Капитан Немо - Играя с судьбой (СИ)
Хотя девкам он нравится. Что на Ирдале, что на Рэне — смотрят на него с интересом. А я не понимаю — ну на что тут смотреть? На что?
Правда временами кажется, где-то я это лицо раньше видел. Вспоминаю — и вспомнить не могу. Дежа вю… Перебираю в памяти всех известных мне родовитых торговцев, пытаясь понять, кто мог прижить ребенка от ирдалийки, и натыкаюсь на глухую стену.
Ирдалийские женщины на Раст-эн-Хейм — товар редкий. Анамгимар к Ирдалу не лезет — боится. И появление огненно — рыжей девчонки на торгах — уже событие. Редких, золотых девочек мои братья-торговцы любят. Кто-то и в жены берет. Кто-то оставляет в роли наложницы, дабы не обидеть родню первой, второй и третьей жены, но балует, сам становясь для нее золотой рыбкой. И тех, кто согласился бы оторвать от дома ребенка любимой женщины, да еще опоить зельем отнимающим память — я среди них не ведаю. Или заблуждаюсь? Или все это — злые бабьи интриги? Нда…
Впрочем, покажите мне женщину, которая смогла бы раздобыть эрмийское снадобье? Цена ему — не один бриллиантовый гарнитур выкупишь, цацками — с ног до головы увешаешься… Я сам, захочу раздобыть и то попотеть придется, прежде чем на продавца выведут.
Женщина ребенка конкурентки, если сил придушить недостало, спровадила бы в трущобы. И если траты на оноа я, в принципе, способен понять, то оплата обучения в Академии — широкий жест и бессмысленный. Еще более бессмысленный, чем мне держать мальчишку при себе. Чем звать, просто для того, чтобы он сидел рядом, соврав о раскалывающейся от похмелья голове. Просто, когда он рядом, мне все же чуть легче, чем в одиночестве — наедине с собой. На его замечания, на его взгляды можно и огрызнуться. На себя не огрызнешься. Вот так.
Вспомнилось, как я обещал ему докопаться до правды — о том кто он и откуда. Не так это просто: наизнанку придется вывернуться. Как вспомню про модифицированные участки генома, так и вовсе скручивает в узел. Модификациями человеческого генотипа во всей известной вселенной балуются только эрмийцы. Вот кому имперская дрянь родословную подправила? По какой причине? Самое паршивое о таких вещах люди молчат. Крепко.
Задал задачку мне рыжий! Впрочем, не он. Это я сам… Азарт толкнул под руку. Стоило Азизу поманить тайной, как я сделал стойку. И на Ирдале рыжему я все наобещал сам, как будто кто за язык тянул.
Неожиданно пузырем воздуха из-под воды всплыла картинка, и лопнула, оглушая: Азиз пытался держать себя в руках, говоря, мешал правду и ложь, подрагивали пальцы на прозрачном стекле стакана, в скудном освещении не бросалась в глаза стариковская бледность. Мне казалось — обрюзг, обмяк, и я даже не обратил внимания на то, насколько его жилье пропахло страхом.
Старик старался держать себя в руках, но в мелочах прокалывался. Я, дурак был занят только собой. Взгляд мне застилала особая миссия — мысленно я уже вел переговоры с Элейджем. Обратить бы мне внимание на слишком быстрые ответы, на то, что Азиз прячет глаза, на то, что рука его дрожит, а зубы стучат о стекло стакана.
Что-то старик знал. И чем-то был смертельно напуган. Но упорно подсовывал рыжего. Словно пытался опасность отвести. От себя? От него?
— Что тебя беспокоит?
Отмахнуться бы от вопроса, как от назойливой осенней мухи, но нельзя. И так меж нами напряжение, нельзя доводить до того, чтоб заискрило. Другого бы поставить на место труда не составило, но не рыжего. Рокше это Рокше. Уже Эль-Эмрана. И правду ему сказать невозможно.
Ох, и дорого приходится платить за необдуманные действия! А рядом с ним я постоянно чувствую себя идиотом.
— Поиск, — выдохнул я, зацепившись за спасительную мысль.
Поиск и в самом деле меня беспокоил. Где-то там, на втором — третьем плане.
— Неужели так сложно? — усмехнулся парень.
Мне захотелось стереть усмешку с его губ. Не кулаками, нет. Кулаками — это примитивно и глупо.
— Суди сам. Система — тройная. Один из компонентов — черная дыра.
Он присвистнул. Тихонечко. Потер ладонь о ладонь.
Я добавил:
— Элейдж сказал, что в этой системе было уже четыре экспедиции разведки. Пытались найти то, что само легло в руки Ордо. Не нашли. Словно там и не было флота.
Рокше вздрогнул и побледнел.
— Ты об этом говорил с шефом Стратегов?
— Об этом — тоже.
Он опустил взгляд. Я думал — встанет и уйдет, но он неожиданно выдал:
— Неприятный человек этот Элейдж….
И замолк, покусывая губы. Таким, нервным, напряженным я видел его лишь один раз — во время самого длинного нашего разговора с ним еще на Ирдале.
