Роман Глушков - Грань бездны
Что ни говори, а Малабонита, как и де Бодье, тоже сработала на совесть. А я в ней еще сомневался! Когда она заверила нас, что способна в урочный час поднять такой визг, от которого у всех заложит уши, я ей не поверил. И спросил, доводилось ли ей вообще хоть раз в жизни так блажить. Алькальд Сесар рассказывал мне, что Долорес уже в трехлетнем возрасте без боязни возилась с пауками и уродливыми гекконами. А в пять лет ее едва не ставшая заикой мать вытащила непоседу-дочь из вольера с еще не прирученными гепардами, с которыми ей вдруг вздумалось поиграть; забавно – те настолько ошалели от ее наглости, что даже позволяли шалунье теребить себя за шерсть и таскать за хвосты.
Моя Радость презрительно фыркнула и просветила меня, что дар визжать заложен с рождения в каждую женщину. И ради общего дела Малабонита готова не только напугать толпу визгом, но и, если понадобится, прилюдно станцевать перед ней нагишом. Последнее, к счастью, наш план не предусматривал, и мне пришлось поверить Долорес на слово, что она справится.
Она справилась не только с этой, но и с прочими обязанностями, которые помимо визга мы еще на нее возложили. И когда наблюдающие за казнью зрители, жандармы и градоначальство обратили взоры на центр площади, они узрели там именно то, что мы собирались показать им, а также Нуньесу и Гуго. Короче говоря всем, кто сомневался в силе молитвы Сенатора, включая его самого.
Чудо!
Возникшее из ниоткуда прямо посреди толпы, оно моментально приковало к себе все до единого взгляды. Не увидеть его и не разинуть от удивления рот мог разве что слепой. Причем это касалось и нас – устроителей сего чуда, намного более мистического, чем световые фокусы первосвященника. Даже мы невольно восхитились результатом своей работы, ибо он и впрямь был достоин похвалы.
Наш фокус тоже был световым, поскольку любой другой остался бы в темноте незамеченным. Церковники, их жертва и все, кто стоял по краям площади, видели сноп струящегося с земли света, медленно движущийся в сторону помоста. Свечение имело такой же голубой цвет, каким сияла клетка с нетопырями, правда по яркости заметно ей уступало. И несмотря на это, внезапно вспыхнувший второй источник «священного огня» вызывал куда больший трепет, нежели первый. Что ни говори, а мистика в сочетании с эффектом неожиданности – могучая сила.
Для тех зевак, которые стояли вблизи нового светоча, загадкой было лишь его появление, но не он сам. Да, фосфоресцирующие вараны-броненосцы считались в Аркис-Грандбоуле, как и везде, большой экзотикой, и не всякому здешнему обывателю доводилось прежде их видеть. Однако вряд ли кто-то из зрителей не признал в ползущей сквозь толпу рептилии эту редкую крупную ящерицу. Другой вопрос, откуда она тут взялась? Если бы варан был приведен сюда кем-то из зевак или выпущен из чьей-нибудь кареты, это явно не осталось бы без внимания. Но он вдруг возник прямо среди толпящихся в центре площади людей и мгновенно озарил темноту светом своей дивной чешуи.
Вызвавший немалый переполох, чудотворец Физз шествовал по брусчатке, а изумленный народ расступался перед ним, как воды того древнего моря – перед пророком Моисеем. Кое-где возникла толкотня. Заинтригованные зрители с краев площади наседали на впередистоящих сограждан, которые, уступая дорогу ящеру, пятились в обратную сторону. Жандармы на это реагировали вяло. Их внимание также было всецело поглощено чудом, а не толкающимися зеваками.
Терзаемые любопытством, Рейли со свитой в давку, само собой, не полезли. Вместо этого они, отринув чопорность, взобрались на козлы и крыши своих карет, откуда и следили теперь за перемещением священного животного.
В отличие от них я точно знал, кого оно собой представляет, поэтому наблюдал не за Физзом, а за Нуньесом. Для меня это было во сто крат интереснее светящейся рептилии. Все еще поддерживаемый под локти, первосвященник смотрел на движущийся к помосту свет так, как я, наверное, пялился вслед угоняемому вингорцами «Гольфстриму». Рот его ангелоподобия открывался и закрывался, словно тот хотел что-то сказать, но напрочь позабыл все известные ему слова. Клирики в испуге переводили взгляды с нашего чуда на этот рот, боясь не расслышать приказ, который, учитывая шок Нуньеса, требовалось еще и правильно истолковать. Его вытаращенные глаза совершенно не мигали. И если бы не дрожание его нижней челюсти и кистей рук, можно было бы подумать, что экзекуторы держат не живого человека, а окоченевший труп.
