Школа боевой магии. Том 2 - Антон Кун
Мысль не удержать, и я начал вспоминать сказки, где упоминается Баба-яга — кому и как она помогала. Прикладывая сказки к нашей ситуации, я понимал: ни одна не годится. Потому что герой всегда приходил из мира живых и путь его лежал через реку Смородину в Исподний мир. Баба-яга, так же, как и нас, кормила его, поила, баньку ему топила, спать укладывала, а потом одаривала либо путеводным клубочком, либо советом. Но я печёнкой чувствовал: это не наш вариант. Мы шли в обратную сторону. Как она поступит с нами? Она ведь привратница. К тому же не всегда Баба-яга помогала. В некоторых сказках она норовила засунуть гостя в печь.
Я оглянулся на большую — почти в четверть комнаты — печку. Судорожно вздохнул — не может быть, чтоб и нас… Да мы все туда и не вместимся… Или вместимся? Банька вон тоже снаружи казалась маленькой, а мы в ней всем гуртом мылись! Опять же избушка снаружи явно меньше, чем изнутри…
Без разницы! Мы не дадимся! Нас просто так в печь не сунешь!
И тем не менее, чернеющая в глубине заслонка притягивала взгляд. Казалось, печь смотрит на нас, изучает…
Воображение тут же нарисовало, что заслонка — это веко. Вот сейчас печка поднимет веко и сожжёт нас огненным взглядом…
Я тряхнул головой — уж лучше слушать дождь!
И тут Бабе-яге на колени запрыгнул Дёма и начал с мурлыканьем ластиться.
Меня кольнула ревность, но рот сам растянулся в улыбке — ишь, паршивец, до того привык в нашей жизни участвовать, что и тут даже сырости не забоялся, куда все, туда и он… И как в избушку только пробрался? Он же остался на повети…
Но Дёма был тут и выпрашивал ласку.
Баба-яга погладила котёнка и вдруг сказала:
— Сомневалась, когда отправляла его. Думала, не справится — слишком мал был. Теперь-то подрос…
Я прифигел:
— С чем не справится?
Баба-яга усмехнулась.
— Боялась, тебя не найдёт. А найдёт, так ко мне привести не сможет. А он молодец, всё сделал как надо!
— Что? — Я подумал, уж не ослышался ли.
— Способный, говорю, котейка! Выполнил поручение. А главное, вовремя! Ещё чуть-чуть, и поздно было б.
И тут Дёма начал «говорить»… Не словами, конечно, громко мяукая! Но я его понимал! Я понимал, что Дёма сейчас рассказывает Бабе-яге, куда нас черти загнали, как ему там было хреново!
Баба-яга слушала котёнка, гладила, а потом заворчала ласково так:
— Ну, ну! Будет жаловаться! Ты молодец! Чего уж!
Дёма довольно сощурился и свернулся клубочком у неё на коленях.
Мысли у меня в голове носились, словно испуганная стайка воробьёв. Чирикали, щебетали.
— Поздно для чего? — поймал я первого попавшегося «воробья».
— Для мира, для чего ж ещё? — пожала плечами Баба-яга.
Она с нежностью чесала Дёме за ушком, и у меня появилась надежда, что она отпустит нас просто так, без всякой платы. Я воспрял духом. И не только я — в глазах парней появились облегчение и готовность идти. Но Баба-яга вдруг продолжила… Так же ласково, как до этого говорила о Дёме:
— Вот только пропустить в мир живых я вас не могу. Придётся миру справляться самому. Правда, Дёма?
Котёнок потянулся у неё на коленях, даже коготки выпустил от наслаждения, широко зевнул и повернулся на другой бок.
— Как не можете? — спросил я целую вечность спустя.
— Так! — ответила привратница. — Я поставлена охранять мир живых. Пока я здесь, никто и ничто из того мира в этот не пройдёт!
Окончательно сбитый с толку, я спросил:
— А зачем тогда Дёму посылали?
— Сам бы ты путь ко мне не нашёл, — Баба-яга сказала это, как нечто само собой разумеющееся.
Вот только для меня это был полный абсурд! Рисковать жизнью Дёмы, отправляя его за мной, ждать, волноваться, успеем мы или нет — она же сказала, типа хорошо, что успели, значит, волновалась… И после этого не пускать нас домой? Глупость несусветная!
— Зачем я вам? — рубанул я в лоб.
— Ты внук Огня, — так же прямо ответила привратница. — В тебе его пламя. Только тебе по силам укрепить купол.
— Бред какой-то, — растерялся я.
Я хорошо знал обоих своих дедов. Люди как люди, ничего огненного в них не было. Мамин папа, дед Антон, — заядлый рыбак. Он все выходные пропадает с удочкой на пруду. Баба Дуся потом ругается — кто рыбу чистить будет? Раздаёт её соседям. Дед Антон только посмеивается, ему главное процесс. А папин папа, дед Емельян, — балагур и весельчак, любит прихвастнуть. Баба Люба называет его балаболом, повторяет: «Мели, Емеля, твоя неделя». Дед кипятится, говорит, мол, не виноват, что ему такое имя дали. Баба Люба всегда заботится о нём, переживает, если он задерживается в гараже. Говорит, мол, давление… беречься надо!
Баба-яга с усмешкой наблюдала за мной, а потом припечатала:
— Но пропустить я тебя не могу.
— Так ведь вы же сами… купол… — окончательно растерялся я, но хозяйка равнодушно пожала плечами:
— А я тут причём? Я поставлена охранять границу. Свою работу выполняю исправно. До остального мне дела нет.
Тут уж возмутился не только я, но Баба-яга оборвала зароптавших парней:
— Ничего не знаю!
Н-да! Я подозревал, что будет облом, но даже предположить не мог, что такой!
Парни загудели, как пчёлы в улье. Вот только противной старухе было пофиг. Она сидела, как ни в чём не бывало, и гладила Дёму, словно это самое важное в мире дело.
Я чувствовал плечо Васька́, плечо Сергея. Я видел поддержку в глазах Бори, Глеба, Артёма, остальных. Парни и преподаватели разделяли мои чувства. Девчонки тоже. Марина, Ритка, Светлана хоть и молчали, но их лица светились решимостью.
Я приободрился. Нужно было как-то объяснить Бабе-яге, что она не права, и я зашёл с другой стороны.
— Но вы же помогали нам… Поили, кормили, спать укладывали… баньку топили…
— И что? Живым завсегда помогаю. А как иначе? — пожала плечами Баба-яга.
Вот опять двадцать пять! На кой хрен было посылать Дёму, да ещё и радоваться, что он успел «вовремя», если наши проблемы ей пофиг⁈ Её хата типа с краю, работу она выполняет, а остальное хоть провались? Говорит, что только мне по
