Драконий век - Д. Дж. Штольц
– Исключено, – отказал Гаар. – Ты предлагаешь остаться нам без оружия, беззащитными перед Фойресом.
Дракон залязгал пастью. С нее обильно закапала слюна, которую джинн с недовольством отер со своего плеча.
– Так и знал. А как все благородно начиналось, – прошипел змей то ли злобно, то ли насмешливо. По его голосу тяжело было распознать. – Ты предлагал мне спасти человечество, стать мучеником, но ш-шам утаил за спиной множество других детищ, которые во время войны принесут столько же бед, если не больше. Гордый, выш-шокомерный, такой же самолюбивый джинн, как и все прочие… Плевать тебе на человечество, сукин сын! Ты хочешь только лишить Фойреса в войне его оружия, чтобы нанести удар своим. Ты ничем не лучше Фойреса!
– Следи за своим змеиным языком! – ответил джинн в сдержанной ярости. – Если не подчинишься, то так и будешь жить в этой шкуре, делающей тебя чудовищем в глазах всех прочих.
– А я и есть чудовище, – громкий шипящий голос прокатился по расщелине. – Я плод дерева ошибок и пороков. Так что не пугай меня обликом, который достоверно отражает мою душу.
– В таком случае недолго тебе ходить и таковым! Я убью тебя лично, но перед этим убью и все твое потомство. Мне не нужны сон, еда и оружие, чтобы добраться до вас, ты знаешь это… Так что даю тебе последний шанс…
Но он не успел договорить. Взревевший дракон бросился к нему, раскрыл огромную пасть и целиком заглотнул человеческое тело. Со вскриком оно проскользнуло вниз по глотке, которую обдало изнутри волной жара.
Потемнело. Магический светильник пропал. Однако чуть погодя расщелина вновь засветилась, джинн раскинулся и поднялся до самого верха, уперся головой в скалы. Все его тысячи глаз-звезд злобно вперились в дракона, который в слепой ярости изрыгал струями огонь, однако вреда духу не нанес. Так и глядел джинн, и его очертания дрожали, пока он не развернулся и не покинул узкую расщелину, а там и остров посреди моря.
Еще долго дракон рычал и кидался на стены от кипящего в нем желания убить джинна и наконец, придя в себя, уснул.
* * *
Когда в расщелине вновь послышались шаги и звон золотого пояса, дракону подумалось, что на этом пустом острове, где он искал покоя, стало слишком многолюдно. Шажочки, нерешительные и скорые, приблизились. Выйдя из-за поворота, Дейдре первым делом настороженно посмотрела на приоткрывшего глаз дракона, шагнула к нему, потом еще раз, точно убеждаясь, что все в порядке.
Стоило ему обратить на нее внимание, Дейдре опустила голову, чтобы скрыть свои шрамы в полутьме.
– Почему ты не покинула остров? – прошипел дракон, тряхнув гривой.
Дейдре в сомнениях ответила:
– Собиралась с рассветом, но услышала тебя… И по небу, над деревьями, проскользнул юстуус… Это же Гартромехор, друг матушки, заботившийся обо мне… Он летел от тебя? Чем он тебя разозлил?
– Лучше забудь о его появлении. Улетай с острова, как и планировала.
– Снова забыть. Лечь спать. Ничего не знать. Как я устала от этих тайн, замалчиваний, разговоров за спиной и загадок, – не выдержала Дейдре. – Мне стоило последовать за Гартромехором, а не идти к тебе!
– И добилась бы от него лишь очередной порции лжи, – дракон разглядывал ее очертания в вечной темноте ущелья. – Ты сама это хорошо понимаешь. А я тебе врать не намерен. Все же Филипп был прав, и тобой польж-жовались, как и мной. Но правды, Дейдре, тебе знать не стоит.
– Почему?! – вырвалось у той.
– К ней надо быть готовым. А ты еще так молода и наивна, что она тебя сломает.
– Молода? Да я старше тебя!
Дракон содрогнулся от смеха:
– Сколько же тебе столетий, птичка?
– Не знаю. – Дейдре топнула ногой, отчего пояс звякнул. – Много! Больше, чем тебе! Я жила задолго до тебя, еще во времена Слияния.
– Но сколько ты прожила из этих столетий? А сколько проспала? Достаточно ли лет, проведенных вне сновидений, чтобы ты считалась уже старой женщиной? Ведь истинный возраст определяется не годами, Дейдре, а прожитыми горестями и потерями близких и родных.
