Дмитрий Матяш - Выход 493
— Слушай, ну не зуди, а? — недовольно скривился Крысолов, и сам понимая, что допустил ошибку. — Я-то откуда должен был знать, что у них такое развитое обоняние?
— А я тебе говорил — надо было ехать сразу на Лубны.
— Ага, ехать. Интересно, что ты запел бы, если бы закончилось топливо, а вокруг только голые поля и пара крылачей для разнообразия. Хотел я видеть, как сверкал бы твой зад к ближайшей деревеньке.
— Ну и просверкал бы, так и что — впервые? — хохотнул тот. — А тут задержи нас дедок на минут десять больше, и пиши письма на тот свет! Ты видел, сколько их?
Лек каждый раз, когда машину сотрясало на попавших под колеса изъеденных червями телах, жмурился и прикрывал ладонями уши, но потом понял, что хочет, чтобы это продолжалось как можно дольше. Это как давить больной прыщ — ощущения самые неприятные, но остановиться уже не можешь.
— Слава богу, их становится меньше, — оглянувшись, выдохнул Крысолов.
И действительно, с приближением к черте города численность зомби сразу же пошла на убыль. Они не исчезли полностью, но едва жилая зона с последними частными домами осталась позади, пошатывающиеся в темноте фигуры стали не более чем единичными явлениями. Да и брели они, казалось, вовсе не к машине, а просто на свет, как мотыльки. «Быстрых» среди них не было вообще, а «медленные» передвигались слишком неуверенно и шатко, для того чтобы представлять хоть какую-нибудь угрозу.
— Ну, наконец-то! — оторвав руки от руля, довольно хлопнул перед собой в ладоши Секач, точно как подпевающий протестантский проповедник. — А я-то уж грешным делом думал, мы сами до Харькова добираться будем!
Вдали, справа, в непроницаемой, казалось, темноте, забрезжили мерцающие огни движущихся по автостраде машин, и на лицах сталкеров появились широкие улыбки. Секач не сдержал эмоций, повернулся на сиденье и потрепал Леку волосы, шутливо обозвав его «дрейфлом». А тот, решив не спускать насмешку «старшаку», напомнил, что как раз-то он, в отличие от кое-кого, ни разу не спросил у Крысолова «Где они?» с выражением лица, как у малыша, которого забыли забрать из детсада. На что Секач отвечал ему несильными подзатыльниками и угрозой не спасать его больше от бросающих по нему кирками сумасшедших зомби-мадам. И лишь Крысолов оставался в стороне, с улыбкой прокручивая в уме, что он сейчас скажет Стахову.
Глава 14
Тюремщик перемешивал колоду, тихо бормоча себе что-то под нос и хмуро поглядывая через зарешеченное стекло на дорогу. Два раза подряд ему выпадала пиковая семерка, потом — девятка пик, а поэтому сейчас, прежде чем вытянуть из потрепанной колоды очередную карту, он выждал пару секунд, мысленно приказав отчего-то гулко застучавшему сердцу успокоиться. Громко выдохнул и, отведя глаза, извлек один из плотных листков из середины колоды. Покрутил его в руках, постучал по нему указательным пальцем и только потом посмотрел на знак, который вложила ему в руки сама судьба.
На покрасневшем от напряжения лице вояжера, которого, казалось, в эти минуты волновал только результат гадания, сначала возникло выражение крайнего замешательства, но уже спустя секунду на нем застыла гримаса ненависти. На старой карте, горделиво отвернувшись от Тюремщика, едва заметно прищурившись или даже усмехнувшись, вальяжно держала перед собой цветок греческая богиня мудрости и войны Афина Паллада, чей величественный профиль издавна принадлежал даме пик.
— Да что ж это за дерьмо такое-то, а? — раздосадовано шлепнул себя по колену Тюремщик, усилием воли подавив нахлынувшее желание порвать все эти ехидно ухмыляющиеся рисованными лицами бумажки на мелкие клочки и выбросить в окно. — В колоде вообще, твою мать, есть другие масти?
Беглым взглядом Бешеный окинул напарника с ног до головы и, не имея привычки входить в чье-то положение или хотя бы смолчать, когда нужно, довольно ощерился и, приглушив поющего что-то об опустевших стенах Сержа Танкяна, съехидничал:
— Тюрьма, говорил же я тебе — дай рукам покой. К бабке вон лучше сходи, будешь знать тогда точно. А то к твоей деснице, о Великий Вещун, уже вторые сутки только одна масть липнет.
Тюремщик одарил напарника ядовитым взглядом и с остервенением бросил карты в открытый бардачок.
— Слышь, Беша, смотрел бы ты лучше на дорогу, а? — огрызнулся он. — А то ты же знаешь — керамика нынче дорогая, а тот, кто ее тебе ставил, уже почил в бозе. Рискуешь навсегда остаться шепелявым.
