Ведьмина поляна – 2 - Василий Головачёв
– Разберётесь?
– Для этого мне надобно посетить район кладбища.
– Что ж, когда-нибудь это станет возможно. Тем более что решение послать в разведку самолёт уже принято. Но было бы неплохо отправить навстречу флоту конунга и хтон. К чему ждать, когда он приблизится к нам на расстояние удара?
– Правильно! – воскликнул Малята, присоединившийся к отцу. Но, заметив взгляд старшего из-под бровей, он сконфузился. – Звыняйтэ.
– Что ты имеешь в виду? – прогудел воевода.
Малята встрепенулся.
– Отправим вперёд самолёт и двинем следом наш флот, захватив хтон. Было бы славно ударить первыми. Если конунг опередит нас, жертв будет намного больше.
– Согласен! – вырвалось у Максима.
Гонта посмотрел на него внимательно.
– Россия пережила примерно такой же момент, – добавил пограничник. – Нанесла опережающий удар по нацистам Украины в феврале две тысячи двадцать второго года. Если бы мы этого тогда не сделали, война началась бы на нашей территории и сопровождалась гигантскими жертвами. Я это к тому, что и здесь нужно поступить так же.
– Рад слышать поддержку, – кивнул Милан. – Сегодня я буду в столице, навещу князя и передам ему ваше предложение. Вернусь завтра. Филипп, начинайте готовиться к походу.
– Слушаюсь, – проворчал Гонта.
* * *
Хозяйственники воеводы расстарались, и все члены экспедиции были одеты в болотокосы – местные «спецкостюмы» наподобие российских костюмов для экстремального туризма. В болотокос входило тонкое бельё из местного шелкольна (его ткали пауки, живущие на стеблях льна), штаны с красивым ремнём, пушистая рубашка, кюлот-безрукавка, кафтан (колонтарь из пластин золотого дуба, не пробиваемых ни ножом, ни мечом) и шапка под бейсболку с длинным козырьком. Разнились костюмы только цветом: у мужчин они были сине-фиолетовые, у женщин (Любавы, Марфы и Окулины) – серо-серебристые. Сшиты костюмы были великолепно и пришлись всем впору, давая владельцам свободу действий.
Вооружились по местным меркам круто.
Во-первых, взяли с собой хладуна, которого приручил Малята. Можно было взять ещё одного, но Гонта отказался дать лягву, сославшись на необходимость прикрывать хтон во время похода флота. Его собирались отправить навстречу флоту конунга сразу вслед за самолётом.
Во-вторых, помощники Хороса предоставили разведчикам опытную партию гранат со слюной хладунов, а также два электрошокера с электрическими скатами вместо батареек.
Загрузили на борт и «взвод» клювастых воронов, обученных не только вести аэроразведку, но и нападать на врагов. Птицами командовали двое бойцов Любавы и Окулина, способные, как и весь отряд, пользоваться глушарами.
Кроме того, все ратники имели те же «мослы», а четверо были вооружены пневомушкетами, не считая мечей и ножей.
Из боевой живности, кроме воронов, взяли с собой и стайку стрекоз, используемых в качестве наблюдателей, а также рой шмелей, чаще всего применяющихся росичами для отпугивания еуродских диверсантов. Шмели не особо поддавались обучению и тренировке, нападая на всё, что движется, поэтому выпускали их только в случае крайней необходимости, вбрасывая рой в гущу врагов. Шмели не разбирали, кто перед ними, свои или чужие, могли атаковать самих обороняющихся, отчего их следовало направлять точно на цель.
К сожалению, бластеры в форме браслетов, найденные в бардачках самолёта, действительно были разряжены, и зарядить их от местной электрической (лептонной) сети не удалось. Погоревав о невозможности применить это грозное персональное оружие атлантов, Максим сосредоточился на управлении аппаратом, предоставив спутникам самим решать, чем они вооружатся. Своим личным оружием он считал нож (взяли два десятка прекрасно уравновешенных лезвий) и глушар, которым он научился владеть не хуже ратников.
Из бухты вывел самолёт Максим, занявший место первого пилота. Справа от него за панель управления села Любава, слева Марфа. Сердце корябнул коготок вины: образ сотника Гвидо всё ещё мутил совесть, хотя в гибели его Максим виноват не был.
Перед самолётом раскрылся грандиозный океан Великотопи, за кормой уходил к горизонту тепуй Роси, воспоминания уступили место необходимой сосредоточенности, и Максим почувствовал в душе азарт. Захотелось побыстрей добраться до флота выродков и схватиться с конунгом, жаждущим мести и полного желания уничтожить всех росичей, потомков гипербореев, вынужденных отстаивать право на жизнь.
Однако минута бежала за минутой, мимо проплывали горы пены, водорослевые холмы, коралловые атоллы, полосы фитопланктона, то и дело в воде мелькали головы или хвосты обитателей болота, отовсюду доносились характерные для Великотопи звуки, ничего особенного не происходило, и Максим через час «полёта» отдал джойстик Любаве.
– Командуй, я подремлю.
Она пересела на его место.
– Отдыхай, до кладбища плыть и плыть.
– Милан сказал, что флот конунга отошёл от кладбища, поэтому мы можем встретиться с ним раньше, учти.
– Пару часов можно не беспокоиться.
– Надеюсь. – Максим вышел из кабины в салон, где сидели, негромко переговариваясь, ратники отряда, и встретил их взгляды.
– Тревога? – спросила темноволосая, с глазами-вишенками, Окулина. Ничего героического или суперменского в её облике не было, но умение девушки обращаться с глушаром вызывало уважение.
Впрочем, в отряде быстрого реагирования, которым командовала Любава, все девушки прекрасно владели оружием, обладая при этом обликом и красотой подиумных (по впечатлению гостей из России) моделей. Марфа, ближайшая сподвижница дочери воеводы, тоже была красавицей, претендующей, по мнению Сан Саныча, на звание «Мисс Вселенная».
Максим улыбнулся, вспомнив признание Александра, мельком подумал о Верике, сестре Любавы, в которую влюбился военком. Девочка, а по сути, девушка, тоже обладала модельной внешностью.
– Нет, нам ещё далеко, – ответил он на вопрос Окулины. – Посижу тут в уголочке.
Спутники снова занялись беседой, изредка обмениваясь шутками. Они были молоды, сильны, хорошо тренированы и не думали о том, какие препятствия ждут их впереди. Впрочем, и Максим был далеко не старик и относился к жизни с эйфорией уверенного в себе человека. До поселения в Роси основной чертой его характера являлся здоровый флегматизм, хотя при этом он не отказывался от рискованных мероприятий и с удовольствием метал ножи. Но выход за границу своего миропонимания, а ещё больше – жизнь росичей и встреча с Любавой, резко изменили душевное состояние бывшего инженера, и теперь он жил иными категориями, приспособившись к росичскому экстриму и не страшась угроз.
Устроившись в самом тупике салона в хвосте самолёта, молодой пограничник какое-то время наблюдал за проплывавшими в смотровой полосе островками, которых становилось всё меньше (самолёт выбрался на более или менее свободное пространство болота), и не заметил, как уснул. Проснулся же от укуса в голову, как показалось. Он даже отмахнулся от «комара». Однако никто его не кусал, это включилась интуиция, развившаяся в новых условиях бытия до состояния сторожевого «автомата».
Из-за перегородки перед пилотской кабиной появилась Марфа, увидела, что командир отряда открыл глаза, поманила рукой.
Максим с готовностью направился за ней.
Самолёт перестал мчаться как торпеда и теперь еле