На лицо Дейдре легла тень упрямства. По привычке она поджала губы, точно ребенок, и приготовилась противиться дальше, но дракон остановил ее своим громовым голосом:
– Не бориш-шь со мной, птичка. Все равно не одолеешь. Тебе это не по зубам. Раз так просишь, я раш-шкажу и о твоей матери, и о Гааре, он же Гартромехор. Только потом не плачь, что лучше бы ты этого не знала и что не хочешь жить. Твоя мать, Хеоллея, взяла имя Мариэльд де Лилле Адан, и я жил при ней сыном… – дракон начал свою прерываемую непроизвольным шипением речь.
С распахнутыми глазами Дейдре слушала. Упрямство на ее лице сменилось недоверием, потом непониманием и уже в конце потрясением, когда речь зашла о том, что сделали с телом ее матери.
– Ее лишили возможности видеть, слышать и звать на помощь. Для замедления тока крови Филипп вырезал ее ш-шердце, которое превратилось в пыль. С руками и ногами то же самое, а к обрубкам пришили ткань, чтобы не получилось излечиться. Потом его люди отнешли и спрятали ее в самую отдаленную пещеру в горах, завалили камнями, ветками и снегом. Без сомнения, Мариэльд страдала. Должна была страдать. После того как Филиппа обманули с обменом Мариэльд на меня, он оставил ее там… – Дракон посмотрел на Дейдре, которая сделала шаг назад. Его голос напоминал змеиный, но в нем проскользнул оттенок человеческого сочувствия. – С самого начала Филипп догадывался, что ты ш-шостоишь в родстве с Мариэльд.
– Но откуда столько жестокости? – только и выдавила Дейдре, отворачиваясь. – Нельзя так поступать с человеком, даже бывшим… – Она расплакалась. – А Филипп разговаривал со мной по-отечески… Утешал… Я доверилась ему и рассказала о матери. Получается, все это время он просто слушал, зная все? Почему он так поступил?
– Филипп ввязался в войну против Мариэльд, чтобы ш-шпасти меня. Он относился ко мне как к сыну. К тому же Мариэльд кинула тень на его доброе имя.
– Но… И где? Где теперь искать ее тело или хотя бы то, что от него осталось?
– Нигде. Потому я и говорил тебе, чтобы ты лучше не узнавала правды. Подумай, Дейдре, хочешь ли ты продолжения уже про Гаара и его приход ко мне?
Дейдре навалилась телом на скалистую стену. Ее платье казалось черным от темноты, а не собранные в косу волосы небрежно разметались по плечам. Перед драконьим взглядом на миг мелькнул знакомый и любимый образ, и он болезненно дернулся.
Дейдре не замечала, как ее разглядывают со страшной печалью одиночества.
– Что ты мне расскажешь? Что и он оказался обманщиком? – Она протерла влажную щеку, глядя под ноги. – Я поняла это, когда к нам в храм прилетел Генри. Убил всех. А Гартромехор… то есть Гаар… Ах, да неважно, как его зовут! Он не помог мне, будто не хотел.
– Порыв Генри убить тебя может быть связан с приходом к нему Гаара, – заметил дракон, повернув голову к стене, чтобы отогнать образ Вериатель. – Мы не ж-жнаем, что он нашептал ему и что думал Генри, преследуя тебя повсюду. Уж не спасал ли он, по его мнению, мир от драконов?
– А к тебе Гаар пришел за тем же? Хочет, чтобы ты убил меня, да?
Дракон прошипел утвердительно.
– Гаар обещал, что будет заботиться обо мне. И матушка, то есть юстуус в ней, тоже обещал, что присмотрит за мной. И Фойрес обещал, что мое превращение сделает меня прекрасной и чистой. И Генри обещал, что никогда не причинит мне вреда…
– Не понравилась тебе правда, птичка, о чем я и говорил…
Дейдре отерла слезы и обернулась, подняла голову и шепнула:
– Ты много чего говорил, но единственный ничего не обещал, был прям и откровенен с самого начала. Мне казалось, что ты дурной человек, раз так поступил со мной. Однако как все поменялось в конце концов, что те, кому я доверяла, оказались предателями… Почему так? Чем я это заслужила? В чем провинилась перед предками?
И Дейдре побрела прочь. Перезвон ее пояса смолк. Вслушивающийся дракон устроил голову под крыло, и выглядело все так, будто он
