Руслан Мельников - Метро 2033: Из глубин
Крепостные укрепления были густо оплетены странными фиолетовыми вьюнками с длинными и гибкими, лишенными листьев стеблями и побегами. Провал под башней, кстати, тоже сильно зарос, так что когда они с Алёной выбирались наружу, пришлось раздвигать тонкие податливые лианы.
Вот он, значит, какой, Нижегородский кремль…
Склоны осыпались. Фундамент стен и башен выступал из земли, словно слившись со скалой, а в некоторых местах стенные пролеты буквально висели над изрезавшими обрыв провалами и промоинами, так что кладку с землей соединяли лишь хвосты фиолетовой растительности.
Возле соседней круглой башни и еще кое-где в стенах зияли широкие бреши, которых почему-то сторонились даже вездесущие вьюнки. Причем, здесь кладку явно порушило не время. Либо ударная волна, либо люди разобрали, либо пробили нелюди. Хотя нет, ни то, ни другое, ни третье. Фрагменты стены словно… словно бы слизнули их, что ли… Или прожгли. То ли оплавленные, то ли оплывшие края кладки заставляли Кирю теряться в догадках о том, какое оружие могло быть тут использовано. Должно быть, какой-то особый всепрожигающий напалм.
Тем не менее, в целом крепость выглядела очень даже ничего. Во всяком случае, по сравнению с постройками, возведенными позже как на территории кремля, так и за его пределами. Собственно, в самом кремле уцелела только небольшая церковь да пара этажей административного здания. А через проломы в стенах с высоты холма можно было видеть, во что превратился Нижний Новгород. В сплошные руины – вот во что.
Жалкое, гнетущее зрелище. Разваленные, будто домики из кубиков, многоэтажки, забитые ржавыми остовами машин и заросшие незнакомой флорой улицы, невидимая, неведомая, но явно присутствующая здесь мутантистая жизнь, с которой совсем не хотелось знакомиться поближе. Нижнему Новгороду досталось, может быть, не так сильно, как Нижнему Тагилу, но явно больше, чем, к примеру, Перми, по пустынным улицам которой Киря тоже имел сомнительное удовольствие прогуляться.
Устоявший на мысе-горе кремль, пусть даже с пробитыми-прожженными стенами, казался среди всей этой разрухи незыблемым, несокрушимым и неприступным. «Умели же строить раньше! – подумал Киря. – Или в самом деле крепость выдержала и Последнюю Войну, и разрушительное воздействие времени лишь благодаря замурованной в фундамент бабе с коромыслом и ведрами?»
– Вон Тайницкая башня. – Алена указала на соседнюю башню, ту самую, возле которой зияла одна из брешей. К башне тянулся длинный стеной пролет. – С той стороны пролома – лаз в схрон. Сразу увидишь. Ну а мне надо воздушек носить.
Женщина взяла одно из своих ведер за край и дно. Плавно, с поворотом подняла снизу вверх, будто зачерпывая пространство возле себя. Затем то же самое проделала с другим ведром. Повесила оба на коромысло. Протянула коромысло Кире:
– Подашь, милок?
Киря едва удержал одной рукой пустые (хотя такие ли уж и пустые?) ведра на изогнутой палке. Другая рука по-прежнему лежала на автомате, повешенном через плечо.
Алёна раздвинула фиолетовые заросли и спустилась в провал под башней. Протянула руки:
– Давай!
Опершись плечом о кладку башни, Киря опустил коромысло вниз. Алёна печально улыбнулась ему на прощание.
Киря зачарованно наблюдал, как женский силуэт растворяется во мраке. Наблюдал, наблюдал…
«Тук, тук, тук», – постукивали деревянные ведра о стенки узкой лестницы.
* * *Он обнаружил себя привалившимся к древней кладке на самом краю ямы, укрытой густой решеткой из фиолетовых стеблей. Тонкий гибкий отросток елозил по противогазному окуляру. Правая рука, плечо и автомат с прикрепленным к цевью и все еще горевшим фонарем уже были оплетены вьюнком. Шустрая, зараза! Киря дернулся, вырываясь из фиолетовых объятий сам и вырывая оружие.
Или это не вьюнок так быстро растет, а он сам слишком долго стоит на одном месте?
Оторванные и упавшие на каменистую землю стебли шевельнулись, будто живые. Вцепились сочащимися соком концами в щели между камнями. Наверное, теперь будут расти отсюда.
Киря отключил фонарик. Диодики светились совсем тускло: батарейки садятся. Значит, действительно времени прошло не так уж и мало.
Он тряхнул головой. И что все это было? И как все это понимать?
«Это все» было похоже на сон. Или на галлюцинацию.
Киря помнил, как, задыхаясь в тяжелом воздухе затопленных подземелий, он прислонился к одной стене, а вот теперь оторвался от другой. Но как он перенесся из одного места в другое? Может, просто перешел в полубессознательном состоянии на грани бреда? А Алёна с ведрами ему лишь привиделась? Или все же не привиделась? Или она была здесь на самом деле?
