и на этот раз удастся спастись. Ну, куда отсюда сбежишь? Как

хорошо, что темнота, и Марина не видит отчаяния, наверняка отразившегося на

моем лице.

Скрежет у двери заставил меня встрепенуться. Кто-то идет! Возможно,

Лорд-мэр или его посланник, с тем, чтобы объявить нам: «Вы помилованы».

Сердце беспокойно стучало в груди. Дыхание срывалось.

Под потолком вспыхнула желтая лампочка. Я зажмурился. Когда распахнул

веки, увидел стоящего в узком пространстве между моей и Марининой клетками

Киркорова. Все лучше, чем тьма и отчаяние…

Киркоров угрюмо смотрел на меня. Марина сидела на деревянном настиле

в своей камере; она словно не заметила его появления.

-Чего ты приперся сюда, мразь? - не выдержал я. – Хочешь спеть нам?

Киркоров откинул со лба седые волосы.

-Прибереги свое остроумие для виселицы, Островцев. Я пришел не к тебе.

Он повернулся к Марине. Та равнодушно взглянула на него и отвернулась к

стене.

-Послушай, - Киркоров взялся за прутья ее клетки, – я шишка при Лорд-мэре

и в моих силах… Короче, я могу открыть твою клетку. Пойдешь со мной?

Меня захлестнуло бешенство, но тут же сменилось холодным, как сталь на

морозе, пониманием: да, это единственный выход.

-Пойдем со мной, Марина, - увещевал Киркоров.- Зачем тебе сдыхать с

диким? Он, каким был в Джунглях, таким и остался… Лорд-мэр присвоил мне

статус певца Армии, и со временем я стану конунгом.

-Он прав, Марина, - негромко сказал я. – Иди с ним.

Киркоров удивленно обернулся.

-Слышишь? Даже дикий понял, что к чему.

Марина вдруг прекратила рассматривать стенку, кинула на меня пылающий

взгляд.

-Иди с ним! – крикнул я.

-Пошли вы оба на хуй, - отчетливо сказала она и прилегла на настил,

свернувшись калачиком.

Что-то тяжелое свалилось с плеч…

Киркоров в сердцах ударил кулаком по железному пруту, тонко

зазвеневшему.

-Сука паршивая, - процедил он сквозь зубы. – Шлюха. Не хочешь по своей

воле, я заставлю. А для начала трахну на глазах у твоего дикаря…

-Киркоров! – заорал я, бросаясь к решетке. – Я убью тебя.

Он засмеялся.

Марина лежала на настиле, как будто и не подозревая, что речь идет о ней.

Киркоров достал из-за пазухи ключ. Ухмыляясь, взглянул на меня.

-Убью, Киркоров.

Крутанув ключ, он отпер лязгнувшую дверцу. Марина поднялась с настила,

сжимая что-то в правом кулаке.

Кулак угодил Киркорову в плечо, тот охнул, но тут же перехватил руку

Марины, вывернул ее. Небольшой камень упал на бетонный пол. Крик боли

огласил застенок.

-Киркоров, прекрати, - прохрипел я, желая, чтоб темнота застила мои глаза,

но, как назло, происходящее было видно отчетливо. Прижав Марину к решетке,

Киркоров резким движением задрал на ней свитер. Блеснуло тело - округлый

живот, груди с темными сосками. Руки насильника накрыли два бледных холмика,

сдавили. Марина закричала, пытаясь высвободиться из железной хватки.

Я отвернулся. Глаза кипели. Мне хотелось умереть, хотелось, чтобы тело

мое ощущало страшную боль. Вздернув рукав толстовки, я вцепился зубами в

руку чуть ниже локтя. Сдавил. Во рту стало солоно. Что-то закапало на пол.

-Сука!

Киркоров метался по камере Марины, натыкаясь на решетку и стены. В

единственном его глазу торчал значок «Работник парковки № 56». Кровавая слеза

стекала по щеке.

Марина одернула свитер, подняла с пола камень.

-Убей его.

Киркоров прекратил слепую пляску и опустился на колени в сыром углу.

Марина шагнула к нему, поднимая камень.

