Теневик. Конец войны - Денис Старый

Это что же, я-то тоже — иной? Человек ведь не может так передвигаться, как это делаю я. Ещё шаг, ещё. Искры ударяются в то место, где я только что стоял. Делаю ещё шаг и оказываюсь за спиной лысого.

— Бах-бах-бах! — раздаются выстрелы.

Пришли в себя и красноармейцы. Контроль над их сознанием спал, будто пелена. Бойцы и офицер открыли огонь, и явно не по мне. Но, это существо оказалось не менее быстрым, чем я, и могло уходить от выстрелов.

— Дай уйти! Не держи меня! Или я убью их всех! — голос был уже не в голове, щуплый лысый требовательно вопил, а я просто услышал, как, уверен, и остальные, эти слова.

Очередной заряд молний расколол камень брусчатки рядом со мной, и я изловчился поймать один из крупных осколков плывущих в этом киселе.

— Н-на! — выкрикиваю я и кидаю его в лысого.

Камень, к моему удивлению, летит быстро, даже слишком, но не это самое важное. Я хотел попасть в ухо существу хотя ведь это почти невозможно, так быстро он перемещается — и попал, куда метил.

— А-а! — болезненно выкрикивает существо, замирая на секунду.

— Бах-ба-бах! — не зевают красноармейцы и офицер военной комендатуры.

Лысое существо с яркими желтыми глазами получает в придачу ещё три пули в своё тщедушное тельце и замертво заваливается на землю. Мир вокруг сразу же, как по щелчку пальцев, перестаёт быть тягучим, медленным. Казалось, что я вынырнул из воды, где наблюдал за неспешным подводным миром, а на поверхности — чемпионат по скоростным гонкам на гидроциклах.

Я не знаю, что именно меня сподвигло срочно убегать, но наверняка и мне ведом инстинкт самосохранения. Что бы ни произошло, я не хочу быть арестованным, допрошенным, изученным и расчлененным. Это я, конечно, утрирую, но сам служил, знаю, что такого уникума, чья скорость на порядок превышает любую человеческую, а ещё и самого не знающего до конца своих возможностей… Конечно, такого будут исследовать, с толком, с чувством, с расстановкой, невзирая ни на что, жёстко, если надо, а если сочтут опасным для общества — то и убьют.

Я должен осмотреться, хоть что-то понять из происходящего, а уже потом решать: стоит ли идти на сотрудничество с властями, или сами власти не многим лучше, чем убитое существо… Или… Да как же так получается, что тут, в Кёнигсберге бегают эти желтоглазые существа! А я? Человек ли? ЧЕЛОВЕК!!!

Сделав два столь же быстрых шага, как и в бою с лысым, я оказался за ближайшим домом. Благо, улочки в этом теперь уже советском городе — узкие, а вокруг достаточно мусора, горы кирпичей и обломков. С моей скоростью передвижения скрыться среди всего этого было несложно.

— Бах! — прогремел выстрел, а я видел, как мимо пролетела пуля, только чуть опережая меня.

Я провожал пулю взглядом!

Никто меня не преследовал, хотя это понятно — успеть вряд ли получится. И у меня возник вопрос: а почему же лысый не убежал? А ещё существо что-то говорило, чтобы я его не держал. А я разве держал?

Поняв, что за мной никто не гонится, даже почувствовав это, я, напротив, решил вернуться назад. Чтобы получить хоть какую-то информацию о происходящем, нужно не бегать, а наблюдать.

Я должен был посмотреть, как будут действовать красноармейцы, или, может, какие-то специальные службы, что прибудут на место происшествия. В голове моментально была произведена оценка ситуации, и я увидел место, откуда мог бы безопасно наблюдать за происходящим.

Я мчался, но не чувствовал ног. Пространство вокруг смазывалось, здания дрожали, будто я протискивался сквозь саму реальность. Сто метров? Двести? Чёрт, я не знал, сколько пробежал, но когда остановился, мой след ещё вибрировал в воздухе. И ведь это был бег с препятствиями, так как камней вокруг навалено не на один десяток сломанных или ушибленных ног. На миг подумалось, что неплохо бы мне заняться профессиональным спортом. Куда там Усэйну Болту или другим спринтерам до меня?

Так что скоро я оказался на втором этаже здания с разбитыми стёклами и даже с дырами, зияющими в стенах. Прислушался, но никого не почувствовал, не услышал. Здание было пустым. Понадобилось ещё минуты две, чтобы увидеть и оценить пути отхода и занять наиболее выгодную позицию с хорошим обзором на то место, где было убито существо.

Прильнув в стене, через отверстие от чего-то, похожего на результат работы крупнокалиберного пулемета, я вполне вольготно расположился на кирпичах и стал наблюдать за тем, что происходило снаружи.

Кстати, тот восточного типа парень, который до последнего не поддавался гипнозу лысого, теперь достал чётки и начал что-то приговаривать. Что интересно, капитан военной комендатуры не останавливал этого красноармейца — хотя в эти времена атеизм был, так сказать, государственной религией, а иное каралось.

Так что? В Красной Армии есть такие, как я? А кто я?

Глава 3

Я должен был посмотреть, как будут действовать советские бойцы или какие-то представители спецслужб, что обязаны будут прибыть на место происшествия. Даже то, как скоро появятся следователи, как они станут себя вести на месте, уже покажет, насколько подобные встречи здесь нормальны — или ненормальны.

Прильнув к небольшому отверстию в стене (видимо, по этому дому работал крупнокалиберный пулемет), я вполне вольготно расположился на груде кирпичей и стал наблюдать за тем, что происходило снаружи, концентрируя внимание на том пятачке, где только что я, вместе с красноармейцами, убил некое существо.

Сперва тело лысого существа было взято под прицел винтовок и пистолета офицера комендатуры. Слышались еле различимые выкрики, призывающие всех бойцов и офицеров, что находились рядом, покинуть улицу. Куда-то побежал один из сопровождавших меня конвоиров.

— Эй! Сержант, улицу перекрой и никого не пускай! — слышались приказные выкрики.

Офицер же военной комендатуры уже прильнул к стене дома и держался за голову, его явно терзали боли. А вот тот парень с азиатской внешностью не испытывал дискомфорта. Он зашёл за угол здания и читал молитву, теребя в руках чётки. Я понимал, почему он спрятался от начальства — в эти времена атеизм был, так сказать, государственной религией, а иное каралось. От этого человека веяло… Нет, не тем злом, что я уже научился распознавать, а другой энергией. Это же он больше всех — кроме меня, конечно