Андрей Васильев - Дороги судеб
В этот момент певуны как-то увеличили громкость, да и тональность тоже. И даже ритм участился. Песня стала быстрее, резче, перестала быть лишь фоном к происходящему. Ради правды, я в ней ни слова не понимал, язык этот мне был неизвестен, хотя что-то знакомое в нем проскальзывало. И, судя по всему, Голд был прав – мы на самом деле увидим сегодня, чем же занимаются эти странноватые ребята в белом и что у них за обряды такие.
Глава 6
– Я же говорил, – прошептал Голд, в очередной раз, пересекаясь с моими мыслями. – Сейчас что-то будет. Может, ритуал, может, проповедь.
– Слушай, на каком языке они поют? – спросил я у него.
– Это латынь, – ответила за Голда Настя. – Только странная какая-то. И это не христианский псалом, ручаюсь. Я как-то сериал смотрела, документальный, там про обряды – и католические, и православные очень подробно рассказывали. Так тут – ничего общего. Это, скорее, язычество какое-то.
– Мракобесие это, – пробормотал Павлик. – Вон те четверо что-то про жертву говорят. Мол, совсем с жертвами плохо стало.
«Те четверо» оказались крепкими мужиками, стоящими наособицу не так уж далеко от нас, и разительно отличавшимися от остальных. Те, кто пел, или подбрасывал топливо в огонь, или просто кружился на месте, изображая танец, были другими, просветленными какими-то, воодушевленными, можно сказать. У них в глазах была вера – кривенькая, косенькая, возможно страшненькая, но все же. А эти… У наших штабных было такое выражение лица, когда они что-то обсуждали. Нет, это не просто так ребята собрались, это местные функционеры. Им вера не нужна, они тут по другой причине. И вот еще что… Рожа одного из них мне показалась знакомой. Но откуда? Хотя постой-ка!
– Слушай, а тебе лицо вон того, что слева стоит и сейчас ладонью машет, часом, никого не напоминает? – спросил я у Павлика, который весь обратился в слух.
– Не знаю, – ответил он мне. – Я столько народа за последнее время видел, сколько до этого за всю жизнь не доводилось.
– Стой-стой. – Настя прищурилась. – Точно. Видела я его. Только где? Он не из тех, что мы тогда у стены положили?
– Не-а, – и тут я его вспомнил. Настя сказала ключевые слова: «У стены». – Персонаж знакомый. Не до боли, конечно, но… Короче, он был среди тех, кто пришел с Окунем в наш первый вечер в крепости. Помнишь, он хотел нас на оружие развести, сначала скромненьким прикидывался, а потом хамить начал, когда понял, что ничего не обломится?
– Ну да. – Павлик заморгал. – Точно! Стрим тогда его еще поганью назвал или кем-то в этом роде!
– Погань и есть, по роже видно. – Голд как будто ощупывал взглядом лица этих четырех, он словно фотографировал их себе в память, чтобы, грешным делом, потом не забыть или с кем-то не спутать. – С жертвами, значит, у них плохо?
– Ну да, – подтвердил Павлик. – Вон тот, который лысый, говорит, что если так дальше пойдет, то обряды проводить станет невозможно, а это недопустимо. Паства, мол, будет недовольна, их веру укреплять постоянно надо. И не только.
– Слушай их хорошенько, – приказал Голд. – Ни слова не упускай!
Я же смотрел на старого знакомца и думал о том, что все-таки каждый всегда жизнь выбирает по себе, и есть в этом что-то сакральное. Если судьба тебе близ погани тереться, так ты ее все равно найдешь, погань эту. Ведь он даже как-то реку пересек, чтобы сюда добраться, а? Хотя, может, он просто так это сделал, не конкретно ради этих в белом, а просто в поисках лучшей доли.
Градус громкости песнопения снова подрос, в нем участвовала уже добрая сотня глоток. И тут внезапно все дружно замолчали, и по нашим ушам ударила тишина. Это было эффектно. В какой-то степени мы уже привыкли к пению, и его внезапное окончание заставило нас чуть ли не подпрыгнуть на месте.
– Время жертвы! – многоголосо громыхнуло эхо над водой, судя по всему, это был неоднократно отрепетированный момент. – Время жертвы! Великий отец наш, мы ждем тебя, яви нам свой лик! Великий Речной Зверь голоден, дадим же ему пищи!
Полог шатра колыхнулся, и на свет костра вышел невысокого роста человек в такой же белой хламиде, как у остальных, но зато с посохом, причем посох этот был очень тонкой работы, это я даже издалека и при скудном освещении заметил. На набалдашнике явно был кто-то изображен, но вот кто – этого мне было уже не разобрать.
– Время жертвы! – сообщил он примолкнувшей толпе. – Да, дети мои, сегодня мы накормим нашего владыку, нашего бога, нашего заступника! Он ждет этого, я это знаю, я это чувствую!
