Ринат Таштабанов - Обратный отсчет
– Спасибо…
* * *– Ну, Тень, ты просто комикс-на! – до Маши не сразу доходит смысл этих слов. – Только ты мог додуматься до такого! Чуть под гранату не лег.
Маша открывает глаза, жмурится от солнечного света, бьющего в стекла противогаза. Затем поворачивает голову и понимает, что ее на самодельных носилках тащат четверо вооруженных до зубов бойцов. Группа идет по заснеженной дороге.
«Значит, меня спасли», – Маша чуть не плачет от радости.
– Смотри, очухалась-на! – удивляется самый рослый из бойцов. – Тень, гляди-ка!
– Заткнись ты, Лось! – беззлобно огрызается идущий впереди боец со снайперской винтовкой за спиной. Он поворачивается. – Уже дошли почти, а ты все одно и то же долдонишь!
– Так для тебя же и стараюсь! – смеется Лось. – Вроде как презентую тебя! Мы вам не помешаем, если что… – Бойцы весело ржут.
– Да пошел ты! – ругается Тень, но в его голосе слышится улыбка. – Хлыщ, Рентген, держите носилки ровнее, не дрова тащим! Маш, ты как там? Слышишь чего? – обращается он к девушке.
Маша силится что-нибудь ответить, но из переговорной мембраны раздается лишь жалкий хрип.
– Лось! – окликает Тень. – Давай привал организуем.
Костян, прищурившись, смотрит на Сергея, затем переводит взгляд на Машу и отдает приказ:
– Всем стоять! Передых пять минут!
Носилки опускают. Тень присаживается рядом, берет девушку за руку.
– Ты извини, что тебя задел. Выбора не было. Рана плевая, Хирург тебя на ноги быстро поставит. Не укачало?
– Нет, – тихо отвечает Маша. – А кто-то еще выжил?
Сергей качает головой.
– Нет, даже тел не нашли. Странно все это.
– Я расскажу, что случилось, – шепчет девушка.
– Потом! – успокаивающе говорит Тень. – Все потом. Подлечишься и все нам расскажешь.
– Хорошо, – соглашается Маша. – Как вы меня нашли?
– По твоему крику, случайно, можно сказать, – улыбается Сергей. – Мы «фишку» после бури обследовали. Она вся выгорела. Догадались, что каннибалы атаковали, и бой жаркий был. Уже уходить собирались, но услышали, что вы внизу, под полом. Нашли люк, взорвали, чтобы вниз спуститься… дальше ты знаешь.
– Он хотел… меня…
– Не надо, не говори, – обрывает Машу Сергей. – То, что от ублюдка осталось, мы за воротами выбросили. Пусть его псы или выродки хоронят. Они с Кротом хорошо устроились. Вместо того, чтобы уродов стрелять, боезапас на «ништяки» меняли. В той каморке чего только в коробках не было!
– А если бы ты не успел меня от взрыва прикрыть? Что тогда? У тебя был план?
Тень ухмыляется.
– У меня всегда есть план. Хватит болтать, тебе силы нужны.
– А мой отряд на «дальняках» мобильный госпиталь на базе грузовика откопал. Покоцанный, конечно. Но там много чего есть, – Маша задумывается и добавляет: – Подержи меня еще за руку, хорошо? Мне так легче боль терпеть.
Тень кивает.
– Хорошо.
В разговор вмешивается Лось:
– Наговорились? Надо идти дальше.
Сергей встает.
– Поднимаем! – отдает приказ Лось.
– Что, болит? – озабоченно спрашивает Тень, заметив слезы на глазах девушки. – Еще промедол кольнуть?
– Нет, просто… никогда меня больше не отпускай, – шепчет Маша. – Обещаешь?
– Обещаю…
Глава 8
Погребенный заживо
Воспоминания. В зависимости от того, что было, они приносят или успокоение, или боль. После того как мы вернулись в Убежище, Машеньку положили в медблок. Я ее навещал. Стараниями Хирурга она быстро пошла на поправку. Вот только кость в сломанной лодыжке срослась неправильно, и Маша чуть прихрамывала.
Теперь я точно и не скажу, кто сделал главный шаг. Мне кажется, что она. Знаете, как бывает, – неожиданно понимаешь, что ждал этого человека всю свою жизнь. Взгляд. Интонации в голосе. Даже обычное прикосновение иногда говорит гораздо больше слов. Они как вехи на пути, которые ведут тебя к конечной цели.
Так мы сошлись, скованные больше чем словом – кровью, лучшей проверкой этого мира. Мы прожили с Машенькой, если, конечно, это можно назвать жизнью, три года. Настоящих семейных пар в Убежище немного. Я как сейчас вижу ту церемонию. Подземная свадьба. Несколько человек – моих друзей и толпа укрываемых, которые собрались только чтобы выпить дармового самогона, и чьих лиц я сейчас и не вспомню. Колесников, как всегда, говорит о том, что властью, данной ему и так далее… вы теперь муж и жена. Далее следует запись в журнале. Обмен кольцами, которые я притащил с поверхности. Все, новая семейная ячейка готова. Только без собственной жилплощади. Мест и так на всех не хватает, и выделять отдельный блок для одной лишь пары никто не будет. Там мы и жили – каждый в своем бараке, с нечастыми встречами для уединения…
Но главное – это осознание того, что сейчас ты не один. Боевые друзья не в счет, это совсем другое. Странное ощущение, где-то там, в глубине души. Мне есть ради кого жить, даже если жить ради себя уже не хочется. Это заставляет идти до конца, переступать грань, когда кажется, что сил уже нет.
