Точное будущее. Лучшая фантастика – 2024 - Вадим Юрьевич Панов
И я осознаю – чему я его никогда не учил, о чем я никогда не говорил, поскольку сам этого не понимал. Решимость поднимается во мне как заря, рассвет над истерзанным, но еще живым миром – нас ждет последний, главный урок, и я проведу его, я заплачу, хоть цена и высока.
– Следуй за Черным, следуй путям его, не отставай от него, – я ободряюще киваю, и он смотрит на меня непонимающе, с детским изумлением; то, что истинному творцу тоже нужно постигнуть дороги тьмы, он поймет значительно позже.
– Иди, – настаиваю я, и Янтарь уходит, нехотя, медленно.
Я же повторяю его недавнее движение, верчу головой, изучаю кухню, мысленным взором озираю жилище свое. Вздыхаю полной грудью, переживая в очередной раз его запахи – старое дерево, кофейные зерна, чайный лист, изюм, кунжут.
Чтобы обрести, нужно лишиться.
Это всего лишь маленький личный мир… но если я спасу Янтаря, если за его спиной раскроются не черные, куцые крылья, годные лишь для сбора нектара со вскрытых человеческих душ, а хрустальные, огромные, способные поднять их обладателя до невероятных высот и вытащить из неизмеримых глубин, то он создаст множество других миров, и в одном из них, а может, и не в одном найдется место и для меня.
Звался я Источник, звался Двуликий, звался Седой… и как назовусь?
* * *
Радужный мост под ногами трепещет, вырваться хочет, сбросить меня, в пятки ужалить, разрезать подошвы, тонкий, как лезвие, острый, как лезвие, полезный, как лезвие. Паутину я рву со звоном стеклянным, и в залы вступаю, богато украшенные, огнем освещенные, пышно обставленные, из тьмы и пламени сплетенные, враждою пылающие.
– Седой, ты сошел с ума?!
Запреты я нарушаю, законы от века, никем не рожденные, никого не родившие…
Крушу все, до чего только могу дотянуться, крушу всем, что только осталось, – холодной силой урагана, влажным сплетением вихря, горячими уколами муссона, пылающим крошевом самума.
Черный атакует в ответ – и на этот раз не сдерживается.
Я преступил границы, и он в своем праве, он может уничтожить меня.
Рушится сверху клинок мрака-пламени, открывается щель-путь на мост-Радугу, бросает меня чрез вой-шелест немыслимый… все смотрят на нас, все, кто видеть способен, кто дело творит, подобное нашему, но тихо и скрытно, как духи подземные, кто жизнь проживает одну среди множества.
Я выпрямляюсь и перевожу дыхание уже у себя дома, в холле.
Теперь…
Я не успеваю ничего сделать – удар настигает меня и здесь, струя огня вонзается в макушку, разрывает каждый сустав по отдельности, потрошит кишки и нарезает на ломтики печень, льет кислоту в желудок и терзает мошонку укусами; рушится то, что осталось от дома, с рокотом крошатся стены, уцелевшие фрагменты крыши уезжают в сторону, обнажают начавшее светлеть небо.
Мгновение… или час?.. или век?.. или эру?.. я мертв.
Приводит меня в чувство запах яблок, и я вижу над собой Луч, ее прекрасное лицо. Только двоится оно, поскольку меня теперь двое, огненный меч Черного разрубил меня пополам, и черное, левое, мертвое лишь лохмотьями жалкими сшито с блистающим, правым, живым, один-двое, один-двое.
– Отступись! Ты умрешь! Ты покинешь меня! – молит Луч; она снова плачет, и слезы ее кажутся огромными, они падают на меня сверху точно глобусы из воды, прозрачные и блистающие, зародыши новых миров.
Я улыбаюсь, и странно ощущать, что от одной мысли раздвигаются два рта.
– Нет. Время последнего урока.
Услышав это, Луч стонет и исчезает.
А я поднимаюсь, с трудом, цепляясь за разум, за память, за знание…
– Седой!! – Черный предо мной, грудь раздувается, в ручище клинок, что длиннее страдания, пылают глаза на лице мрачно-угольном, и плещется тьма, тьма гуляет по лезвию, сливается в месиво с бликами пламени.
Янтарь в дверном проеме, шевелюру его треплет ветер, глаза широко распахнуты, чистые, любопытные, одного цвета с рассветом, что за спиной его теплится, пытается выбраться из чрева подмирного. За спиной часы мои тикают мертвенно, жуют себе время, качают маятником и прячут в себе все миры-направления, и Ключ под собой укрывают надежно.
В темной липкой глубине зеркала стоят две фигуры… или три, поскольку моя двоится.
И я впервые понимаю, насколько мы с Черным похожи – не только внешне, но внутри. Двуликий и Двуязыкий, наставники слова, и каждый уверен, что путь его правильный, и учит тому он, что людям положено… я ничем не лучше, ведь крылья, растущие у моих учеников, способны причинить хозяину невероятную боль, повергнуть его в пучину мучений на долгие годы, они так легко ломаются и ломают того, кто летал, но более не может! Пьяницы, наркоманы, безумцы – вот они, те, кто был моей гордостью, кто силу обрел божественную, но удержать ее не сумел.
– Седой, я разрубил тебя пополам! Тебе мало? – рычит Черный. – Сдайся! Отступи!
Я не отвечаю, я знаю, что этого и правда мало.
Что кое в чем мы все же отличаемся – он приносит других в жертву себе и никогда не пожертвует собой. Ну а я готов принести в жертву себя, и не ради своего долга и самолюбия, а ради ученика, готов впервые за бессчетные жизни, многие тысячелетия, ведь теперь моя внутренняя тьма отделена от не-тьмы.
Мой внутренний Черный отрезан от меня… спасибо мечу Черного.
Сам бы я не справился.
– Шагни влево, стань таким, как я, – упрашивает он. – Вдвоем мы покорим этот мир! Сделаем его нашим!
Сделаем.
Только этот мир не устоит, когда придет День Последний и некому будет выйти на битву с Волком и Змеем, встать на пути лезущей отовсюду мертвечины, воспользоваться силой Ключей. Никто не развернет сверкающие крылья в вышине, не сотворит красоту, способную остановить и сокрушить всех чудовищ вселенной.
Если шагаю влево, сливаюсь со своим Черным, становлюсь таким, как он…
Если шагаю вправо, остаюсь Седым, лишенным сил, и Черный убивает меня…
Но я могу шагнуть назад.
Я слышу далекий, полный отчаяния женский крик, и стрелка часов хрустит, когда я отламываю ее от циферблата. За спиной Янтаря из-за горизонта выглядывает краешек солнца, острый луч бьет у моего ученика под мышкой, прямо мне в руки, и остроконечный кусок металла растет, наливается золотом, превращается в копье.
– Что ты… – Черный идет ко мне, бежит, но пол струится у него под ногами, ведь это мой дом, и кое-какая власть над ним у меня осталась.
Черный не успевает.
А я вонзаю копье себе в левое подреберье, не обращая внимания на дикую боль. Насаживаю на