– Аллилуйя! – истово выдохнула толпа, как один человек. – Пищу богу! Пищу нашему господину!
Занавеска шатра снова колыхнулась, и оттуда вышла совершенно обнаженная женщина с огромными грудями, каждая из которых весила, наверное, по полпуда, и невероятно уродливым лицом, достаточно дико выглядящим даже в этом мире. Нет, уродов тут хватало, но моральных. А внешность у них была вполне сносная, ну, кроме, может, только Окуня, который при этом и человеком-то не был, да еще орков каких-нибудь. Это рвало шаблон.
Впрочем, это все было не главным. Самое важное было другое – в руках этого страшилища покоилось по детской ладошке. Она вывела из шатра двух ребятишек, причем каждому из них было максимум лет по шесть, а то и меньше.
Дети сонно моргали, как видно, их только что разбудили и они не понимали, куда их ведут и зачем. Увы, мы, в отличие от них, только увидев это, догадались что к чему, но радости от нашей прозорливости не прибавилось. Голд опять оказался прав – этих сволочей надо давить как тараканов, без жалости и сострадания. Мы тоже тут все не ангелы собрались, да и в будущем вряд ли станем соблюдать все заповеди, положенные хорошим и честным людям. Какого черта! Мы их непременно будем нарушать, я в этом не сомневаюсь, но то, что собирались делать эти нелюди, нам и в голову прийти не могло.
– Сват, сейчас будет происходить то, о чем я думаю? – прошептала Настя, не отрывая глаз от грудастой тетки, которая каким-то просто церемониальным шагом двигалась в фарватере духовного лидера секты. Тот, в свою очередь, неторопливо и с достоинством шествовал мимо своей паствы, стоящей на коленях и машущей руками, прямиком к сооружению у воды.
– Я не знаю, о чем ты думаешь, – сердито ответил ей я. – Но если о том, что они собираются детишек в жертву принести, то похоже, что да.
Сектанты снова запели, если, конечно, так можно было назвать некие монотонные звуки, которые издавали их глотки.
– А-а-а, о-о-о, – тянули они, все так же стоя на коленях и синхронно мотая руками, поднятыми над головой. Почти никто не остался стоять на ногах, даже те четверо мужчин. Они тоже присоединились к остальным и тоже помахивали конечностями. Правда, была в их движениях некая нарочитость, не как у остальных. Истовости не было, я бы сказал: увлеченности процессом. Эти четверо просто отбывали номер, не более того, что, собственно, меня и не слишком удивило.
И еще не участвовали в ночных забавах ребята с автоматами, судя по всему, им это и не слишком-то было нужно. У них были другие функции.
– А-а-а, о-о-о!
Этот звук, казалось, заполнил всю Вселенную, он давил на уши, проникал в мозг.
Глава секты взошел на помост, повернулся лицом к своим прихожанам, лучезарно улыбнулся и распростер руки в стороны, не выпуская посох.
И тут же наступила тишина, как и в прошлый раз, заставив нас вздрогнуть.
– Время жертвы! – вроде бы и негромко, но так, что даже мы услышали, сообщил людям верховный жрец. – Братья и сестры, пришло время отдать нашему божеству то, что принадлежит ему по праву.
– Время! – гулко и многоголосо подтвердила толпа.
Судя по всему, каждый из них хорошо знал, где чье место. Как-то незаметно и очень ловко прихожане сменили диспозицию. Если во время шествия жреца к помосту люди образовывали что-то вроде живого коридора, то сейчас они уже разместились прямо перед помостом, правда, все так же стоя на коленях.
– Мы отдадим ему то, что чуждо этому миру. – Жрец показал на малышей, которые уже испуганно смотрели на него, стоя около лестницы, ведущей на помост. – Этих детей, их тела и души! Им не место в этом мире, ибо он создан Великим Зверем только для тех, кто крепок верой и телом. Они же – источник скверны и слабости, они бесполезны, глупы, нежизнеспособны и тяготят нас! Но наше божество избавит нас от них! Смерть им!
– Истинно, смерть им! – глухо ухнула толпа, причем женские голоса были слышны куда сильнее, чем мужские. Не стану врать, это меня крайне удивило, такого я никогда не видел. Женщины испокон века жизни детей ставили выше всего, даже если дети не их. А тут…
– Смотрите! – прошипел Голд, гоняя желваки. – Смотрите все!
Да тут не захочешь, смотреть будешь. Хотя лучше бы такое и не видеть вовсе. Я не неженка, сам убивал, меня пытались убивать, видел я и детские трупы в отдельных слаборазвитых странах, скрывать не стану. Люди – они разные бывают, зачастую существуют по принципу: «Раз мы умрем, то пусть все умрут». Но то война, зона боевых действий. А вот так, хладнокровно, да подавая все это как благодеяние, как волю небес… Или воды? В любом случае это перебор.
