Олег Верещагин - Там, где мы служили...
Между тем человек у стола, видя, что парень молчит, повторил вопрос — уже по-русски, хотя Витька как раз собрался с мыслями и готов был ответить:
— Назови себя.
— Виктор Ревок, — коротко ответил Витька, заставив себя справиться по мере сил с изумлением и оторопью.
— Сколько тебе лет? — человек говорил по-русски так, словно язык был его родным. Пальцами левой руки он неслышно барабанил — не раздражённо или нервно, а так, рассеянно — по бумагам на столе. Витька заметил, что на безымянном пальце этой быстро и ловко движущейся руки посвёркивает массивное кольцо с большим тёмным камнем.
— Шестнадцать, — Витька кашлянул, прогоня из голоса неожиданый хрип.
— Ты русский?
— Русский, — Витька быстро бросил взгляд направо-налево — и теперь рассмотрел, что сбоку от входа на откидном столе лежат все его вещи.
И пистолет тоже.
— Зачем ты бросился спасать на реке того мальчишку? — человек не спускал с Витьки глаз. — Ты подготовленный солдат. Для Империй ты куда более важен во всех отношениях, чем он.
Витька ожидал чего угодно, только не этого вопроса. Который, к тому же, потряс и просто-напросто сбил его с толку откровенным идиотизмом. Поэтому Витька ответил не менее идиотским вопросом.
— Кто вы? — спросил он.
Ответа он не получил. Хозяин лаборатории продолжал бесцеремонно разглядывать Витьку, роняя — так, что парню стало ясно: его не воспринимают, как собеседника и вообще как что-либо значимое…
— Типичный экземпляр… Мда. Поразительно… вы должны были передохнуть все… а вместо этого… — лицо черноволосого дёрнулось и на миг стало отвратительным, нечеловеческим — Витька даже чуть подался назад и решил, что, наверное, ему это почудилось. Это была не гримаса, а именно какое-то мгновенное изменение лица…
— Кто вы?! — упрямо и уже зло повторил он вопрос. — Если вы командуете какой-то бандой, то идите к чёрту и знайте — вас добивают, а вы этого в здешних лесах и ведать не ведаете! Прячетесь, да?!
Глаза атлета стали весело-изумлёнными. Он подошёл, оттолкнувшись от стола, ближе к Витьке, обошёл его по кругу, мягко, бесшумно ступая. А у Витьки волосы на голове встали почти дыбом.
Черноволосый не дышал.
Вообще.
Едва Витька так подумал- как тот остановился за его спиной и, положив руку на плечо парня, нагнулся и тихо сказал — почти ласково:
— Да. Да, да, да. Не дышу. Если не захочу это сымитировать… но сейчас это не нужно. Перед тобой не имеет смысла притворяться. Ведь ты уже мертвец, мальчик. Ты скоро тоже перестанешь дышать.
— Но я по крайней мере пока что дышу, — справившись со страхом, ответил Витька. И повторил вопрос настойчиво: — Кто вы?
Не отвечая, человек… нет, жуткое существо отошло к столику, стало перебирать вещи. Витька пошевелился, потёр плечо, которого касалась рука — казалось, что на коже остался след. Как клеймо. Посмотрел на рукоять пистолета, чуть выглядывающую из дерева кобуры на бедре атлета — модель была незнакомой совершенно.
Хозяин лаборатории неожиданно очень по-человечески хмыкнул и поднял закачавшийся в пальцах медальон — перевёрнутая пятиконечная звезда в круге — который Витька взял у убитого снайпера в Диффе и с тех пор так и носил на шее, нацепив на обрывок тонкой стальной струны. Спросил, не сводя глаз с Витьки:
— А это откуда?
— Трофей.
— Держи, — отворачиваясь, он перебросил медальон удивлённо поймавшему его парню. — Можешь оставить.
Витька подержал кругляш в ладони, неуверенно надел на шею. Коротко стукнул упавший на столик «браунинг». Скучливо отодвинув вещи, Некто заложил руки за спину, снова обошёл Витьку по кругу. Как кот вокруг добычи ходит, мелькнула мысль. Снова стало страшно — очень страшно, потому что Витька силился и не мог понять, кто рядом с ним находится. В голову лезли самые жуткие мысли — персонажи сказок и легенд, о которых никто не мог толком сказать, реальны они или просто плод фантазий и страха.
— Типичный экземпляр, — повторил Некто. — Итак: русский, штурмовик конфедеративных Рот, шестнадцать лет. Я рассчитывал на нечто более податливое. Ну что ж. Пусть так. Я полагаю, ты хочешь жить? Без пафоса и лозунгов, пожалуйста, — голос на миг стал непреклонно-жёстким, но тут же превратиляс в мурлыкающую насмешку, — тут нет никого, кроме нас, а я не оценю твоего героизма. Итак?
