Константин Дроздов - Свастика в Антарктиде
— Пусть Штайнер проведет дознание, а ты окажи ему живейшее содействие, Эрик. Я же возьму ход дознания под личный контроль.
Я кивнул и отправился на поиски Штайнера. Искать его долго не понадобилось — он стоял у распахнутой настежь двери номера доктора Гельмута Брума. Офицер повернул ко мне сильно побледневшее лицо. Я подошел к нему и заглянул в номер — Гельмут Брум из команды Рауха тоже был мертв.
— Я хотел поговорить с ним по поводу смерти доктора Рауха. Дверь была не заперта. Я ее толкнул и увидел вот это, — промямлил Штайнер.
Мы прошли в номер Брума. Веревка, на которой висел хирург, была перекинута через крюк для лампы. Ноги болтались рядом с краем кровати. На Бруме был его повседневный серый костюм, как всегда гладко отутюженный. Мертвые глаза на землисто-синем лице узкими щелочками смотрели в сторону входа. Все вещи в комнате на первый взгляд были на своих местах. И лишь неразобранная постель по краю сильно замята. Обстановка в номере была скудная, а набор вещей, которыми пользовался Брум, минимален, поэтому осмотр не занял много времени. Ничего подозрительного мы не обнаружили. Через полчаса тело хирурга аккуратно сняли и понесли на осмотр и вскрытие. Штайнер отправился вслед за носилками, а я решил осмотреть комнату Рауха. Теперь его смерть не казалась мне естественной. Пройдя к номеру Рауха и аккуратно сорвав печать, я сделал шаг вперед и неслышно притворил за собой дверь. Быстро осмотрев почти пустую прихожую, я прошел в гостиную и, встав на пороге, окинул ее взглядом слева направо. Здесь обстановка тоже была довольно скудная — репродукция с видом рейхстага на стене, небольшой диван, а в центре стол с пустой пепельницей на нем и тремя симметрично расставленными вокруг стульями. Окно на улицу было наглухо закрыто. Можно было подумать, что здесь никто никогда и не жил. Я решил пройти в спальню. А вот здесь все оказалось совсем по-другому. Вся комната была небрежно завалена стопками книг по медицине, вырезками из журналов и газет. То тут, то там можно было видеть небрежно брошенный пиджак или переброшенные через спинку кровати или стула брюки. Многочисленные полки на стенах плотно заставлены книжными томами, моделями человеческих органов и опять же медицинскими журналами. Гравюры Франсиско Гойи заполняли пространство между полками. Пепельница на прикроватном столике была забита окурками. Если прихожая отражала то, какое Раух старался создать впечатление о себе в глазах других, то спальная комната представляла его совсем с другой стороны. Каждый сантиметр этой комнаты был занят каким-то предметом. Здесь Раух не позволял убирать и даже белье менял сам. «Как в таком хаосе что-то обнаружить?» — подумал я и вдруг понял, что все же кое-что обнаружил. Я повернул голову в ту сторону, куда смотрел еще секунду назад, и подошел к одной из книжных полок. Здесь, в плотном ряду толстых тетрадей в коленкоровых переплетах, было свободное место. И хотя полку по всей длине покрывал густой слой пыли, на месте просвета в ряду тетрадей пыли не было. Одна из них исчезла, причем совсем недавно. Взяв тетради с полки, я опустился в кресло, предварительно сбросив с него стопку книг. Усевшись поудобнее, я приступил к изучению рукописей.
Поначалу я решил, что это дневники, фиксирующие результаты медицинских изысканий, но, читая страницу за страницей одну из истрепанных тетрадей, я начал чувствовать, как тошнотворный ком подступает к горлу. Раух описывал опыты над людьми, и с каждой страницей я понимал, что это была не столько погоня за научным открытием, сколько наслаждение болью и страданием другого человека. Упиваясь своей кровавой «работой», Раух в подробностях описывал мучения своих жертв и этапы их предсмертных агоний. Как сломанная бездушная машина, он резал и кромсал людей. Но ему нужна была не только кровь. Раух болезненно желал власти над душами людей, пытаясь создать препарат, подавляющий волю человека, делающий его послушной марионеткой. Он создавал химические препараты, комбинировал наркотики, проводил операции на головном мозге. На одном из этапов к опытам присоединился доктор Брум, который явно разделял патологические наклонности Рауха. Читать стало невыносимо, и я отбросил мерзкие записки в сторону. Задумавшись, я вспомнил свой разговор с Раухом у себя в кабинете. Уже тогда я начал догадываться, что он болен. Благодаря Осирису по форме черепа, чертам лица, непроизвольным движениям тела и множеству других особенностей, вплоть до формы ушей и цвета глаз, генорга можно было прочитать как книгу. Целый ряд признаков указывал на сильные отклонения в деятельности головного мозга. Фриц Раух был сломанной машиной — сбой на генетическом уровне или что-то иное. Слуги Осириса уничтожили бы его, как бракованный экземпляр. Тело человека-генорга поддавалось лечению, но поврежденный мозг ставил на нем крест. Если бы таких, как Раух, можно было распознавать в начале их жизненного пути, сколько нормальных людей могло избежать мучительной смерти. А ведь этот извращенный вивисектор пользовался доверием второго человека в рейхе. Я снова посмотрел на тетради и ужаснулся пришедшей мне в голову мысли: «А если такие „сломанные машины“ приходят к власти? Кто они — те, кто пишет законы, диктует правила, управляет государством, ведет народ на войну? И ведь находятся такие, как Брум, и другие, которые помогают им. А ведь это уже стая, клан. А ты сам? Разве у тебя и Рауха не один хозяин?»
