Василий Головачев - Ко времени моих слёз
Генералом он стал в тридцать шесть лет. Начальником Управления – в тридцать восемь. Заместителем директора ФСБ – в сорок. И готовился заменить директора на его посту не позднее чем через год.
Однако и он допускал ошибки, не будучи идеальным стратегом, да и полагался на помощников, которые тоже искали варианты, как бы «вырваться в люди», подняться «из грязи в князи». А именно таким человеком и был полковник Пищелко, имевший немалый опыт предательства и аппаратных игр.
Впрочем, Самсон Викторович неплохо знал способности своего визави и не давал ему особых возможностей прорваться выше, а тем более – занять его кресло. И все же иногда случались инциденты. Одним таким инцидентом был случай с прозревшим экзором, работающим на Систему много лет, но корректирующим не социум Земли, а жизнь другого мира, входящего в гигантскую сеть Системы. Таких внешних операторов иерархи Системы называли не экзорами, а – между собой – слепышами.
Когда слепыш Гольцов внезапно обрел eye-reality, то есть возможность видеть результаты своего экзо-труда, Самсон Викторович не сильно обеспокоился, поскольку объект не находился в ведении Отдела и лично генерал не отвечал за его профпригодность. И даже после того, как Диспетчер назначил Плевина ответственным за «возвращение блудного сына в лоно Системы», генерал не придал этому заданию большого значения, полагаясь на своего заместителя. А затем Гольцов-слепыш прозрел окончательно и сбежал, поставив под угрозу срыва процесс коррекции на Карипазиме, в мире, где расчищалась строительная площадка для одного из «райских уголков отдыха» для иерархов Системы. Знали об этом лишь сами иерархи, не отказывающие себе ни в чем, особенно – в удовольствии жить в соответствии со своими желаниями и контролировать жизнь «низших существ» по своему усмотрению.
В двенадцать часов дня семнадцатого сентября Самсон Викторович торопился на совещание к директору, когда зазвонил мобильный телефон. Плевин свернул в уютный уголок для курящих сотрудников огромного здания на Лубянке, сел в кресло:
– Слушаю.
– Генерал, почему не докладываете? – раздался в трубке бесполый голос Диспетчера.
– О чем? – насторожился Самсон Викторович.
– Вы что, белены объелись? – Диспетчер, не будучи человеком в прямом смысле этого слова, умел находить образные выражения. – У вас утечка информации, а вы не в курсе?
– Если вы о подключении к нашей Системе детских и юношеских группировок, – осторожно проговорил Плевин, – то результаты обнадеживающие. Наши агенты влияния уже работают с рейверами, скинхедами, рэпперами, панками и юзерами. Я имею в виду интернет-зависимую молодежь. Подбираемся к экстремалам. Но это полные отморозки. Для них главное – гонять по жилам адреналин, остальное не важно. Прыгают с гор на сноубордах, с крыш многоэтажек на парапланах, лезут на стены без всяких приспособлений, катаются на скейтах по перилам мостов в дождь. В общем, не признают никакого давления на психику, она у них и так сломана.
– Я имел в виду ситуацию с экзором.
– А что с экзором? – еще более осторожно поинтересовался Самсон Викторович.
– Он нейтрализовал кодон и вышел из-под контроля.
Сука! – подумал Плевин о полковнике Пищелко.
– Это чревато разверткой вариаций сопротивляющейся нам славянской системы во главе с общиной «Русь» и каскадной утечкой информации, – продолжал Диспетчер ровным, без интонаций, голосом.
– В ближайшее время мы ограничим его маневренность и организуем перехват. На какие меры мы можем рассчитывать?
– Припугните его. Он не боец, насколько я информирован, должен сломаться.
– А если не сломается?
– Тогда ликвидируйте.
– Есть!
Из трубки талой водой хлынула тишина.
Самсон Викторович посидел немного, прижимая мобильник к уху, набрал номер помощника.
– Да? – недовольным, как обычно, голосом отозвался Пищелко.
– Где Гольцов? – осведомился Самсон Викторович угрюмо.
– В Москве, – после паузы ответил начальник Отдела.
– Почему я об этом не знаю?
– Мы сидим у него на хвосте…
– Найти и ликвидировать!
– Но его благородие Вышний не…
– Диспетчер дал добро. Попытайтесь еще раз уговорить этого идиота, я имею в виду слепыша, но если не получится – уничтожьте!
– Давно бы так. А что делать с его дочкой и ее ухажером?
– Меня это не волнует. Они были нужны вам как подсадные утки, не более того. Когда надобность в этом отпадет, разрешаю…
– Понял.
– Действуй, полковник.
