Вячеслав Шалыгин - Грозовой фронт
— А-а, задумался наконец, — Механик снова усмехнулся и присел на корточки рядом с Павлом. — Ты молодец, парень. И на тренировках прокачал все варианты, и в деле не спасовал.
— Где «здесь»? — Павел на миг почувствовал себя сталтехом Захарчуком, но иначе мысль пока не формулировалась. — Где это «здесь и сейчас»? В тренировочном лагере ада? В стасисном сне? Где я?
— В шаге от комы, — сказала Лера. — Механик, надо его на воздух. Ты же видишь, он совсем слабый.
— Истину глаголешь, дитя, — Механик попытался подняться.
— Нет, ответь! — Сухов вцепился в рукав бородача. — Зачем ты появился в игре? Чтобы сказать мне, где я на самом деле?! Что поручила тебе «петля-ловушка»?
— Его плющит, — тихо проронил Копейкин. — Это всё Апостол. Он его стимулятором ужалил, теперь вот отходняк.
— Ведь это ты погрузил меня в стасис, когда выносил с поля боя? — по-прежнему цепляясь за рукав Механика, прошептал Сухов. — Зачем?! И куда я попал после этого? Почему я вот уже в четвёртый раз пытался вернуть одну и ту же вещь — фугас? Что вообще происходит?!
— Правильные вопросы задаёшь, юноша, — Механик вздохнул. — Только не время сейчас на них отвечать. Сначала надо тебя в чувство привести, подлатать, а уж после и разговоры говорить да беседы беседовать.
— Я сплю, да?! — вдруг осенило Сухова. — Я всё это время лежал в стасисном сне?! Ты не часть программы «петли», поскольку никакой «петли» не существует. Ты… мне снишься! Ты погрузил меня в этот сон, ты и выведешь из него. Я понял.
— Логика в твоих догадках есть, — Механик вздохнул. — Но ты ошибаешься, Сухов. Такими связными и долгими сны не бывают. Даже стасисные.
Сухов хотел возразить, но силы окончательно его покинули. Он отцепился от рукава Механика и начал медленно заваливаться на бок, почти в натёкшую из-под Апостола лужу тёмной крови.
— Всё, он в шоке! — с тревогой в голосе заявила Лера.
— Мы все в шоке, — пробурчал Копейкин. — В моральном.
— Сухов не в моральном, — заметил Найдёнов. — В травматическом.
— У него раны от пыток, переломы, ожоги и пулевое, — Лера указала на левый бок Сухова. — Наверное, когда сюда ворвался, получил. А ведь он ещё и дрался после этого!
— И большая кровопотеря, — добавил Найдёнов. — Надо к врачам.
— Надо хотя бы сделать укол, обезболить! — Лера подняла взгляд на Гелашвили. — Жора, у тебя есть медик в группе?
— Я здесь, — сказал один из бойцов. — Только не медик, а врач.
К Лере протиснулся парень с трафаретным красным крестом на броне.
— А есть разница? — спросил Копейкин.
— Вы ведь педагогов педиками не называете?
— Понял, отстал, — Иван поднял руки.
— Сейчас введём ему противошоковую смесь, перевяжем, и всё будет в порядке, — заверил доктор, снимая ранец с роботизированным полевым медицинским комплексом РПМК, который в народе называли «репкой с маком». — Не волнуйтесь, барышня, до госпиталя довезём. Не таких довозили.
— Вы ребятки, извините, но лучше подвиньтесь, — сказал Механик вновь вынимая из специального футляра «Плеть». — Я сам его довезу, до своего госпиталя. Подполковник, не возражаешь?
— Пока что он числится пропавшим без вести, — Бойков развёл руками, — фактически погибшим. А всяких зомби мы в госпиталь не возим. Можешь забирать. Скажи только, вернёшь?
— Если сам захочет, — Механик прикоснулся к груди Сухова «Плетью».
Сухов снова провалился в безвременье, но теперь он уже не удивлялся странным ощущениям, которые испытывает человек в стасисе. Павел размышлял о другом. Прикосновение «Плети» остановило его мысли в тот момент, когда он почти молился, выпрашивая у судьбы хотя бы ещё один день внутри «петли», пусть даже и на этом же уровне. Сухову понравилось быть непобедимым и совсем не хотелось возвращаться в роковой мартовский день.
А всё, к сожалению, шло именно к этому: началось с погружения в стасис и закончилось тем же погружением. Круг замкнулся. Оставалась, конечно, надежда, что эти погружения не связаны между собой напрямую, что это не начало и конец одного стасисного сна, а просто совпадение, но…
Мысли увязали в надвигающемся стасисном сне, как мухи в патоке.
«В общем, надежда умирает последней, поэтому…»
Сухов оставил бесполезные попытки сформулировать хоть какую-то мысль до конца, и позволил наконец стасисной «отключке» утащить мутный разум в чёрные глубины беспамятства. А то и вовсе небытия, пристанища всех неудачников.
