Дмитрий Матяш - Выход 493
Крысолов указал пальцем Секачу на ржавую автобусную остановку, возле которой десятилетия напролет ждал своих пассажиров дырявый «Ивеко» с распахнутыми настежь дверьми, и тот плавно нажал на тормоза, сворачивая к карману остановки.
— Габариты оставь, — кивнул Кирилл Валерьевич и, не дожидаясь полной остановки, выскочил из машины. Быстрым шагом приблизился к ступеням первого подъезда.
Деревянная дверь без ручки и с нехотя отражающим свет фонарика квадратным окошком была предусмотрительно приоткрыта, словно оставленная девушкой, намекающей на возможное пикантное продолжение вечера. Зато первые несколько ступеней раскрошились до основания, превратившись в пригорок, усыпанный мелкой каменной крошкой, а на уцелевших последних головой вниз лежал скелет четвероногого, скорее всего собаки. Глядя на него, верящий во всяческие знаки Крысолов сразу понял, что гостеприимность этого дома всего лишь приветливое помахивание хвостом твари, оскалившей пасть.
По тротуару к нему приближалась пошатывающаяся, словно после похмелья, тучная мужская фигура. Свет от светильника Лека падал на него сбоку, но и этого было достаточно, чтобы понять — выглядит этот человек малосимпатично. Пепельного цвета сморщенная кожа местами потрескалась, взбугрилась дозревающими очагами гнойников, отвисала на щеках целыми лоскутами, словно старая кора. Само же лицо было исполосовано целой сетью узких, неглубоких траншей — это оставленные трупными червями дороги, проделанные до того, как процесс преображения вернул в тело зомби жизнь. На громадном, как коровье бедро, плече зияла черная дыра, вторая же рука у него заканчивалась обожженной в локтевом суставе культей. В повисших лохмотьях угадывался прежний строительный комбинезон.
Подоспевший Секач наставил на него двустволку и уже готов был выстрелить, но Крысолов тихо окликнул его и, когда их взгляды встретились, отрицательно качнул головой.
— Не шуметь, — тихо сказал он.
Тогда Секач решительно шагнул вперед и еще до того, как зомби-строитель потянул к нему руки и открыл полный черных пней рот, прикладом ружья ударил его в лицо. Послышался треск ломающегося носа, зомби взревел от боли, исступленно замотал головой, сделал пару шатких шагов назад, споткнулся и упал.
— Быстро сюда, — бросил через плечо Крысолов и вскочил по рассыпающимся под ногами ступеням к дверям, осторожно посветил внутрь и, не увидев ничего опасного, толкнул их дальше. Оглянулся назад, с недовольством отметил, что строитель уже вновь стоял на ногах, а дорогу, аккурат по пешеходному переходу, пересекала хромая женщина, издавая нечеткое гортанное мычание, и прошмыгнул в глубь подъезда.
— Ищите открытые квартиры, — сказал он и первым ухватился за алюминиевую ручку на дверях с цифрой 1, кротко ответившей ему отказом.
Леку с Секачом повезло не больше — две другие квартиры были также заперты, а у третьей дверь хоть и была не заперта, на месте дверного замка зияла огромная дыра.
— Не подходит, — пустив луч по пустым стенам, пробубнил Секач и поспешил за Крысоловом на второй этаж. Квадратная площадка второго этажа, с четырьмя запертыми дверями, была завалена разноцветным тряпьем, брошенными чемоданами и котомками, из которых торчали разнообразные вещи: и корешки книг, и полукруглые бока консервов, и что-то обмотанное проводами, и кухонные принадлежности, — словом, все, что можно было вынести из дома в руках. Картина, привычная для столичных сталкеров, а потому они окинули все это равнодушными взглядами и, проверив все двери, потащились выше.
Обычно сталкерам не присуще подниматься выше второго этажа. Незачем им это. Ведь там ни сохранки путной, чтобы переждать день, не найдешь, ни уцелевших полезных вещей никаких не отроешь. Никому не нужный бытовой мусор, покоробленная мебель, пыль и кости — вот и все, что гарантированно можно обнаружить почти в каждой второй квартире. Да и чем выше подымаешься, тем больнее будет приземляться, выпрыгивая в окно, не так ли?
Среди суеверных сталкеров на эту тему даже бытует поговорка, что если в комнату есть лишь одна дверь, то это обычно только вход.
Именно поэтому сталкеры избегают высоток. Не загонишь их туда ни за какие коврижки. Ни под каким предлогом. Ни за горы патронов, ни за ресторанную еду. Ни за женщину, ни за ребенка. Ни за что. В темный, мрачный подвал — еще куда ни шло, на третий этаж — ни в жизнь. Бессмыслица? Возможно, но только на первый взгляд.
