Корпус обреченных - Алекс Хай
— Пусть расскажет, что случилось!
— Пусть объяснится.
— Да вы что, с ума сошли? — громко выкрикнул Львов, резко обернувшись к толпе. — Вы на самом деле поверили этой дешевой провокации?
— Спокойно, лева, — я отстранил его и жестом велел не горячиться. — Руководство дает столько информации, сколько считает нужным. Если у господ курсантов есть вопросы, пусть задают их кураторам.
Юсупов тоже попытался вмешаться.
— Господа! Давайте сохранять здравомыслие. Кто-то хочет посеять раздор и сумятицу в наших рядах. Вам мало проблем с аномалиями и тяжелой учебы?
Но как бы они ни старались успокоить окружающих, шепотки, наполненные подозрением и тревогой, продолжали циркулировать среди курсантов. Именно этого провокатор и добивался. А еще этот загадочный подлец хотел вывести меня на эмоции и заставить оправдываться.
Хрен там плавал.
— Надо немедленно сообщить Ланскому, — сказал я. — Расписание закрасили. Ни черта не видно.
— Я позову офицера, — кивнул Львов, хотя и его взгляд выдавал его раздражение и гнев. — Сию же минуту.
Мы уже собирались уходить, и я встретился взглядами с Безбородко. Его глаза блестели, губы были сложены в презрительную ухмылку. Он смотрел на меня с насмешкой, словно видел перед собой уже побежденного врага.
— Господа! Пора на построение! — закричала Катерина. — Осталась минута до сбора!
Толпа начала рассеиваться. Кто-то все еще косился на меня, кто-то обсуждал происходящее, но многие кивали, понимая, что разумнее будет разобраться в этом вопросе официально.
Но не успели мы разойтись, как двери холла распахнулись, и на пороге появился Ланской в сопровождении двух сержантов. Его хмурое лицо, обычно сохранявшее спокойствие и невозмутимость, сейчас выражало недовольство и раздражение.
Баранов тоже походил на грозовую тучу: глаза прищурены, руки сложены за спиной, а из-под фуражки сверкали глаза, полные желания задать кому-нибудь по первое число.
— Что здесь происходит? — прогремел майор и окинул взглядом собравшихся.
Те, кто не успел уйти во двор, притихли и вжали головы в плечи. Толпа расступилась, открывая перед куратором надпись на стенде. Ланской скользнул взглядом по буквам, и на его лице не дрогнул ни один мускул. Но его глаза, тем не менее, стали холоднее.
— Кто это сделал? — спокойно спросил майор. Его голос был тихим, но от этого звучал еще более угрожающе.
— Никто не знает, товарищ майор, — произнес Юсупов, отрываясь от стены и подходя ближе к собравшимся. — Полагаю, намалевали совсем недавно, раз никто из ваших людей не увидел это безобразие раньше.
Ланской сложил руки за спиной и обвел всех взглядом, не останавливаясь ни на ком конкретно. Его присутствие внезапно стало давить, как тяжелое одеяло.
— Курсанты, вперед на построение! — велел он. — Баранов, разберитесь со стендом. Пусть вывесят новые листы.
Он развернулся и направился к выходу из холла. Сержант махнул рукой, подгоняя курсантов, словно овец на выпас.
— Быстрее, на построение! — рявкнул он. — Шевелитесь!
Толпа учащихся, все еще переговариваясь и переглядываясь, начала расползаться к выходу на улицу. Мои знакомые с тревогой смотрели на меня, но еще больше боялись реакции Ланского. Было очевидно, что куратор не оставит этот инцидент просто так.
— Курс, построиться! — рявкнул Баранов.
Мы построились на плацу в ровные шеренги и выпрямились под пристальным взглядом майора. Ланской стоял перед нами, руки по-прежнему сложены за спиной, лицо непроницаемое. Слева от него стоял хмурый Баранов. Ясное дело — ему-то наверняка тоже прилетит за недосмотр.
— Господа курсанты, — начал Ланской, его голос гулко отразился от замковых стен, и по двору поползло напряжение. — Кто-то из вас нарушил порядок и попытался посеять раздор в коллективе путем обвинений в адрес одного из ваших товарищей, провокаций и порчи казенного имущества. Это недопустимо. Спецкорпус — не место для интриг. Это кузница кадров. У нас есть только один враг, и этот враг общий. Аномалии.
Он снова окинул нас взглядом. На секунду мне показалось, что он посмотрел прямо на меня, но затем его глаза прошлись по другим курсантам.
— Я дам вам шанс, — продолжил майор. — До обеда любой из вас может положить анонимную записку на мое имя в почтовый ящик для обращений в холле. Если тот, кто это сделал, признается или поделится информацией о виновнике, суровых наказаний не последует.
Он замолчал, давая каждому осмыслить его слова.
— Не думайте, что это останется без внимания, — вмешался Баранов, его и без того глубокий бас звучал совсем грозно. — Майор Ланской даст вам возможность исправить ошибку. Отработка повинности лучше, чем приказ на отчисление.
По строю прошел тревожный ропот.
— Отчисление? — шепнул кто-то позади меня. — Серьезно? Неужели за такое отчислят?
Ланской криво улыбнулся.
— Детство закончилось, господа курсанты. Теперь за все свои поступки вы будете отвечать по полной строгости. Шанс исправить ситуацию я вам дам. Не воспользуетесь им — пеняйте на себя.
Толпа растерянно молчала. Слова майора звучали устрашающе, особенно для неподготовленных ребят, но я был уверен, что виновник не явится с повинной.
— После построения все приступают к своим обязанностям согласно расписанию, — приказал Ланской. — Господа курсанты, желаю хорошего дня.
— Хорошего дня, ваше благородие! — пронеслось нестройным хором над двориком.
Майор развернулся и направился к крыльцу корпуса. Баранов махнул рукой, давая знак, что построение закончено.
— Курсанты, в столовую!
Мы начали расходиться, переглядываясь, некоторые перешептывались. Я чувствовал, как в и без того пасмурном дворе повисла тяжелая атмосфера.
Львов подошел ко мне, слегка тронув за плечо.
— Думаешь, кто-то признается? — тихо спросил он, озираясь на других курсантов, которые уже направлялись на завтрак.
— Маловероятно, — ответил я мрачно, глядя вслед Ланскому. — Тот, кто решился на такое, явно хорошо все обдумал. Но если он решит промолчать, рано или поздно майор его найдет.
Если только я не найду его раньше.
— Главное, чтобы это не создало новых проблем, — добавил Юсупов. — Люди быстро поддаются панике и слухам. Если кто-то решит, что руководство скрывает что-то важное, может подняться бунт…
— Маловато напряжения для бунта, — ответил я.
— Да, но ты же знаешь, что умелые провокации могут расшатать людям нервы…
— Мы этого не допустим.
В общей курсантской столовой уже было шумно. Звенели приборы, стулья скрипели по кафельному полу, доносился гул голосов. Мы взяли свои подносы и направились к свободному столу
