Владимир Михайлов - Королевы Маргины
Камера оказалась совершенно другой, с точки зрения тюремных властей – куда более надежной. Но Сану это как раз беспокоило меньше всего: проламывать стены она не собиралась.
Тревожным оказалось другое: новая охрана.
И потому, что состояла она целиком из женщин, и было их никак не менее десятка.
Но еще более – потому, что были они, эти женщины, какими-то странными.
Нет, с виду у них все было в порядке: бабы как бабы. Скорее даже девушки. Наверное, подбирали их для этой службы с великим тщанием и собрали такую команду не сразу: были они очень похожи друг на друга и фигурой, и чертами лица, и манерой двигаться, даже голоса были схожими, а больше всего – взгляды: безмятежно-равнодушные, как бы мимо тебя глядящие глаза, ни на что не реагирующие (как ни старалась Сана расшевелить их хоть немного, и улыбалась, и гримасничала, даже язык высовывала, на нее продолжали смотреть, как на пустое место – но такое пустое место, которое следует бдительно охранять). Она попробовала было перейти к более активным действиям – стала говорить, как она рада, что охранять ее поручено женщинам, что она просто истосковалась по женскому обществу, хорошо бы познакомиться, девочки, что там будет – то и будет, но сейчас-то к чему об этом думать, если есть возможность просто пообщаться… Девочки, а где вы такие прически делаете? Дорого стоят, наверное? А одевают вас красиво, и сами вы красавицы, даже завидно, честное слово… Про себя же думала: «Рыбы сушеные, от вас же льдом веет, вас жалеть впору – кто же вас, таких, трахать станет? Разве что белые медведи, да и то вряд ли. Нет, я поняла, зачем вы тут существуете. Меня сторожить – это случай, эпизод, а на самом деле вы здесь для того, чтобы использовать вас как средство наказания для приговоренных мужчин, или еще лучше – для получения показаний от тех, кто не желает сотрудничать с правосудием: подложить любую из вас под такого – и он сразу же закричит о явке с повинной, потому что уж лучше получить срок, чем разочароваться в прекрасной идее вечной женственности…»
Но, какими бы они в конце концов ни оказались, найти какой-то способ воздействия на них было необходимо.
«Иначе ведь и в самом деле всерьез убьют», – подумала Сана с неожиданным, непривычным для нее ощущением страха.
Рогнед, я тебе верю и в тебя верю – не можешь ли там как-нибудь поторопиться? А то ведь приедешь – а меня уже сожгут или зароют, и ты будешь об этом очень сожалеть, это я твердо знаю: будешь.
– Девочки, а можно, я шапочку примерю? Ну, хотя бы вот твою… Как тебя, кстати, зовут? А то как-то неудобно – даже имен не знать…
Деревянным, безличным голосом, монотонно та охранница, к которой Сана обращалась, отчеканила:
– Не разговаривать. Не приближаться. Можно сидеть. Можно лежать. Можно оправляться. После доставки пищи можно есть.
А поскольку Сана все-таки успела сделать шаг по направлению к ней, безымянная охранница сама шагнула ей навстречу, обеими руками схватила за плечи, стиснула так, что Сана невольно вскрикнула – и толкнула к узкой и даже по виду жесткой койке.
Нелегко получалось с налаживанием общения. Попробовать еще что-нибудь?
Сидя на коечке, Сана запела, стараясь, чтобы голос звучал повеселее, мужскую партию из того самого дуэта, который она якобы исполняла вместе с покойным Нагором. Если, конечно, она правильно уловила то, что вспоминалось сестричке. Неплохо устроилась Зора, тихоня. А впрочем... Если только удастся отсюда выбраться – честное слово, Рогнед ничем не хуже. Не так богат – ну и что? На свою судьбу Сана сейчас не имела причин жаловаться.
«Дай руку мне, красотка» – и призывно протянула руку к другой служивице, как бы приглашая ее присесть на коечку, плечом к плечу, и для начала все-таки завязать несложный женский разговор. Тяжела ли служба, как платят, пристают ли мужики, живут ли девочки здесь на казарменном положении или квартируют в городе, одни или с родителями – потому что замужними они ну никак не выглядели. А дальше – сам разговор покажет.
– Не петь. Не делать резких движений.
Все та же монотонность – раздражающая, как капающая из крана вода. Хотя и из других уст.
Ах, вы так, красавицы сырокопченые. Ну, ладно. Не хотите по-хорошему – сделаем по-моему. Тем более что задерживаться тут нет никакого смысла. Вы, похоже, воспринимаете и чувствуете, как и движетесь и говорите, синхронно и синфазно. Это значит, что, воздействуя на одну, я воздействую на всю вашу компанию. Это очень хорошо. Попробуем для начала что-нибудь простенькое…
Сана сконцентрировалась. И излучила:
«Подними правую руку. Подними правую руку!»