Сегодняшней же ночью трое сталкеров нарушали все правила и запреты.
Внизу хлопнула входная дверь и послышался шум возни, будто двое не могли поместиться в дверном проеме и никто из них не хотел уступить дорогу. Лек свесился с поручня и посветил вниз. Толстяк в строительном комбинезоне прошел на площадку первого этажа и резко поднял залитое густой черной кровью лицо, встретившись с ним взглядами. Снайпер оторопело отвел луч фонаря и ухватился за поручни — то, как зомби это сделал, как поднял голову и посмотрел на него, ему совсем не понравилось. Он почему-то думал, что они все будут такими же медлительными, как та первая, с обмотанной головой, что они будут двигаться не быстрее улитки и их можно будет по нескольку раз обойти, прежде чем найти удобную позицию и отрезать голову…
— Сюда, — послышалось сверху, и Лек опрометью бросился на третий этаж.
Дверь квартиры под номером 11 на удивление оказалась незапертой, а целых три замка, не считая цепочки, — неповрежденными.
Крысолов осторожно продвинулся в коридор, держа автомат на изготовку, и поводил им по всем углам примыкающей к коридору развилки, уводящей с одной стороны на кухню, а с другой — в две жилые комнаты. Затем перешагнул порог спальни, осмотрел пустую кровать, пустившую миллион трещин довоенную мебель и, не найдя никаких признаков чьего-либо обитания, возвратился в коридор.
Секач как раз запер последний замок и набросил цепочку, когда из зала донесся звук, напоминающий хриплый старческий кашель…
Крысолов направил луч фонаря в зал и обмер, глазами выискивая того, кто мог бы издавать подобный звук. Секач с Леком также, словно по команде, в сию же секунду вскинули оружие и направили стволы в дверной проем, но сделали это настолько неуклюже, что, казалось, только одним своим бряцаньем могли разбудить всех остальных дремлющих зомби.
Кирилл Валерьевич оглянулся и одарил их укоряющим взглядом, на что они ответили глупым выражением лица, выражающим извинение и наивное детское «Ой!».
Затем Секач положил руку стрелку на плечо и подвинул его к стене, мол, постой-ка в сторонке, пока я разберусь, но молодой вовсе не собирался пасти задних. Без колебаний сделав шаг, он оказался наравне с Крысоловом, и как только тот вошел в зал, он тут же прошел за ним след в след, оставив пораженного небывалым нахальством Секача у себя за спиной.
Большая прямоугольная комната, заканчивающаяся широким трехсекционным окном, была обустроена ничем не хуже и не лучше остальных комнат в подобных домах, где жили преимущественно семьи со средним достатком, не отягощающие себе жизнь соблюдением законов моды в области домашнего интерьера. Все предельно просто и, если по отношению к бывшим (или нет?) хозяевам это не будет звучать оскорбительно, даже немного безвкусно. Несколько плотно придвинутых к овальному, накрытому по старинке выцветшей скатертью со свисающей бахромой, письменному столу деревянных стульев. На полу лежал зеленый, местами покрытый белыми очагами тления квадратный ковер с загнувшимися краями, словно выражая готовность к взлету. Всю ширину противоположной стены занимала запыленная, с расслоившимися, ссохшимися, а оттого кажущимися неродными дверями стенка. За ее стеклами виднелись ряды ровно выстроенных, как солдаты на параде, стопок, фужеров и стаканов, а между ними все еще продолжали сиять лучезарными улыбками, невзирая ни на что, несколько запечатленных на фотографиях радостных лиц.
На диване, с обеих сторон обставленном большими креслами, лежал человек. Три луча обшарили его с ног до головы не менее дюжины раз, прежде чем сталкеры убедились, что лежащий не представлял для них опасности.
С той стороны входной двери ударили. Сначала один раз и достаточно слабо, будто кто-то случайно натолкнулся в темноте на дверь, но потом удары умножились, стали все сильнее, громче и настойчивее.
Лежащий на диване старик с трудом облизнул похожие на две высохшие пиявки губы и снова кашлянул.
По всем признакам старик был похож на мертвеца, но его выпученные глаза — отнюдь не от удивления или боязни, а оттого, что мертвенно-белая, тонкая кожа провалилась внутрь глазных впадин, — свидетельствовали об обратном. Лишь понаблюдав за ним какое-то время, можно было предположить, что, несмотря на визуальное сходство, он все же не оживший мертвец. Он напоминал человека, очнувшегося после многолетнего анабиоза.