Маша, как никто другой, умеет ждать и помогать. Всем. Кому делом, кому добрым словом. Она верила, что мы вернемся, когда наш отряд накрыла снежная буря, когда мы ходили на «дальняки» – в «Гудок», как мы называли войсковую часть радиотехнической разведки города Климовска, за «ништяками».
Наверное, ее молитвы были услышаны, и мы, обмороженные, но живые, вернулись в Убежище. Я отлично помню тот день, когда она сказала мне, что ждет ребенка. Мы уже и не надеялись. Еще одно доказательство того, что жизнь всегда пробивает себе путь. Мы были счастливы. Если бы не одно «но»… У Маши стало резко падать зрение. Никто не знал почему – сказалась беременность или страшный удар затылком о бетонный пол. Она и так страдала страшными головными болями, от которых не спасает даже «химза». В такие дни Маша лежала на барачной койке и глухо выла в подушку, стараясь не шевелиться. Может быть, одно наслоилось на другое, но на восьмом месяце вынашивания нашего дитя она ослепла окончательно.
Теперь Маша различает лишь свет и тень, а это значит, что ни ей, ни ребенку без меня в Убежище не выжить…
* * *«Тень… – эхом разносится у меня в голове шепот. – Тень! – крик заставляет меня вынырнуть их сумрака воспоминаний. – Тень!!!» – вопль разрывает мозг на части.
Я точно знаю: мне нельзя подыхать. Значит, остается только одно – бороться до конца. Что бы ни случилось – до конца…
Я открываю глаза. Моргаю, стараюсь рассмотреть, куда меня притащили каннибалы. Вижу, что под низким каменистым сводом сиротливо висит, коптя черным дымом, масляный светильник. Огонек, трепеща как бабочка на ветру, дает мне рассмотреть дальние углы пещеры.
Я лежу, прикованный цепями к каменной глыбе, в которой выдолблены углубления в форме человеческих тел. Кольца вбиты на совесть, не вырвать. Стены покрыты склизким налетом из буро-зеленых водорослей, чьи пряди, как мне кажется, едва заметно шевелятся.
«Странное место, – вяло думаю я. – Совсем не похоже на каннибалов. Больше напоминает какой-то жертвенный алтарь, и я, соответственно, – главная жертва. – Сглатываю вязкую слюну. Странно, но страха нет. Есть лишь осознание того, что надо что-то делать. – Раз меня не прикончили сразу, значит, я им нужен. Скорее всего, будут пытать. Исход в любом случае один – смерть. Сделать я пока ничего не могу. Оружия нет. Да и отсюда не убежать. Лишь одна надежда – та странная старуха, которую я мельком видел. Кто же она?»
Слышу звук шагов. Жду, глядя в черный зев туннеля. По стенам пляшут язычки пламени. Теряясь в догадках, кто это может быть, я чуть приподнимаю голову и к своему ужасу замечаю, что пол вокруг постамента запятнан бурыми пятнами.
«Кровь! Значит, точно жертвенник. Черт, хуже не придумаешь, подохнуть вот так – зарезанным ублюдками, потерявшими человеческий облик».
Из прохода выныривает ссутуленная фигура в накидке с капюшоном. Опирается на клюку. Видимо, это та самая старуха. В другой руке у нее факел. Она обходит пещеру по кругу, поворачивает голову, скидывает капюшон. По плечам рассыпается множество тонких седых косичек. Старуха высоко поднимает факел, вытягивает его вперед, словно заслоняясь от меня огнем.
Я щурюсь, пытаясь рассмотреть ее лицо. Она подходит ко мне, прислоняет клюку к алтарю и говорит:
– Ну, здравствуй, Тень!
Я вглядываюсь в старушечье лицо, обезображенное шрамами и глубокими морщинами. Образ, похороненный столько лет назад, восстает передо мной. Этих пронзительных, колких глаз небесной синевы мне не забыть никогда.
– Эльза?! – выпаливаю я. – Это ты?
Старуха кивает.
– Признал, значит, – довольно улыбается она. – Что, сильно изменилась?
Я не знаю что ответить. Слов просто нет. Кроме «Ты до сих пор жива?!» Вроде знакомые черты, но все же эта старуха – не совсем Эльза. Что-то неуловимо изменилось в ее лице. Даже не знаю что. Скорее всего – взгляд. Он стал другим. Взгляд человека, который многое повидал в жизни, а главное, многое переосмыслил. Так смотрят, как мне кажется, только безумцы. Эльза точно прощупывает меня, пытаясь заглянуть в голову, стремясь понять мысли. Я почти физически ощущаю холодное прикосновение незримых рук к затылку.