В заросшем фиолетовым вьюнком провале под башней – пусто и тихо. А вокруг…
Он огляделся. Все тот же Нижегородский кремль. И все та же разруха.
И снова дышится трудно. И давят, будто душат, сталкерский костюм с противогазом.
«Не психуй! – приказал себе Киря. – Успокойся!»
Он двинулся к пролому, на который указала… якобы указала ему Алёна. Остановился у Тайницкой – так, кажется, ее назвала баба с ведрами – башни. Выглянул за оплывшую кладку.
По ту сторону бреши сидел человек. Точно в таких же, как у самого Кири, противогазе и «химзе» с натянутым на голову капюшоном. Тоже с «калашом». Похож на часового, кстати.
Автомат незнакомого сталкера лежал на коленях. Руки – на автомате. Вроде, расслабился, но в любой момент может схватиться за оружие.
Мужик контролировал территорию сверху и пока ничего тревожного внизу не замечал. Со стороны кремля он, похоже, нападения не ожидал. Наверное, уже проверил кремль и успокоился.
Рядом, под башенным фундаментом, Киря увидел небольшой лаз, в который спускалась веревка. Тот самый схрон? Наверное, его-то и сторожит часовой.
Судя по всему, человек в противогазе был, в отличие от Алёны, живым и вполне себе материальным. Это радовало. Обращаться с живыми Киря умел. И имел представление о том, как обращать живых в мертвых.
Вступать с местными в мирные переговоры он не собирался. В Казани уже были одни переговоры, и ни к чему хорошему это не привело. Здесь все, что нужно, он узнает по-своему.
Ну-ка, ну-ка, голубчик…
Киря прислонил автомат к краю пролома и вытащил из ножен на поясе штык-нож. Сейчас лучше обойтись без шума. Скорее всего, этот тип здесь не один.
Киря нырнул в брешь. Часовой с «калашом», кажется, все-таки услышал его, однако сделать ничего не успел. Киря пинком сбил оружие с колен дозорного. Самого схватил сзади. Чужак попытался было приподняться, но Киря уже повис на нем всем телом. Руку – на фильтр, нож – под фильтр. Задрать голову, резиновый затылок – на себя. Теперь не вырвется. Если начнет трепыхаться – лишится противогаза, а лезвие полоснет по горлу.
– Сидеть тихо. Отвечать быстро, – глухо просипел Киря. – Сколько вас? Где остальные? Что делаете? Ну!
Мужик не захотел. Ни сидеть, ни отвечать. Все-таки попытался вырываться. Причем извернулся довольно грамотно. Чуть-чуть не освободился от захвата. Но чуть-чуть – не считается.
Киря полоснул ножом под противогазным фильтром. Разрезал плотную резину и податливое горло. Отпихнул хрипящее и брызжущее кровью (точно – живой, пока еще живой…) тело под стену, в фиолетовые заросли безлистного вьюнка.
Переплетение гибких стеблей, цеплявшееся за кладку, вдруг опало вниз, как оборвавшийся занавес. Фиолетовая сеть бесшумно накрыла и умирающего человека, и забрызганную кровью землю. Все произошло так быстро и неожиданно, что Киря сам едва успел отскочить. Он не смог даже выдернуть из-под вьюнков автомат часового.
В стеблях открылись похожие на надрезы складки. Послышались отвратительные чавкающие звуки: фиолетовая дрянь жадно всасывала человеческую кровь.
Так вот что это за ползучие кустики! Вьюнок оказался вампиром-клептоманом! Не в силах справиться с жертвой самостоятельно, он поджидает, пока кто-нибудь более сильный пустит кровь жертвы, а когда это происходит – старается урвать свое и впитать побольше живительной влаги.
Возможно, кровь и не была единственной пищей растения-упыря, но она явно была для него излюбленным лакомством.
Шевелящиеся стебли ворочали истекающее кровью тело. С головы часового соскользнул противогаз. То ли его стянули ожившие побеги, то ли в агонии сорвал сам человек, но на миг в переплетении стеблей Киря увидел… себя. На начохра смотрело его лицо – искаженное и окровавленное, с выпученными глазами.
Кровоточащую шею опутало толстым слоем фиолетовых стеблей с надрезами-«пастями», в рот, из которого лилась красная жидкость, тоже вползал целый пучок шевелящихся отростков. Но Киря узнал себя даже в таком виде. Он замер в ужасе, судорожно сжимая штык-нож. Один из фиолетовых стеблей, поднявшись над дергающейся кучей, потянулся к окровавленному лезвию клинка, раскрыл щелеобразный рот… Киря рубанул тонкий гибкий побег. Обрубок упал на землю и тут же врос-впился в нее обоими концами. Видимо, это растение нисколько не страшилось расчленения.
