Евгений Красницкий - Беру все на себя
Что еще? При ссыльном отце, скорее всего, был ограничен в таких развлечениях, как пьянки-гулянки, драки, девки, охоты, скачки и прочее в том же духе. А образование Рюриковичи своим детям старались давать самое лучшее… у кого насколько мозгов хватало, естественно. Если меньше времени на развлекухи — больше на самосовершенствование. Скользкое рассуждение, конечно, но, повторимся, Мономах дураку пограничную крепость не доверил бы. Скорее всего греческий знает и древних авторов читал. Доминирование же иерархического типа целей жизнедеятельности располагает к восприятию философских постулатов. Не обязательно, конечно, но весьма вероятно. Возможен также и фатализм. Впрочем, с учетом религиозности сознания людей двенадцатого века, не просто возможен, а почти обязателен, хотя бы в отдельных проявлениях.
Что еще? А вот байка о побитой смердами боярской дружине, рассказанная проводником. Запросто это может быть отголоском пограничных конфликтов между Городно и Пинском. Вполне вероятно, что городненские власти пытаются наложить лапу на окрестности и превратить просто город с князем в пусть и небольшое, но княжество. А пинский посадник этому, естественно, сопротивляется, но сор из избы не выносит — все-таки в Городно дочка Мономаха сидит. Интересно, кто является инициатором этих попыток расширения подведомственной территории — Агафья или Всеволод? Если Всеволод, то получается, что он со своей ролью примака в семье Мономашичей не смирился… Впрочем, нет, тогда бы он попытался земельку у ятвягов оттягать — свое, воинскими трудами заработанное. Значит, Агафья. Получается, властная баба, неудовлетворенная своим положением… Да, не позавидуешь князю Всеволоду.
Сейчас ему плохо. Очень плохо. И физически — из-за ранения, и нравственно — семья в заложниках, шантажисты вынудили пойти против сюзерена, сам попал в плен… да что там перечислять! Все хреново, черная полоса жизни… Но впереди-то как бы еще и не хуже! Что будет с детьми (он же их обожает), что с Городно, оставшимся почти без гарнизона, как поведет себя Мстислав (мужик крутой и беспощадный)? Да много еще всякого.
И вот тут, сэр, позвольте вам заметить, образуется один очень интересный момент. Чем хуже и безвыходней представляется „клиенту“ ситуация, тем более предрасположен он, в силу особенностей характера (если вы не ошиблись в анализе), к вере в чудо. В какое-то обстоятельство или чье-то вмешательство, которое разрубит узел проблем, в котором „клиент“ оказался. Сам себе в этом наверняка не признается, но подсознательно ждет! Так почему бы вам, сэр Майкл, и не стать этим чудом? Если „клиента“ соответствующим образом обработать… „Кхе!“ — как говорит их сиятельство лорд Корней, интересно может получиться… очень интересно! Конечно, князь Городненский — не бог весть кто, захудалый, прямо скажем, князек, но для вашего дебюта на уровне Рюриковичей в самый раз будет!
Только надо прикинуть, что с него можно получить.
Первое — попробовать зубки на княжеском „мясце“, „не удовольствия ради, а пользы для“. Опыт. Опыт, будь он неладен, набирать требуется. Есть князек, к погорынским делам касательства не имеющий, есть ситуация, позволяющая попользоваться им, как лабораторной крысой… Хрен удержишься — когда еще такой расклад выпадет? Раз уж втянуло вас в ЗДЕШНЮЮ политику, надо начинать практиковаться. Первая проба пера, так сказать, не заиграться бы только.
Второе — заставить князя приказать Трофиму Веселухе сотрудничать с нами. Это особо сложным быть не должно — мы все, хоть и каждый по-своему, заинтересованы в спасении княгини с детьми.
Третье — попробовать то, что не получилось с боярином Соломой, — заставить городненцев схватиться с ляхами и вернуть полон с добычей.
Четвертое… А что, собственно, можно из этой ситуации еще выдавить? Добрые отношения с князем Всеволодом? Все-таки мы ему жизнь спасли, семью освободим (ой, не кажите гоп, сэр Майкл!). Ну попробуем освободить. Ладно, посмотрим… тут не угадаешь — может проникнуться благодарностью, а может и возненавидеть, по-всякому случается, а на властном уровне второй вариант даже более вероятен. Посмотрим, одним словом».
Когда Всеволода Городненского доставили вместе с другими пленными, Мишка распорядился разместить его отдельно и проконсультировался у Ильи с Матвеем, можно ли с князем разговаривать. Матвей ответил весьма невнятно (видимо, сам был не уверен не столько в здоровье пациента, сколько в своих знаниях), а Илья не только разрешил разговор, но и намекнул, что князю это может даже пойти на пользу, «ибо извелся, в неведении пребывая».