Никакой реакции.
«Ты меня слышишь, ты меня воспринимаешь. Ты выполняешь все, чего я требую. Ты подчиняешься мне. Подними правую руку!»
Как от стенки горох. Да что же это, в конце концов!.. Что же – я их никак не одолею? И тогда – меня убьют? Рогнед, во что ты меня втравил? Но ты же не хотел этого, скажи, не хотел? Я – еще понятно: ради младшей. Наверное, она ради меня тоже пошла бы на риск. Но ведь ты уверял, Рогнед, что меня не оставишь, хотя со мной и не соглашался, и вообще…
Почему ты так далеко, Рогнед?
Вот когда Сана почувствовала настоящий страх. За себя, за собственную жизнь. Впервые, может быть, на своем веку.
Закрыла глаза. К счастью, хоть на это не последовало реакции вроде «Не моргать! Не жмуриться!».
Глава, предшествующая заключительной
1
Маргина. Лес. Днем 18 меркурия
Зора открыла глаза. Медленно, с трудом, преодолевая желание спать еще, спать, спать – и ничего больше. Сначала не увидела ничего – словно туман стоял вокруг. Память шевелилась очень медленно, однако в результате возник все-таки разумный и уместный вопрос: я, кажется, уснула?
Наверное, она не только подумала так, но и выговорила. Потому что тут же услышала извне:
– Так оно и было.
Теперь глаза сами собой раскрылись широко, до предела. И через них хлынула информация. Словно плотину прорвало.
Она по-прежнему лежала. Но не на траве. И не окружало ее множество деревьев. Вокруг – близко – виднелись белые стены, а покоилась Зора в постели; вокруг располагалась всякая всячина, чье предназначение, похоже, было давно и хорошо известно. Небольшого напряжения хватило, чтобы понять: это – компдиагност, а вон то – простая капельница, а стоящее рядом с кроватью – женщина.
Женщина – молодая, пожалуй, красивая, неплохо одетая – под голубым докторским халатом, только накинутым на плечи – блестящие брюки беж, черный свитер с высоким воротом, прическа высокая, аккуратная, длинные серьги в ушах, не слабая цепочка на шее, на ногах (пришлось немного повернуть голову) – лодочки на среднем каблуке. И, похоже, очень сердитая.
– Что это ты у нас под забором спать улеглась? Другого места не нашла?
Оглядела Зору внимательно.
– Ты кто? Откуда взялась? Куда шла? Зачем?
Ответ возник сам собой:
– Шла к вам, куда же еще.
Стоявшая подняла брови. Потом усмехнулась:
– Вот как? Ну, тогда ладно. Гостьей будешь. Как самочувствие?
Зора без колебаний ответила:
– Нормально. Есть хочется.
– Тогда вставай. Накормим. Послушаем, что расскажешь интересного. А дальше видно будет.
Что-то не очень обнадеживающее таилось в последних словах. Но Зора решила пока не придавать этому значения.
– Скажите, а куда это я попала?
– Ты что же, даже не знаешь?
– Ни вот столько! – Зора показала ноготок мизинца. – Я ведь вас даже не увидела. Откуда вы вдруг взялись?
Мгновенная улыбка проскользнула по губам женщины.
– Не увидела – выходит, плохо смотрела. А вообще-то тебе о нас и не положено знать. Это нам интересно будет услышать о тебе – что ты за птичка. Ладно, разговоры – потом. Передвигаться в силах? Прекрасно. Старшина! Тата!
Девушка возникла в дверях. Тоже одетая вполне по-сегодняшнему, словно только что прибыла из большого города.
– Я тут, Катя. Ах, виновата. Слушаю, капитан!
– Накорми гостью, чем сможешь. Не то она до ужина не доживет.
– Не допустим. Пошли со мной, девушка. Овощное рагу будешь?
– Все на свете!
Все-таки если терпеливо ждать, удача приходит. Надолго ли? Это другой вопрос.
* * *Зора вслед за Татой, старшиной, вышла из палаты – такое определение для помещения само собой напрашивалось – и невольно сразу же остановилась. Странное ощущение возникло: словно она попала куда-то не туда, куда следовало, хотя на самом деле она и не представляла – как, собственно, должно выглядеть то, где ей нужно было бы оказаться.
Если это – та самая поляна, что все время ускользала от нее, не позволяла приблизиться; и если именно здесь обосновались те самые комбионы, «кукушки», о которых говорил комендант Вангель, то тут (предполагала Зора) следовало увидеть что-то вроде легких разборных домиков, маленьких, на двух-трех жильцов каждый. Но сейчас, когда перед женщиной открылся неожиданный простор (то ли эта обширная поляна была сотворена природой, то ли немалый участок леса расчистили люди), Зора увидела не домик, и даже не большой дом, но целый поселок, может быть, даже – городок.
