Эвис: Неоднозначный выбор - Василий Горъ

Естественно, размеры и сам рассказ я брал не из радужных грез — отталкивался от маркеров, стараниями Амси появляющихся на экране тактического комплекса, и читал подготовленный ею же текст. А она, для большей наглядности, щедро разбавляла его цепляющими за душу примерами:

— Если добавить к получившемуся участку кусок под налоги, которые эта семья должна будет заплатить хозяину земли, учесть возможность наступления дождливого или засушливого лета и вспомнить о том, что зерном с удовольствием лакомятся птицы и многие дикие звери, то надел потребуется раза в три больше.

— А ведь этим крестьянам надо не только есть, но и во что-то одеваться, запасать на зиму дрова, покупать сено для коровы или саму корову… — поддержала меня Найта, читающая тот же текст. — Да и налоги — это еще не все: чтобы зерно превратилось в муку, надо купить телегу и мешки, довезти урожай до мельницы, заплатить за работу и мытарям на въезде в город, за место на рынке и так далее и тому подобное. А после всего этого еще и умудриться довезти вырученные деньги до дому.

— Именно! — кивнул я. — А теперь я покажу, сколько стоит простенький серебряный кубок, конь, меч и родовой перстень…

В этот момент принц слегка оживился. Но ненадолго — сообразив, что ни одного упомянутого мною предмета крестьянской семье не купить при всем желании, нахмурился.

— Теперь задумайтесь вот о чем: на всем этом огромном наделе трудится не вся семья, а лишь взрослые. С рассвета и до заката. С ранней весны и до начала осени. И каждый день! Почему? Да потому, что зерно, брошенное на землю, просто так не прорастает…

Кусок лекции, посвященный основам земледелия, Тарг слушал с все усиливающимся изумлением. Особенно после того, как узнал, что большая часть крестьянских семей возделывают землю деревянными инструментами, ибо железные и стальные слишком дороги. Когда я предложил ему представить себя крестьянином, по полю которого в самом конце лета пронеслась кавалькада из сотни-другой охотящихся благородных, принц невольно дотронулся до рукояти меча. А где-то через час, когда мы проезжали мимо полей, на которых трудились местные жители, очень внимательно приглядывался к тому, что они делали, то ли сравнивая с тем, что услышал из лекции, то ли примеряя каждое их действие на себя.

В течение оставшейся части дня я его больше ничем не терзал — давал знаниям улечься в голове и прорасти в душу. Поэтому мерно покачивался в седле, изредка корректировал направление движения отряда, а сам либо учился, либо общался с семьей, благо с момента имплантации тактического комплекса успел разобраться с большей частью его возможностей и научился набирать и отправлять текстовые сообщения почти незаметными шевелениями пальцев левой руки…

…До места будущей ночевки, выбранной для нас Стешей, добрались незадолго до заката. Вот тут мне пришлось поднапрячься — взять принца в напарники и последовательно объяснять ему каждое свое действие. То есть, учить самым простым вещам — обихаживать лошадей, обустраивать место для ночлега, собирать валежник и расставлять сторожки. Сначала вымотавшийся за день мужчина понимал объяснения далеко не с первого раза. Но когда сообразил, что я никуда не тороплюсь и готов заставлять его делать одно и то же хоть до утра, заставил себя собраться. Поэтому был оставлен в покое не так уж и поздно — минут через пятнадцать после окончания трапезы. Вернее, после того, как вместе со мной сходил к речке и собственноручно вымыл тарелку и нож.

Он обрадовался. Добрался до кучи лапника, застеленной плащом, лег, с наслаждением вытянув ноги, и… еще полтора часа, открыв рот, наблюдал, как я гоняю Найту и своих вассалов…

…Следующие три дня пути были похожи один на другой, как капельки росы. Подъем на рассвете, часовая тренировка, завтрак, дорога с редкими привалами, обустройство лагеря, еще одна часовая тренировка, ужин и сон. Стеша, которая нас вела, выбирала маршрут таким образом, чтобы заросших лесом участков было как можно меньше, а полей и перелесков — как можно больше. Но перебирать ножками нам это не мешало — минимум треть пути я, Найта и мои вассалы проделывали пешим по конному, то есть, бегом, держась рукой за стремя.

Весь второй день наследник престола наблюдал за этими пробежками, тихо дурея. И, кажется, с нетерпением ждал момента, когда, наконец, хоть кто-нибудь да взбунтуется. Не взбунтовался никто. Мало того, на вечерней тренировке все те, кто «весь день» несся по полям «со скоростью лошади» выкладывались так, как будто бездельничали месяц-два и соскучились по нормальным нагрузкам. А на следующий день бежали так же бодренько, как и накануне!

Террейл задумался. А когда поймал чей-то насмешливый взгляд, решил делать то же самое. И хотя пробегал относительно немного — по полкилометра за каждый подход — к вечеру плавился от гордости.

Еще одним небольшим отличием последующих дней от первого были темы лекций: все промежутки между пробежками я рассказывал «вассалам» об экономике. То есть, объяснял, откуда берутся те вещи, которые мы используем в обычной жизни, сколько стоит вложенный в них труд, какую длинную цепочку рабочих рук проходит, скажем, кусок руды для того чтобы в конечном счете превратиться в меч и так далее. Кроме этого, рассказывал и о налогах, заставляя спутников прослеживать процесс накопления средств от тех, кто что-то выращивает или производит, до королевской казны.

Тем было много, и все разные. Но их объединяла одна-единственная мысль, кстати, ни разу не высказанная мною вслух: «Крестьяне и ремесленники — фундамент благосостояния благородных. А тот, кто посягает на их имущество, здоровье или жизнь, является наиглавнейшим врагом короны».

Вообще лекции, подготовленные Амси, были очень интересными и невероятно образными. Благодаря этому все, что я озвучивал, само собою откладывалось в памяти. И вынуждало задавать вопрос за вопросом. Само собой, не меня, а вассалов. А ответы на них расставляли акценты именно так, как требовалось. Видимо, поэтому к концу четвертого дня ежедневного воздействия на мозги все те отдельные фрагменты, которые я описывал, вдруг собрались в общую картину и поразили и меня, и Найту, и парней до глубины души. А наследника престола сподобили сформулировать ту самую мысль, к которой его подталкивали. Правда, получилось у него это несколько сумбурно.