Меня словно пружиной подбросило с кресла. Я сел рядом с ним, положил руку ему на плечо, чуть сжал.
— Что с тобой, Рокше?
Он мотнул головой, прикрыл глаза, я почувствовал, как по его телу прошла нервная дрожь. Подумалось — не ответит. Но рыжий заговорил, прежде отодвинувшись от меня и повернувшись ко мне лицом.
А я опешил. Словно в стоячую воду попал. Куда делся рассудительный выдержанный молодой мужчина? Со мной рядом сидел ребенок: с дорожащими губами, нервный, потерянный, бледный. Точь в точь такой, как в ту страшную грозу на Ирдале…. Мальчишка, пытавшийся быть рассудительным и взрослым.
— Во время беседы с Элейджем, у тебя не возникало ощущения, что ты — марионетка, а он — кукловод?
Я мотнул головой. Кукловод? Бездна! Что это рыжему примерещилось?
Вспомнилась беседа. Ровный выдержанный конструктивный тон. Элейдж знал цену словам и интонациям. Чувствовалась в нем сила. Уважение к себе и собеседнику.
Хорошо мы с ним поговорили. Из торговцев я так говорил только с Олаем Атомом и Хаттами Элхасом. Вот в ком чувствовалась порода! Аристократы до мозга костей. Аристократы духа….
— Рокше, ты бредишь?
Он отодвинулся еще. Взглянул прямо в глаза.
— Нет, но мороз по коже, как вспоминаю. Ты же знаешь, меня перепутали с модификантом на базе. Он взялся разобраться… удостоил аудиенции…
Мальчишка поежился, замолчал, опустил взгляд. С заметным трудом заставил себя заговорить, продолжая:
— Когда он спрашивал, я — отвечал на все вопросы. Не мог молчать. Не мог лгать. Элейдж смял мою волю так, будто у меня ее отродясь не было. Думаю, прикажи он мне убить себя — и я бы убил…. А когда он захотел узнать что-то стертое оноа, я хотел сопротивляться ему — интонациям, взгляду. Не смог. Он вывернул меня наизнанку. А потом сказал охране, что я не опасен.
Покачав головой, я облизнул враз пересохшие губы.
— Брешешь, рыжий!
Рокше вновь уколол меня быстрым взглядом, вскочил на ноги….
— Я так и знал, что ты не поверишь! — с досадой сорвалось с его губ.
Ухнуло в груди, дернулось и застыло. Догадка, что мелькнула в мозгу — страшнее пыток Катаки. Страшнее осознания собственной слабости. Удар стилетом под ребра.
Во что нас втянули? Точнее — во что вляпались мы…
Хлопнула дверь ванной, полилась вода…
Я обхватил руками виски, чувствуя, что боюсь думать. Мимо текла реальность — мутным непрозрачным потоком и с ревом обрушивалась в бездну. В пустоту. Дрожали руки — хоть каплю бы форэтминского, чтобы оборвать эту дрожь.
Я знал: темный дар лишает способности сопротивляться, лишает воли. То ли дар, то ли проклятье, то ли искусство властителей. Так что же — Элейдж из эрмийцев? Тоже высокородная дрянь, как и генерал?
Я вломился в ванную, за незапертую дверь. Выключил кипяток, бивший в белоснежное нутро раковины, отыскал взглядом рыжего. Рокше сидел в углу, обхватив руками колени.
Подняв его с пола, я встряхнул парня за плечи.
— Вот все, что сказал сейчас мне, повторишь Олаю Атому, понял? Пять минут тебе — собраться с духом и силами.
— Я не обманщик, — выдохнул он в лицо, словно не слыша моих слов. — Я сказал правду.
Пришлось вновь встряхнуть его.
— Знаю. Потому и будешь говорить с Атомом сам. То, что ты сказал мне сейчас — это важно. Зря молчал до сих пор.
Парень хлопнул глазами, напрягся, набрал воздуха в легкие и… неожиданно пришел в себя, собрался, сосредоточился. Желваки заиграли на скулах, и как-то быстро, непостижимо для себя самого, я одернул от него руки.
Он овладел собой. Умудрился вмиг погасить злость, полыхнувшую было в глазах.
— Арвид?
Я шагнул к умывальнику, делая вид, что не слышал оклика, плеснул в лицо водой, пытаясь остудить загоревшиеся щеки и уши. Тщательно вымыл руки. И так же, растягивая каждое действие неспешно вытер лицо и ладони. И только потом обернулся к нему.
— Докладывать Атому обязательно? — спросил он.
Я вздохнул. Осознавать себя марионеткой — неприятная штука. Говорить о своем позоре вслух — пожалуй, еще неприятнее. Гордость рвется в мелкие клочья. Но в данном случае это необходимость.
— Обязательно. Ему и Равэ Оканни. И желательно в мельчайших подробностях.
Парень выругался. Отчего-то на рэанском, словно думал, что я не пойму. Ругательство прозвучало тихо, но на редкость эмоционально и зло, заставив удивленно отметить — я представления не имею, где он проводит время, когда отсутствует в номере. Навряд ли кто-то из прислуги в представительстве мог позволить себе подобные выражения. За такие грешки увольняют немедленно.