Что ж, если утащит туда, значит, так тому и быть. Значит, «как лучше» не вышло. Придётся довольствоваться вариантом «как всегда».
Глава 5
Зона, локация ЧАЭС, посёлок Дитятки, 07 ноября 2058 г.
«Осень… Да, осень. Ноябрь. И что дальше?»
Лейтенант Павел Сухов вдруг осознал, что не помнит текста, заученного, казалось, как таблица умножения.
«Осень это… это… что? Да и чёрт с ней, с осенью! Забыл и хорошо! Если невозможно изменить ход порядком надоевшей игры, пусть появится хотя бы новая «мантра пробуждения». Что там приходит на ум? Какое новое заклинание? Дети в школу собирайтесь, мойтесь, брейтесь, похмеляйтесь? Или: поздняя птичка только глазки протрёт, а ранняя уже пиво пьёт? Нет, это всё не годится. Надо что-то пафосное: вставайте, граф, вас ждут великие дела. Либо романтичное, как про осень… состояние души. Точно, вспомнил! Осень — это состояние души, а не время года. Ладно, пусть будет опять про осень. Только в урезанном виде. Всё, можно просыпаться».
Павел открыл глаза и уставился в белый потолок.
Целую минуту он разглядывал все его неровности и едва заметные трещинки. Успел даже определить, что высота потолка составляет метра три. И только на второй минуте до лейтенанта дошло, что новое пробуждение в корне отличается от четырёх предыдущих. В первую очередь тем, что глаза Сухову не заливает дождевая вода. Павел на секунду задержал дыхание, а затем шумно выдохнул.
— Да!
Сухов чуть приподнялся, опираясь на локти, и бросил короткий взгляд по сторонам. Да! Да! И ещё раз, да! Лейтенант лежал на обычной койке, в небольшой палате типичного лазарета. Вдоль левой стены, у которой располагалась койка Сухова, стояла ещё одна кровать, а вдоль правой стояли подряд две клеёнчатые ширмы, за которыми угадывались мутные очертания каких-то массивных ящиков. Прямо темнел прямоугольник двери, деревянной, с большим окошком из матового стекла, а правее двери стоял медицинский шкаф, белый, тоже частично стеклянный, но в нём всё стекло оказалось прозрачным. В углублениях-плафонах на потолке золотисто светились маленькие статичные сгустки энергии, которые создавали в палате вполне приятное освещение «солнечного спектра», хотя из шести «лампочек» в полную силу светили только пять.
Сухов хмыкнул. «Солнечный спектр»! Лейтенант уже и забыл, какой он, этот спектр. В Зоне люди годами не видели яркого солнечного света. В основном довольствовались светом рассеянным, прошедшим сквозь толстый фильтр вечной облачности.
Павел обернулся. Окна в палате он не обнаружил. Оконный проём и подоконник имелись, но вместо окна белел большой прямоугольник керамической переборки. Наверняка пуленепробиваемой. Над «оконным» проёмом проступали контуры заслонок кондиционера. А возможно, керамическое «окно» и вовсе было декорацией. Допустим, если эта палата находится не в здании госпиталя, а в прилично заглублённом бункере.
«Да какая разница? Не в грязи валяюсь под дождем и ладно. А где конкретно — разберёмся».
Взгляд Сухова вернулся к «лампочкам». Имитация, но какая приятная! Почему в казармах не зажигают такие вот статичные файрболы бытового назначения с золотистым оттенком? Какая разница этим старшинам и завхозам, что подвешивать под потолками? «Желтые» больше «жрут»? На сколько, на полпроцента? Мизер! Да и энергия в Зоне дармовая, из энергополей черпается, под которыми залегает скоргиум. Черпать её из этих полей — не перечерпать. Нет же, вечно в казармах «дневной свет», молочно-белый, а когда барахлят файр-генераторы, то и вовсе серый. Один в один, как под осенним небом. Никакой радости для глаз, что снаружи, что внутри.
Дверь палаты бесшумно открылась, и Сухов с сожалением оторвался от созерцания «солнечного» света. Перед глазами запрыгали желтые зайчики, поэтому Павел не сумел сразу рассмотреть вошедшего. К тому моменту, когда зрение восстановилось, гость уже подошел к койке Сухова и уселся на табуретку, которую Павел при осмотре палаты почему-то не заметил.
— Здорово, служивый, — пробасил гость. — Как самочувствие?
В первое мгновение Сухов напрягся, ему показалось, что басовитый голос гостя похож на голос Апостола. Но когда человек задал вопрос, Павел расслабился. Нет, совершенно другие модуляции, да и хрипотца характерная… И всё-таки лейтенант уже слышал этот голос. И не раз.