Самсон Викторович выключил мобильник, поправил черные очки, которые не снимал ни днем, ни ночью, и направился по ковровой дорожке дальше, к приемной директора ФСБ.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Он смог выдержать без жены всего два месяца.
Сначала отослал ее с двухлетней дочкой домой, к маме, в деревню под Рязанью, захотелось пожить «по свободе», причем и причина нашлась: какие особые условия жизни мог предоставить молодой красивой жене лейтенант зенитно-ракетного дивизиона, посаженный «на точку», то есть на голую вершину холма с тремя домиками офицерского состава и казармой? Естественно, никаких. И жена, рассудив, что муж прав, отправилась восвояси, через Уссурийск и Хабаровск, на поезде и на самолете сначала до Москвы, потом до Рязани и дальше, в деревню Чернава Милославского района. Однако свобода оказалась не такой милой, как представлялось. Через две недели Арсений заскучал, через месяц затосковал. Какие силы ему потребовались, чтобы продержаться еще месяц, знал только он.
Командира дивизиона долго уговаривать не пришлось, он понял лейтенанта и дал ему неделю на воссоединение семьи; дивизион не стоял на дежурстве и служба не требовала присутствия всех офицеров на зенитно-ракетном комплексе. И Арсений помчался к жене.
До Уссурийска доехал на попутке.
От Уссурийска поезд довез его до Хабаровска, ночью, где он удачно поймал такси и доехал до аэропорта.
Самолет за семь часов доставил лейтенанта в Москву. Там он успел на двухчасовую дневную электричку, которая домчала его до Рязани.
Еще четыре часа понадобилось Арсению на путь до Топилл.
На станции не оказалось автобуса до Чернавы, и он не стал ждать утра, пошел пешком, вспоминая пословицу: для бешеного кобеля пять верст не крюк, – хотя от Топилл до Чернавы было больше двенадцати километров, и этот путь он уже проходил пешком не раз, в том числе зимой, в мороз, без дороги, на одном дыхании.
Но ему повезло: на втором километре Арсения догнал «уазик» с брезентовым верхом, называемый в народе «козлом», и водитель подобрал военного человека, несмотря на то, что «козел» был забит пассажирами до отказа.
Уместились.
Доехали.
Арсения высадили в центре села в час ночи. До избы тещи он добежал за десять минут.
Конечно, его не ждали. А когда проснувшаяся жена, теплая, милая, домашняя, умопомрачительно пахнущая чистым телом и ландышами, бросилась к нему на шею, Арсений почувствовал себя на седьмом небе от счастья…
Боль отрезвила: он так прикусил губу, что выступила кровь.
Воспоминание втянулось в глубины души, оставив тоскливый след. Кто сказал?
Со своей душой наединеОстаюсь, чтоб устремиться к Богу.Устремиться к слову или к слогу —Дай, Всевышний, высказаться мне…
Дай, Всевышний! Или верни меня в прошлое, а уж об остальном я позабочусь…
Арсений Васильевич поднял лицо, слепо посмотрел в потолок.
Никто не откликнется.
Никто не придет на помощь, не успокоит, не погладит по голове, как в детстве, не скажет ласково, как бабушка:
– Соколик мой ясный, не куксись, все пройдет…
Или как жена:
– Арсений, ну что ты как маленький, не переживай, все обойдется, я же с тобой…
– Мила, если бы ты знала, как мне тебя не хватает!
Он поднялся, побрел в ванную комнату, умылся холодной водой, вернулся в спальню, лег, но сон все не шел, в голову лезли воспоминания, и лишь усилием воли Арсений Васильевич выбрался из дебрей памяти и принялся размышлять о своем положении.
Расен пришел не один. Вместе с ним в квартиру Марины вошел высокий худой старик, седоволосый, седобородый, с пронзительным взглядом голубых глаз. Одет он был в обычный гражданский костюм, разве что рубаха имела стоячий ворот, расшитый красным орнаментом. Но Арсений Васильевич сразу почувствовал его внутреннюю с и л у и жестом пригласил гостей присесть.
Они поклонились, есаул сел, сказал негромко:
– Твоя внучка у нас, Арсений, не волнуйся. Мы пришли поговорить. Это Симеон-родомысл.
С души Арсения Васильевича свалился камень.
– Стеша… у вас?! Слава Богу!
– Бог здесь ни при чем, – улыбнулся Симеон. – Хотя слово «слава» мне нравится. К великому сожалению, многие забыли, что богов своих надо славить, а не просить у них помощи и подарков. Предки наши не просили.
– Где они, эти предки… – глухо проговорил Арсений Васильевич.