Рот умолкшего и ошарашенного Гуго также был открыт, но сейчас Сенатор выглядел не в пример живее своего палача. Де Бодье еще толком не видел, что стряслось, но уже осознавал: мы – здесь и делаем все возможное, чтобы избавить его от уготованной ему смерти. Глаза его блестели от слез. Похоже, он уже отчаялся нас увидеть, и вот теперь в нем снова забрезжила надежда.
А сопровождаемый криками удивления и страха Физз подступал к эшафоту все ближе и ближе. Неуклюжая, вразвалочку, походка ящера, его кривые лапы и болтающийся из стороны в сторону хвост плохо вписывались в образ ангельского посланника. Зато решимость, с какой он рассекал толпу, и выбранный им курс явственно указывали на то, что священное животное нарисовалось здесь не с бухты-барахты, а имело четкую цель. И с каждым пройденным Физзом шагом цель эта становилась все очевиднее как для Нуньеса, так и для вытягивающих шеи, взволнованных зевак…
Самое время, полагаю, раскрыть секрет нашего фокуса, хотя вы наверняка уже сделали это и без подсказок. Анатомия нашей аферы была не такой сложной, как многоходовые политические интриги госпожи Зигельмейер. Но благодаря тому, что мы нанесли противнику удар в нужное – с точностью до минуты – время и в нужном месте, эта незамысловатая схема великолепно сработала. И кабы не одно форсмажорное обстоятельство, которое под самый занавес нарушило ход нашего спектакля, можно было бы сказать, что освобождение Гуго прошло идеально.
Патриция явилась на казнь в числе первых зрителей не потому, что ей не терпелось занять для себя лучшее местечко. Оно было нужно не ей, а нашему «чуду», которое, укутанное в светонепроницаемое покрывало, прикатило на площадь вместе с интриганкой (Патриция обрадовалась как ребенок, узнав, что «очаровашка Физзи» до сих пор жив и здоров – во времена нашего с ней близкого знакомства она души не чаяла в моем «говорящем дракончике»).
В днище кареты госпожи Зигельмейер находился потайной люк, предназначенный для того, чтобы она и ее попутчики, если что, имели бы шанс незаметно ускользнуть от соглядатаев. Через это отверстие и выбрался на площадь Физз перед тем, как настал его час вступить в игру.
Само собой, что варан не мог просто взять и выползти из-под повозки. Такой трюк был бы чересчур примитивным и похерил бы на корню всю нашу иллюзию. За то, чтобы явление чудотворца народу не вызвало кривотолков и выглядело истинным чудом, отвечала Долорес. Изображая возницу, она прохаживалась вокруг запряженного парой лошадей экипажа Патриции, делая вид, что подтягивает упряжь, проверяет колеса и смазывает оси. Толпа в центре площади была не такой плотной, как у помоста, поэтому Малабонита могла без труда перемещаться вокруг кареты, не толкаясь и не привлекая к себе лишнее внимание.
Когда же сгустилась тьма и взоры всех зевак были направлены только на освещенный эшафот, заговорщицы спустили замотанного в покрывало Физза на землю, поскольку самостоятельно ползать он пока не мог. После чего Долорес аккуратно проволокла его сначала под днищем кареты, затем между лошадьми и пристроила ящера перед экипажем, а сама встала над тряпичным коконом, дабы никто случайно о него не запнулся. Все узлы на нем были загодя распутаны. Малабоните оставалось лишь дождаться, когда первосвященник примется за отходную молитву, и довести до конца свою работу.
Во время молитвы, когда зрители затаили дыхание в предвкушении казни, никто и вовсе не заметил, каким образом варан избавился от своей светомаскировки.
Одним движением сдернув с него покрывало и накинув то себе на плечи, будто плащ, Долорес набрала в легкие побольше воздуха и, как только взоры окружающих зевак устремились на Физза, сдержала данное нам насчет визга обещание. Чем попутно открыла мне еще один свой ранее не востребованный талант.
На этом ее миссия была исчерпана, а наша только начиналась.
Следующую часть плана разработал Сандаварг. Чтобы очутившийся среди шумной толпы ящер не растерялся и направился куда нужно, между каретой и помостом рассредоточились соотечественники Убби, подобно ему знающие язык хранителей Чистого Пламени. Стоило ближайшему к Физзу северянину окликнуть его «по-свойски», как чуткие уши варана вмиг распознали в гвалте знакомое шипение, и чудотворец потопал в ту сторону. Вызвать к себе подозрение говорящий на странном наречии паломник не мог. Эти резкие звуки можно было легко замаскировать под обычное чихание, поэтому издающий их северянин нарочно изображал из себя простуженного.