— Э-э, ты на что намекаешь-то? — наморщил лоб Бешеный, делано округлив глаза и вскинув вверх брови. — Что ты сейчас возьмешь и стукнешь своим вот этим вот… — Он взглянул на сжатый кулак в обрезанной по костяшки пальцев перчатке, подбирая подходящее для него определение, но так как ничего остроумного в голову не пришло, продолжил: — Своего лучшего друга по зубам? Не боишься обрушить на себя проклятия пославших меня на вашу вероломную землю богов Тринадцати Небес и самой богини Ицамны?
— На дорогу, говорю, смотри, посланец, — вздохнул Тюремщик. — А то ж я тебя и дальше могу послать.
— Гляди-ка! — Бешеный подпрыгнул на сиденье и радостно ткнул пальцем в едва различимый на фоне ночного полотна контур «Разведчика». Тот стоял на выезде из города, повернувшись к ним передом и помигивая им дальним светом. — Ха, я же говорил — нашему кэпу по хрену, есть у него крыша или нет!
— Молодец, Крысолов, — хмыкнул Тюремщик.
Зашипела рация.
— Первый, у меня движение за бортом, — настолько тихо, что его слова с трудом разобрали, сообщил Рыжий из «Базы-2». — Похоже, это люди.
Бешеный интуитивно придавил на педаль тормоза, хотя до «Разведчика», замершего на перекрестке, будто для того, чтобы уступить право первоочередного движения идущему по магистрали «Монстру», оставалось всего сотня метров, и переглянулся с Тюремщиком.
Боксер пригнул голову, без особого интереса выглянул через приоткрытое окно наружу.
— Ты уверен, Одинокий-два? — настороженно водя глазами по обочинам, но так и не видя ничего, хоть отдаленно напоминающего форму человеческого тела, переспросил он у Саши.
— У нас гости, — вместо Рыжего ответил кто-то незнакомым голосом, и лишь спустя несколько секунд замешательства Бешеный понял, что это был голос Арийца.
— О чем ты говоришь?
— Со стороны города движутся зомби, — ответил тот. — И их о-очень много.
— Мать их! Эти еще какого черта здесь делают?! — выпалил Бешеный, когда ему удалось разглядеть мутные, медленные тени, кажущиеся просто бесформенными сгустками тьмы, то появляющиеся, то исчезающие по мере движения машины в придорожной полосе. Вот одна из теней вплотную приблизилась к дорожному полотну, и Бешеный тут же распознал в ней человеческую фигуру. Без мутаций. Без непомерно вытянутых рук или ног. В одежде. Это безо всякого сомнения был зомби.
И словно в подтверждение догадки впереди, где все еще стоял на второстепенной дороге «Разведчик», послышались выстрелы…
* * *— Да какого хера они тянутся, как облученные?!! — закричал Лек, выбежав на середину дороги и замахав руками над головой. — Давайте быстрее!!!
Волна зомби накрыла их внезапно. Когда уже начинало казаться, что они оторвались, что последний из бредущих, словно во сне, зомби остался далеко позади, сотни тел в оборванных одеждах вышли на них с той стороны автострады. Откуда они взялись, была ли там деревня или что-то еще, сталкерам не было известно, но ряды нежити стремительно пополнялись.
Секач выпрыгнул из врезавшегося в толпу зомби и предательски заглохшего без капли топлива в баке «Разведчика» с такой прытью, будто там вот-вот должна была сдетонировать бомба. На ходу выстрелил в лицо мужчине в остатках милицейской формы, и тот отлетел, будто встретившись с гирей, которой раньше специальный экскаватор сносил дома. Следующая порция дроби досталась мужчине, такому же полунагому, как Бешеный, на теле которого сохранились даже татуировки: на груди две розы ветров, а на спине — многокупольная церковь, похожая на собор Василия Блаженного. Снова патроны проникают в стволы охотничьей двустволки. Снова подряд два выстрела. Кто-то упал, а кто-то продолжил свой бег. Ровно до тех пор, пока Крысолов не забежал ему за спину и, задрав одной рукой подбородок, не перерезал горло.
У Крысолова оставались еще патроны в рожке, который ему бросил, похоже, напрочь отказавшийся от автоматического оружия Секач, но берег он их как последние крохи хлеба в неурожайный год. Жизнь научила понимать, что последние патроны — ценнее хлеба. Ведь голодая, можно прожить не один день, а если организм привыкший, то и не одну неделю, а вот безоружным в нынешнем мире… дал бы Бог хотя бы несколько часов.
Лек, у которого патроны были на исходе, с досадой вспомнил о лежащей в багажном отделении «Разведчика» G-43, но даже при условии, что его за это повысят до командира экипажа, возвращаться за ней он бы не стал.