Я поставил тетради на место и вышел из апартаментов. Предав полоске с печатью первоначальный вид, я отправился в свой номер. «Хозяин один, а цели разные», — ответил я сам себе, поднимаясь по лестнице на третий этаж. Но это было слабое утешение.
Заварив свежего чая, я уселся на подоконнике нашей гостиной с видом на город внизу. Горячая кружка обжигала пальцы. Магдалены еще не было, и я находился в полутемной комнате один. Из головы не выходили тетради Рауха. Я тряхнул головой, пытаясь отвлечься от страшных образов, стоящих перед глазами.
Легкий двухместный самолет мягко скользил над пологими песчаными холмами. Время от времени внизу проносились небольшие изумрудные оазисы с поблескивающими на солнце озерами. Пару раз мне удалось разглядеть сквозь листву турели автоматических лазерных пушек, провожающих нас своими стволами. Великий Сет в кресле пилота был недвижим и молчалив. Все уже сказано, и поставленная мне задача ясна.
Вскоре самолет достиг невысоких, но обширных, тянущихся на десятки километров, скалистых гор. Сет перевел двигатели в вертикальное положение, и самолет завис над горной площадкой. Еще мгновение, и летательный аппарат коснулся поверхности плато. Сет посмотрел в мою сторону. Обычно жесткий и холодный взгляд его золотых глаз на этот раз был печален. Он положил свою тяжелую руку на мое плечо. Мне показалось, что Повелитель решил мне что-то сказать, но он промолчал.
Площадка с самолетом стала медленно опускаться вниз, глубоко под землю. Гигантские створки над нами сомкнулись, и наступила темнота. Лишь светились разноцветные огни приборной доски. Когда появился свет, я огляделся. Наш летательный аппарат находился в большом подземном ангаре. Совсем рядом с нами высился боевой дисколет, отливающий серебром обшивки. Как только мы покинули кабину, из темных ниш вдоль стен ангара на свет выступили три боевых кибера. Трехметровые гиганты с человекоподобными телами и уродливыми головами, утыканными антеннами, молча обступили нас углом, сканируя на наличие оружия. Детекторы киберохранников измеряли пульс, частоту дыхания, интенсивность потоотделения гостей. Подозрительный Осирис проверял даже друзей. Никто не должен был застать его врасплох. Сет все это учел. Мы излучали спокойствие и не имели оружия.
— Приветствуем тебя, командор Сет, и тебя, офицер Кверт, — прорычал металлическим голосом один из киберов. — Вы можете пройти.
Мы двинулись по широкому и высокому туннелю, уходящему в глубь земли, под скалы. Мощные колонны с резными шумерскими орнаментами поддерживали свод. Боковым зрением я время от времени замечал пронизывающие взгляды других геноргов, прячущихся в темноте за колоннами. Они были намного опаснее стальных гигантов.
Наконец мы достигли входа в приемный зал великого Осириса. У входа нас встретили два воина-генорга, вооруженных грозными «молохами». Но больше опасаться следовало не мощных пистолетов-пулеметов. Генорги уставились нам в глаза, пытаясь сканировать мозг и понять, с чем мы пришли. Но Сет был искусным программистом. Он вместе с Осирисом создавал нас, и поэтому спустя всего лишь несколько минут мы свободно вошли в зал, где на троне восседал Великий Командор. Я сразу же упал на колени. Сету дозволялось только склонить голову и приложить правую руку к груди. Осирис, седовласый гигант в свободной белой одежде, по-отечески улыбнулся своему соратнику и, встав с места, двинулся навстречу. Он шел, высоко подняв голову. Его тысячелетнее, но без единой морщины молодое лицо было идеальным ликом бога, сошедшего с пьедестала. Осирис приближался, раскидывая руки для дружеского объятия. Я закрыл глаза и мысленным взором окинул зал, полностью растворившись в ощущениях. Кроме нас троих, в зале не было никого. Верный цербер и любимец своего Командора гермафродит Исидо в этот момент подавлял мятеж в другом полушарии планеты. Осирис Хун был обречен. За мгновение до моего рывка, увидев, как исказилось от ненависти лицо его некогда преданного помощника — Второго Командора «Стяга Шумера» Сета Руна, он вдруг понял, что пришел конец. В этот момент я совершил свой молниеносный прыжок на грудь трехметрового колосса. Осирис мог успеть отразить атаку своего соплеменника Сета, но не мою. Отточенным движением руки я вырвал божественный кадык и отскочил в сторону прежде, чем Хун пал на колени.