-Темнота, - бормотал Киркоров, щупая руками значок, но не решаясь вынуть

его. – Шлюха дикаря погрузила в темноту.

Марина опустила руку.

-Лучше быть шлюхой дикаря, чем предателем.

Но Киркоров не слышал ее, бормоча в углу про темноту, обступившую со

всех сторон.

В застенок вбежал стрелок. Замер, глядя на Марину, стоящую с камнем в

руке.

-Что за хуйня? – вскрикнул он, выдергивая из кобуры пистолет. – И

отлучиться нельзя.

-Боец, угомонись, - поспешил крикнуть я. – Певец Армии пытался

изнасиловать заключенную.

Стрелок взглянул на Киркорова, выругался.

-Ты, - обратился к Марине, - положи камень и отступи туда.

Та благоразумно выполнила распоряжение.

Стрелок помог Киркорову подняться, вывел из камеры. Загремел ключами.

-Давай к выходу, куриная слепота.

Щелкнул выключатель, лампочка погасла; мы с Мариной остались в

темноте, схожей с той, в которую только что погрузился Киркоров.

10

ПОБЕГ

В круглом окошке под самым потолком - свет. Значит, утро. Начало нашего

с Мариной последнего дня. Начало конца.

Кто-то тяжелый навалился на меня, придавил к настилу. Я увидел казнь –

как это будет: плотные ряды стрелков, ухмыляющегося Лорд-мэра, палача в

противогазе, слепого Киркорова, поющего фальшивым голосом. Марина, ну зачем

мы пришли в резервацию?

Я приподнялся на локтях. Марина лежала на спине, глядя в потолок. Луч

света застрял в ее волосах.

-Марина.

-Андрей, я не хочу ни о чем говорить и думать.

Отвернулась к стенке.

Понятно. Мне не впервой дожидаться казни, и то на душе паршиво. Разве к

этому можно привыкнуть?

Почему саднит рука? Ах, да, вчерашнее посещение Киркорова… Я закатал

рукав – синий след от моих же зубов, кожа вспухла. Пальцы с трудом сжимаются

в кулак. Как такими держать заточку?

Держать заточку… Это мысль игрока во мне, жителя Русских Джунглей.

Целая жизнь – даже чуть больше, чем жизнь – прошла с тех пор, как я встретил

Марину на Поляне. И вот теперь мы умрем, и мое умение орудовать заточкой не

поможет.

Черт! Неужели нельзя думать о чем-то другом, кроме как о смерти?

Каково это – сорваться в бездну с петлей на шее? Что будет там, за

гранью?

Опять эта грань! Я уже думал о ней, после приговора трибунала, лежа на

постели в квартире конунга Артура.

Что будет там, за гранью?

-Ничего не будет.

Я вздрогнул – Марина прочла мои мысли.

-Ты сказал это вслух, дурачок. За гранью ничего не будет. Теперь я это

точно знаю.

-Знаешь? Откуда?

-Знаю – и все.

Она заплакала.

-Андрей, я не хочу умирать. Не хочу в пустоту, не хочу стать пустотой. Я

хочу родить нашего малыша, кормить его грудью, беречь.

-Так и будет…

-Так и будет, - передразнила Марина. – Зачем ты лжешь? Как лгал Христо.

Серебристая Рыбка?! Одна ложь! Вот она, Серебристая Рыбка, - она ткнула себя

пальцем в живот. – Вот он – новый мир! А завтра его не станет.

Ее слова, как плети.

-Замолчи, - закричал я. – Закрой пасть, глупая баба! Я же сказал тебе – мы

не умрем, значит, так и будет.

Она принялась размазывать по щекам слезы.

Я вскочил, вцепился в решетку.

-Эй, там! Караульный! Караульный, мать твою!

Ключ заворочался в двери.

-Че ты орешь, гнида? – рожа стрелка была помятой, как после сна на

горохе. – Арматуры отведать захотел?

-Боец, - взмолился я. – Выслушай, брат. Мне надо поговорить с отцом

Никодимом…

-А с хуем тебе не надо поговорить?

-Постой, брат. Я друг главы ОСОБи, однажды спас ему жизнь, он не