Когда солнце взойдет на западе - Анна Кей
– Куродзука[114] и Охагуро-Бэттари[115]. – Цубаса приземлился рядом с Аямэ, задвигая ее себе за спину. В другой ситуации это казалось бы уместным, но сейчас она не могла с уверенностью сказать, что никто не нападет на них сзади. Из-за энергии Ёми присутствие других ёкаев не ощущалось, а потому опасность могла поджидать повсюду.
– Птенец знает нас! – радостно воскликнула Куродзука, поворачиваясь к своей молодой спутнице.
– Сложно не знать ту, которая убила собственную беременную дочь.
– Тебе ли обвинять меня в подобном грехе? – Глаза Куродзуки сузились, улыбка сползла со сморщенного лица, превратившись в оскал.
Цубаса замер. Руки сжали танто, которые он не выпускал с самого начала сражения, челюсть напряглась, но в ответ он ничего не сказал, лишь нахмурился еще сильнее.
Бог, о котором забыли на эти недолгие мгновения, вероятно, решил, что прибывшие ёкаи не представляют угрозы, и вновь бросился на Аямэ и Цубасу, сопровождаемый смехом демониц.
– Достопочтенный Сусуму-сама, – начала Куродзука, пока бог подбирал валуны и бросал их во всех направлениях, – у нас есть благодетель, способный подарить вам свободу.
– Я уже поверил одному благодетелю, и вот что со мной случилось!
Аямэ потрясенно взглянула на бога, рассекая вакидзаси очередной снаряд, который едва не сломал ей руку. Она и не подозревала, что проклятые боги могли сохранить разум так хорошо. Почти все, с кем они сталкивались, за исключением покровителя птиц Таданори-сама и первого бога, что проклинал Аямэ, казались неразумными существами, единственным желанием которых оставалась жажда уничтожения. За пределами их клетки таился мир, больше не принимающий этих богов, и гнев, бурлящий в их крови, требовал мести за подобную несправедливость.
– Что ж, понимаю. – Куродзука поклонилась, расстроенно покачивая головой, будто действительно о чем-то жалела, и обратилась к своей спутнице: – Охагуро-Бэттари, будь добра, разберись с проблемой.
Цубаса оказался перед Аямэ в миг, как только последние слова сорвались с губ старухи. Охагуро-Бэттари, вежливо поклонившись Куродзуке, небрежно бросила мешочек Аямэ на землю и вновь улыбнулась, обнажая черные крупные и наверняка крепкие зубы. Оскал ее выглядел еще более устрашающим, когда стало очевидно, что зубы – ее единственное оружие.
Вскинув меч, готовая к любой атаке, Аямэ с благодарностью думала о том, что от ударов бога ее оберегает Цубаса. Крылья, прикрывавшие их, лишились своего привычного блеска, перья осыпались или топорщились во все стороны, измятые и изломанные, но Цубаса продолжал твердо стоять на месте.
Охагуро-Бэттари аккуратно приподняла подол кимоно и сделала один осторожный шаг, второй, третий, приноравливаясь к ходьбе в высоких гэта по испещренной ямами и рытвинами земле. Но следующий шаг ее был уверенным и неожиданным – оттолкнувшись от земли, в один прыжок она достигла бога, вцепилась тонкими руками в его плечи и вгрызлась в шею. Бог, которого не могли ранить сикигами, закричал так оглушительно, что Аямэ охнула, поморщилась, желая закрыть уши, и с ужасом наблюдала за тем, как черные зубы все глубже и глубже впиваются в крепкую шею. Кровь, черная и вязкая, хлынула неудержимым потоком, заливая собой и тело бога, и безупречное кимоно Охагуро-Бэттари.
– Те, кто не желает к нам присоединиться, не нужны, – довольно прохрипела Куродзука и рассмеялась, переводя хищный взгляд на Аямэ и Цубасу. – Как не нужны и те, кто может помешать нашим планам.
С ловкостью, несвойственной старухам, Куродзука набросилась на Цубасу. Узловатые пальцы мертвой хваткой сжимали выхваченный из-за пояса короткий, потемневший от времени нож, пока она пыталась добраться до Цубасы. Казавшийся тупым клинок на деле рассекал все на своем пути. Проворная и изворотливая, Куродзука перемещалась с места на место и из стороны в сторону, так что Цубаса никак не мог ее атаковать – стоило его танто оказаться рядом с ней, как Куродзука отпрыгивала подальше от удара, безумно хохоча.
Помочь Цубасе Аямэ не могла. Стоило ей сделать первый шаг, как дорогу преградила Охагуро-Бэттари. Ее улыбка больше не растягивалась на все лицо, – наоборот, казалась мягкой и приветливой, если бы не кровь, что заливала подбородок и одеяние. На Аямэ она не нападала, но и пройти к Цубасе не позволяла, – наоборот, оттесняла от него подальше, уводя в сторону. Когда же Аямэ попыталась напасть на Охагуро-Бэттари, она лишь уворачивалась от вакидзаси, но не предпринимала никаких попыток навредить.