— Хочу, конечно, — Витька подумал, что умней всего сейчас будет замолчать и молчать дальше. Но не мог — рот открывался словно бы сам.
— Что скажешь, если я предоставлю тебе такую возможность?
— Я не изменю присяге, — Витька сказал это и испытал облегчение — молчать он не мог, да… но вот что говорить — решал сам.
— А почему ты решил, что служить мне — значит, изменить присяге? — удивился черноволосый. — Ты разве видишь тут — вообще видел в последние дни? — хоть одного… как вы говорите?.. бандоса? Нет. тут живёт молодой народец, не очень умный, но в общем-то разумный и с некоторыми перспективами. В некоторой степени я его облагодетельствовал своим покровительством. И мне нужны помощники.
— Это мутанты эти, что ли, молодой народец? — удивился Витька. — Ну, знаете…
— Фу, какая ксенофобия, — поморщился атлет, небрежно опираясь рукой на стол. — Человек тоже мутант, если подходить формально. А после недавних… событий, — он улыбнулся, — мутаций стало ещё больше. Просто их произвольно поделили на позитивные и негативные. Позитивные — используют и даже развивают. Негативные — искореняют вместе с носителями. Тебя не спросили, кстати, когда делили. Ты ведь не дворянин?
— Нет, — чуть удивился Витька.
— Ну вот. Ты просто их слуга. Боевой холоп, как раньше говорили.
— Дворян? — Витька искренне удивился. — Я же не дружнник. Я не служу ни одному из дворянских родов.
— Ах да, ты служишь Империи… — в голосе Некто была откровенная издевательская насмешка. Но Витька опять возразил:
— Да скорей и не Империи. Конфедеративные Роты были созданы, как временный инструмент для всего Человечества. Почистить мир от грязи. Получается, что я служу Человечеству.
Он сказал это — и задумался. Раньше Витька никогда не думал об этом… но ведь, выходит, он и правда служил — Человечеству. Черноволосый же между тем снова улыбнулся и спросил:
— А ты знаешь, откуда взялись дворяне?
— Знаю, — серьёзно сказал Витька. — Их искусствено вырастили и вместе с чемоданами разных чертежей прислали в мир после ядерной войны Высшие Силы Зла. И теперь они исподтишка угнетают ничего не подозревающее Человечество, исполняя волю своих коварных хозяев. И долг каждого внутренне независимого человека отринуть их гнёт, перейти на сторону сил свободы и вернуть Землю на путь самостоятельного полноценного развития. Вот.
И засмеялся невольно, потому что Некто на какой-то стремительный миг откровенно опешил, очень по-человечески — он явно собирался сказать что-то подобное, пусть и не такик «кухонным» языком. А Витька продолжал:
— Нам в школе про это рассказывали. Ну, про такую теорию. Она лет десять назад, что ли, была прямо фундаментальной для пары наркогосударств — причём на разных концах света, одно в Южной Америке, другое в Азии где-то. Не ваши протеже? Они тогда ещё вполне в силе были…
— Однако, ты и правда смелый и неглупый… — хозяин лаборатории мгновенно овладел собой. Оттолкнулся от стола, подошёл к юноше. — И ты не ощущаешь недовольства своим местом? Такие, как ты, идут и умирают — а много ли в ваших Ротах дворян?
— Мало, — согласился Витька. — Дворянам трудно в Ротах служить. Они часть Империй. Поэтому они в основном в национальных армиях служат. Да вы не хуже моего это знаете… вы ведь… — Витька помедлил. — Вы ведь Сатана? Ну, так вас называли, да?
Черноволосый не удивился. Только наклонил голову в знак согласия. Потом задумчиво усмехнулся:
— Как обычно это ты сказал, даже обидно. Раньше это произносилось куда ярче и пафосней.
— Ну, вы же сами просили без пафоса… — хмыкнул Витька.
— И тебе ничуть не страшно разговаривать с Сатаной? — осведомился атлет.
— Страшно было моему отцу, — тихо сказал Витька. — Когда случилась ядерная война, а потом — Безвременье. Вот ему было очень страшно. Но он с друзьями не сломался, а вам надавал пинчищ под копчик, и вы сюда забились в конце концов. Так мне-то чего вас бояться? Это вы — боитесь.
— Я — боюсь?! — в голосе атлета было изумление. Потом он стал зловещим: — Ну и что ты ещё скажешь?
— Что я ещё скажу… — Витька задержал дыхание, потому что ему всё-таки было очень страшно. Но продолжал он насмешливым и задумчивым тоном: — Я скажу, что, как видно, совсем плохи у вас дела, если вы одного-единственного самого обычного штурмовика так старательно окучиваете.