«Итак, сэр, „изгоняем“ Лисовина и „вызываем“ гражданина Ратникова? Пускай посмотрит князюшка на „подростка со стариковскими глазами“, наверняка ничего подобного в жизни не видал, да и вам воздействовать на „клиента“ сподручнее будет. Нет, но какой сюжет: беседа человека XX века со средневековым феодалом! Совесть-то не мучает? Нет? Готовы? Ну что ж: „Сестра, скальпель!“»
То, что перевоплощение из Мишки Лисовина в Михаила Ратникова удалось, сразу стало понятно по реакции Дмитрия — похоже, тому снова, как когда-то, захотелось спросить: «Что у тебя с лицом?» Удержится старшина Младшей стражи от вопроса или нет, Михаил ждать не стал, а рявкнул командным голосом, так, чтобы слышал лежащий на носилках князь:
— Старшина Дмитрий!
— Здесь, господин сотник!
— Охрану поставить так, чтобы ничего не слышали, да и смотрят пусть в другую сторону… и сам тоже не любопытствуй.
— Слушаюсь, господин сотник!
Ни слова не говоря, Михаил прошел под навес, где были установлены носилки, уселся на положенное рядом седло (Дмитрий позаботился, ну нет цены парню!) и уставился в лицо лежащему князю.
— Ты кто таков? — негромким, но достаточно твердым голосом вопросил Всеволод.
Именно «вопросил» не без некоторой угрозы в голосе — пленный там или не пленный, но все-таки князь, а тут заявился какой-то наглый мальчишка, не поприветствовал, уселся без разрешения…
— Оглох? Я тебя спрашиваю!
«Угу, а то ты не слыхал, как меня господином сотником величают. Так… рост выше среднего, хотя лежащий человек всегда кажется чуть длиннее, шатен с легким оттенком рыжинки, глаза серые, нос прямой…»
Составление словесного портрета помогало держать паузу, пристально разглядывая собеседника. Всеволод метнулся глазами туда-сюда, видимо, по привычке собираясь кликнуть дружинников, потом вспомнил, где он и в каком положении, снова набрал в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но взглянул собеседнику в глаза и… кажется, что-то уловил. Да, пожалуй, в выражении лица князя что-то переменилось. Не очень заметно — князь есть князь, лицом владеть умеет, — но переменилось.
«…рубаха плотного беленого полотна с вышивкой по оплечью… нет, не вышивка — узор тканый, накрыт синим княжеским корзном дорогого сукна, но без узоров и украшений, видимо, походным…»
— Как смеешь на князя дерзко взирать?
«У-у, дозрел „клиент“ — слова грозные, а голос-то того… страха не чувствуется, но удивление лезет, как шило из мешка, и некоторая неуверенность тоже, похоже, присутствует».
— Здрав. Будь. Княже, — раздельно произнес Михаил таким тоном, будто перед этим размышлял, желать пленнику здоровья или не стоит. — Не удивляйся, мое здравствование сейчас дорогого стоит, поболее, чем все здравицы, что ты на пирах в свою честь слыхал.
Всеволод сглотнул и вперился в Михаила ожидающим взглядом.
«Почувствовал, что я старше тебя по возрасту? Почувствовал, почувствовал, хотя сути и не понял, но психологический дискомфорт ощутил. А теперь — монолог торжествующего злодея из „Бондианы“ или какой-нибудь „мыльной оперы“. Ты телевизора не смотрел, да и звучит это все ЗДЕСЬ совершенно иначе, чем ТАМ — средневековье-с».
— Хорошие нам от пращуров обычаи достались — здоровья друг другу при встрече желаем, — неспешно и раздумчиво продолжил Михаил. — Вот и я тебе здоровья пожелал, а недавно пожелал тебе жизни. Трижды. И ты, как видишь, жив, хоть и стоял одной ногой в могиле. Понимаешь теперь, чего мое «здрав будь» стоит?
Вот теперь выражение лица Всеволода изменилось вполне явственно.
— Колдун… ты колдун?
Правая рука князя дернулась — осенить себя крестным знамением, но помешала повязка, тогда Всеволод положил левую руку на грудь, видимо, на то место, где под одеждой был крест… или ладанка.
— Ну зачем же колдовать, когда все можно и просто так устроить? — Михаил изменил тон так, словно объяснял ребенку прописные истины. — В первый раз достаточно было приказать не убивать всех, а пленить, сколько выйдет, и ты жив остался. Во второй раз — хороших лекарей к тебе приставить, и опять ты выжил. В третий — приказать переносить тебя с бережением, дабы рану не разбередить. Вот мое троекратное желание и исполнилось — ты жив. Ныне же я тебе здравия пожелал, и мнится мне, что и это мое желание исполнится.