Приходилось отступать. Как бы Аямэ ни хотела броситься к Цубасе, пока могла только следовать за Охагуро-Бэттари, которая явно куда-то ее направляла. Охагуро-Бэттари не отреагировала на сикигами, легко увернувшись от их атак, и позволила духам прийти на помощь Цубасе, но продолжала теснить Аямэ, заставляя ее обходить по широкой дуге владения бога и держаться вдали от сражения Куродзуки и Цубасы.
Идти спиной по исковерканной земле оказалось сложнее, чем Аямэ могла предположить, но Охагуро-Бэттари почтительно сохраняла между ними расстояние в пять шагов, все еще не нападая, но и не отпуская Аямэ. Когда Цубаса вскрикнул – болезненно и зло, – Охагуро-Бэттари замерла одновременно с Аямэ, позволяя увидеть его битву. Куродзука, теперь уже однорукая, не утратила своей проворности и продолжала сдерживать Цубасу, нанося ему короткие, неглубокие, но неприятные раны, словно играясь. Но когда Аямэ попыталась вновь пробиться к Цубасе, Охагуро-Бэттари мгновенно оказалась перед ней, раздраженно шипя злобной кошкой, и снова принялась оттеснять Аямэ от чужого сражения.
Аямэ выругалась. Сколько бы она ни тренировалась, ёкаи все равно оказывались сильнее, проворнее и опаснее. Не обычные демоны, с которыми она боролась с детства и которых почти не видела в последнее время, но те, с которыми сталкивалась все чаще, – ёкаи, сбежавшие из Ёми.
– О… – раздалось сквозь шум битвы.
Охагуро-Бэттари замолчала, смущенно склонив голову, но почти сразу продолжила:
– О-гонь.
Она говорила тихо, нерешительно, как если бы не была уверена, правильно ли произносит слово. Большой рот беззвучно повторил сказанное, прежде чем Охагуро-Бэттари заговорила снова, более твердо и настойчиво:
– Огонь.
И замерла. Застыла изваянием посреди изуродованной местности, следя пустым лицом за каждым движением Аямэ. Голова Охагуро-Бэттари поворачивалась вслед за малейшим действием, и казалось, что промедление Аямэ с каждым мгновением начинает ее раздражать.
– Какой еще огонь? – Вопрос прозвучал неуверенно, Аямэ не особо рассчитывала на ответ, но Охагуро-Бэттари широко улыбнулась и указала пальцем сперва куда-то под ноги Аямэ, а после – на грузное тело бога и наконец на его голову, что лежала чуть поодаль.
Аямэ быстро посмотрела вниз, тут же возвращая взгляд к Охагуро-Бэттари. На земле, точно под ее ногой, лежал мешочек с талисманами. Аямэ нахмурилась. Неужели демоница хотела, чтобы она сожгла бога, тем самым окончательно уничтожив его? Конечно, Аямэ бы сделала это в любом случае – ки бога все еще струилась по местности, давая понять, что через какое-то время проклятая энергия соберет тело воедино и возродит его.
Но зачем ёкаям помогать ей?
Не отводя глаз от Охагуро-Бэттари, Аямэ медленно присела и взяла в руки мешочек. Шелк приятно холодил руку, но сокрытая в тонкой ткани мощь пробивалась наружу обжигающим пламенем.
Развязав узелок одной рукой, Аямэ на ощупь достала талисман. Охагуро-Бэттари сделала пару шагов назад и приглашающим жестом вновь указала на бога. Меньше всего Аямэ хотела следовать распоряжениям ёкаев, но сейчас не видела иного выбора. Под пристальным вниманием Охагуро-Бэттари она приблизилась к тому, кого некогда почитали как бога цветов.
– Пусть дух твой очистится в священном пламени и обретет покой, Сусуму-сама, – говорила Аямэ медленно, стараясь правильно произнести имя.
Талисман опустился на тело неохотно, но пламя быстро и неудержимо охватило бога, пожирая и его, и ки, что устремилась обратно в бесполезной попытке восстановить тело. Аямэ продолжала следить за Охагуро-Бэттари, улыбка которой вновь расцветала на пугающем лице.
– Хорошенькая девчонка. Полакомлюсь тобой в следующий раз. – Старческая рука коснулась раненой щеки Аямэ, из-за чего кожу защипало и стянуло холодом – ки Куродзуки походила на острый кусок льда. Она могла бы избежать прикосновения, но глупая часть разума, всегда толкающая Аямэ на безрассудные поступки, заставила остаться на месте. Отчего-то в душе теплилась
